ГОРОД АНГЕЛА

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » ГОРОД АНГЕЛА » Новый форум » Fallout: Equestria - Ископаемое


Fallout: Equestria - Ископаемое

Сообщений 1 страница 30 из 65

1

https://33.media.tumblr.com/da79f7599342b0667db31c741f0ffc57/tumblr_n918gkysCK1rx7485o3_r1_500.png
Авторы: Lucky Ticket и Alnair.
Редактор: Whistle Brass.

Оригинал на google docs

“...И запомните, стажёры. Красный – это “фаза”, синий – это “ноль”. Прямо как в душевой кабине – холодной водой вы точно не ошпаритесь”.

“Зе-лё-ный. И толстый, как лиана. Откуда он тут взялся?” За два года своей службы в бригаде электриков Стойла я изучила почти все отмеченные на картах закоулки, в том числе и коммуникационные тоннели и шахты. Потому повидала я многое, но грязно-зелёная линия, ползущая по стене – вот это было мне в новинку. Даже то обстоятельство, что в Шахте-9 я ещё ни разу не работала, так как там уже несколько лет ничего не ломалось, не снижало странности того, что я увидела.
Впрочем, странности странностями, но сначала нужно было закончить работу на аварийном участке. Я вставила янтарный камень в гнездо, прижала его железным фиксатором, закрыла крышку щитка и включила питание. Через стекло было видно, как камень начал излучать тёплый свет, ток пошёл по проводам, издавая низкое гудение, а где-то внизу заработала система вентиляции.
– Ээй, Коппер! – прокричала я ниже в шахту. Металл завибрировал эхом.
– Aaaa? Если что, я ничего не нажимала! – тонкий голос стажёрки Коппер Вайр из-за переотражений казался ещё выше и звонче, чем обычно.
– Ясное дело, что нет – это я систему запустила. Мне другое нужно. У тебя Справочник с собой? Если да, то открой его на 119-й странице и скажи, что там пишут по поводу кабелей диаметром в треть копыта и с оплёткой зелёного цвета.
– Сейча-ас! – Коппер Вайр так забавно тянула гласные, что можно было сразу догадаться: ей очень хочется меня порадовать. Она вообще относилась к моей персоне с излишней заботой и вниманием, что выражалось в весьма прозрачных намёках, которые я предпочитала игнорировать. Что радовало, перед Коппер я могла вести себя так, словно сама всего три недели назад получила кьютимарку. Пусть я формально была её начальником, мне совершенно не хотелось быть образцом для подражания для этого жеребенка.
Вопреки ожиданиям, моя ассистентка молчала довольно долго. Справочник она знала почти наизусть, но, судя по всему, пристально вчитывалась в него сейчас, чтобы дать точный ответ. При всей своей внешней несерьёзности и юном возрасте к работе она подходила ответственно.
Наконец снизу донёсся голос.
– Додо, удивишься! – радостно-игриво ответила моя напарница. – А таких в природе нет. Я и книгу пролистала, и конспект Мастера посмотрела. Нет его – и всё тут!
– Тогда перед моим носом не болтается такой кабель, а я сплю, – ответила я. Мне и правда хотелось вздремнуть пару часиков. Даже шезлонг в Атриуме под унылые завывания виолончели Октавии вполне подошёл бы. – Ладно, счищаю грязюку, кххе, ищу маркировку… Кх. Готово.
– Диктуй!
– NS-35 модификации 2
– Додо, это левак какой-то. У меня самый лучший справочник, дополненное издание. Индекса NS вообще нету. По толщине самый близкий – СmС-34 модификаций 1,2 и 3. У твоего оплётка резиновая?
– Не-а, ткань. Крупное “зерно”.
– Поздравляю, ты спишь, вися на карабине, и бормочешь мне всякий бред в стиле историй про Дэрин. Смена давно закончилась, а ты тут пыль собираешь. Спускайся.
– Ну тебя, лучше выпусти трос на всю длину, а я хоть погляжу, куда ведёт эта “лиана”.
– Оки, доки...
– ...сила в токе. Я полезла! Скажи Шорт Сёркит, чтоб доминошки без меня не начинала.
– Обяза-а-тельно, – догнала меня последняя фраза помощницы номер один.
Сразу после того, как Коппер спустилась обратно в Стойло, я отодвинула крышечку, закрывавшую микрофон, встроенный в ПипБак, и сделала аудиозаметку: “Пятое ноября, 20:35. Вечерняя смена окончена. Состав смены: старший электротехник Дэзлин Даск, стажёр Коппер Вайр. Проблема: короткое замыкание в электрощитке “9-12”. Результат: проблема успешно устранена, произведена замена трёх пакетных выключателей, поставлен более мощный фильтрующий кристалл. Примечание: обнаружен зелёный

0

2

кабель маркировки “NS-35 модификации 2”, не указанный в Справочнике. Рассчитываю добраться до верха шахты, чтобы установить, куда он ведёт. Конец записи”.
Задвинув защитную крышку обратно в ПипБак, я перестегнула карабин страховочного троса чуть выше головы и начала восхождение.

* * *

Карабин в вертикальных шахтах – очень полезная вещь. По стенке через равные промежутки идут железные скобы со специальными проушинами. Цепляешься к ним, подтягиваешься на страховочном тросе где-то на метр, затем перецепляешь карабин и тянешь свой вес выше, выше...
Чтобы подъём не проходил даром, я включила радиотрансляцию из каморки Кашемир Вейв, нашей доморощенной диджейши, которая уломала Смотрительницу вклинивать в официальный эфир радио “Симфония” двухчасовой марафон бодрой неклассической музыки. Около двадцати минут зажигательного хуфф-н-ролла и флэнк-свинга мне было обеспечено. Не то чтобы я ненавидела классическую музыку, но постоянное её наличие в Атриуме, коридорах, комнатах отдыха и даже уборных, если честно, утомляло. Наша Смотрительница была старомодна в музыкальных предпочтениях, впрочем, как и многие представители старшего поколения. Мне же хотелось чего-то более прогрессивного, хотя говорить такое применимо к музыке, написанной двести лет назад, довольно странно.
Почти у самого потолка шахты скобы закончились, кабель ушёл в стену, а слева от него обнаружилась гермодверь, запертая на рычаг. Одновременно подтянувшись на рычаге и толкая дверь от себя, я ввалилась в высокий и узкий коридор, выкрашенный тёмно-серой краской и впитавший ржавчину железяк, которые то и дело выступали из стен. Из-за высокой влажности по полу стелился туман, зелёный кабель так и тянулся вдоль правой стены, а под потолком неприятно мерцали тусклые лампы. Пахло сыростью и гнилью.
По левое копыто от меня располагался дверной проём, ведущий в вытянутую комнату с остатками железных кроватей и потрескавшимся кафельным полом. Обследование этого когда-то жилого помещения привело к тому, что в моей седельной сумке появилась пара коробочек с заколками для гривы и хвоста, несколько довоенных монеток и изрядно потемневший значок “Слесарь третьего разряда”. Ух, да я уже начинала ощущать себя настоящим археологом! К сожалению, больше интересных находок не было. На полу остался бесполезный мусор, вроде разбитых бутылок и ржавых консервных банок, поэтому я вернулась в коридор.
Примерно у второй лампы мой страховочный трос натянулся так сильно, что его пришлось отстегнуть от пояса и примотать к ближайшей железке. Примерно после пятой лампы (а больше горящих ламп в коридоре и не было), я споткнулась о какую-то трубу, так что пришлось включить фонарь ПипБака и тыкать им в темноту, чтобы заранее видеть подобные препятствия. Это помогло не удариться головой о потолочную балку, когда коридор резко пошёл вверх, а кабель уполз в щель между правой стеной и потолком.
В Стойле я такого решения не видела ни разу. Коробом закрыть – пожалуйста, на крючья повесить – тоже можно, но укладывать кабель в узкую щель, откуда его не всякие копыта достанут – это было верхом дилетантства. Я ещё выбравшись из шахты ощущала, что этот коридор уже не относится к Стойлу, поскольку у нас я даже на нежилом уровне не видела настолько заброшенных комнат, а теперь сомнений уже не оставалось: эти помещения строили не Стойл-Тековцы. Одна тайна зацепилась за другую, и я, стараясь не упустить из виду кабель, теперь ползущий по потолку, ускорила шаг.
Приветливый голос Кашемир Вейв попрощался со своими преданными радиослушателями и в эфире воцарил Кантерлотский Симфонический Оркестр. Я выключила трансляцию и задумалась.
Интересно, куда я умудрилась забраться? Слой пыли под ногами подсказывал, что сюда уже очень давно никто не заходил. Может быть, я вообще первая, кто здесь оказался с момента постройки этих помещений? Не то, чтобы в Стойле яблоку было негде упасть, но все же нечасто удавалось найти места, которые вообще никогда никем не использовались.
Становилось зябко, я даже чувствовала небольшой сквозняк. К моему разочарованию, коридор “Не-Стойла”, как я мысленно окрестила эти помещения, упёрся в высокий и узкий колодец: круглые бетонные кольца, знакомые ржавые скобы и неизменный загадочный кабель, который по-прежнему тянулся вверх. Отличие было только в том, что за спиной больше не болтался страховочный трос.
Сидеть на крупе и придумывать что-то хитрое совершенно не хотелось, сквозняк донимал, а любопытство распирало. Впервые за этот день я решила пустить в ход свои крылья, слабые, но временами очень полезные.
Крылья. Из всех пони в Стойле они были только у меня. Дело в том, что я единственный в нашем Стойле пегас.
Оказаться первым, родившимся за два столетия существования нашего закрытого сообщества пегасом, – перспектива, я прямо скажу, не радужная. Чего только я не натерпелась из-за своей непохожести на остальных. Меня обзывали мутантом, ошибкой природы, смеялись над моими попытками научиться летать. Пару раз дело доходило до стычек в коридоре. Одна из них закончилась для меня ударом рога под рёбра и неделей в лазарете. Даже моё имя – Додо – на самом деле было прозвищем. Если верить довоенной книжке про животных, так называли птицу, которая умудрилась вымереть ещё задолго до того, как на Эквестрию упали первые жар-бомбы. Но зачем обижаться на то, что тебя сравнивают с птицей, пусть и не умевшей летать?
Я подталкивала себя вверх взмахами, повисала на передних копытах, упиралась задними. Поначалу колодец казался бесконечно длинным, как “Концерт для виолончели до-мажор” в исполнении Октавии, а ещё он был настолько узок, что кончики крыльев едва не упирались в стены. Два раза я отдыхала, вися на поясном карабине и успокаивая

0

3

сбитое дыхание. Ощущение сырости, буравящей позвоночник, прошло, но накопилась усталость, которую – о да! – мог снять только шоколадный батончик “SPECIAL choice” (с орешками!), который я зубами вытянула из нарукавного кармана. Меня всегда интересовало, почему “SPECIAL” в названии пишется заглавными буквами, но в нашей электробригаде никто об этом понятия не имел, даже Мастер Шорт Сёркит.
Вися на поясном карабине, я уплетала шоколад и думала: вот какого сена я вообще туда, наверх, лезу? Да, уже вижу люк в потолке, но до него минимум половина пути. А если люк заварен или с той стороны висит замок? Но ЗЕЛЁНЫЙ кабель! В Стойле, где есть только красные, синие, чёрные и ещё полосатые, чередующие в себе вышеназванные цвета, так и просыпается жажда первооткрывательства.

* * *

Голова коснулась холодного металла. Я напрягла задние ноги и упёрлась лбом в круглый ржавый люк. Он был такой тяжёлый, что при всех моих усилиях поднимался на полсантиметра, не больше, и только при давлении вверх. По всей видимости, перемещению люка вбок мешал его обод, в котором он, к тому же (предположительно) глубоко сидел.
Вот тут я разозлилась. Отстегнув поясной карабин, что являлось грубым нарушением техники безопасности при работе в коммуникационных шахтах Стойл-Тек, я одновременно уперлась в лестницу всеми четырьмя копытами, расправила крылья и стала со всей силы молотить ими по густому от тумана, но не желающему меня держать воздуху.
Левитация коммуникационного люка посредством собственной головы – это задача, посильная для взрослого единорога, но при том условии, что он обладает мощным телекинезом. Коппер вряд ли с этим справилась бы. А я, наверняка вся красная от напряжения, висела над треклятым колодцем с железным блином на голове! Полсекунды, может, секунду. Сначала люк упал вбок, потом я грохнулась носом вперёд.
Перед глазами было темно, а в висках бешено стучало. Зажмурившись, я ждала, когда пройдёт это отвратительное ощущение.
Я открыла глаза и сфокусировала взгляд... на почти бесформенной куче, которая лежала прямо передо мной. Трупный запах, намного более резкий, чем у того радтаракана, что два месяца назад окочурился в системе вентиляции, ударил мне в нос. Словно пронзённая молнией, я почти без помощи крыльев отпрыгнула назад. Если бы я была менее удачливой, то, скорее всего, упала бы в дыру и умерла в мучениях на дне злополучного колодца, но я стояла на четырёх несгибающихся ногах и таращилась на останки того, кто погиб здесь до моего появления.
В свете ПипБака я видела полуразложившийся труп жеребца с неестественно вывернутой шеей и сломанной передней ногой – кость из неё так и торчала. Судя по всему,

0

4

несчастный умер прямо на люке, пытаясь его открыть, и, похоже, вес его тела как раз мешал мне вытолкнуть люк наружу. Трупы пони я до этого никогда не видела, тем более так близко, поэтому вид гниющих останков, одетых в грязные зелёные лохмотья, спровоцировал ожидаемый эффект – меня замутило. Я зажмурилась и попыталась успокоиться, но сочетание головной боли, этого ужасного запаха и самого осознания столкновения со смертью скрутило мой желудок в спазме. Открытый люк, перед которым я стояла, пришёлся очень кстати.
Нет, сильно легче мне не стало. Меня колотило. Даже дыша ртом, я чувствовала зловоние, а мозг выстукивал мысль: “Додо, беги отсюда!”. Но так просто сорваться с места в галоп не получилось. Сначала я подняла голову вверх, чтобы хоть как-то унять новую волну тошноты, затем, стараясь не смотреть в сторону покойника, стала обходить люк, для чего мне пришлось одновременно двигаться вперёд и влево, то есть практически боком. Привело это к тому, что я упёрлась в шершавую стену серо-коричневого цвета, а через пару шагов вдоль неё угодила передним копытом в яму, наполненную ледяной водой! Мой ПипБак начал трещать, сигнализируя о повышенном уровне радиации в воде, так что, отдёрнув копыто, я подалась вправо, где споткнулась обо что-то крупное и – ай! – острое и растянулась на животе. Только после этого я сообразила, что фонариком надо светить не вперёд, в темноту, а себе под ноги. Треск ПипБака прекратился, но уже то, как он реагировал на воду, подтвердило опасения наших учёных: даже за два столетия Эквестрия не смогла оправиться от заражения.
Я поднялась на ноги, чувствуя, как тёплая кровь течёт по задней ноге. Меня по-прежнему мутило. Ещё бы! Но, несмотря на боль, вперив свой взгляд почти в пол, ощущая слабость в ногах, и потому периодически спотыкаясь о какие-то предметы, я старалась уйти как можно дальше от места смерти пони.
Чёрт, лучше бы я напоролась на гору дохлых радтараканов, это было бы омерзительно, но, в общем-то, терпимо. Но видеть останки разумного существа, такого же, как ты сам, умиравшего в темноте и сырости, было куда более тяжёлым испытанием, наводящим на мрачные мысли. Я пыталась от них избавиться, сосредоточившись на обхождении ямок в полу и кусков потемневшей штукатурки, которыми тот был усеян. Свет от фонарика вновь скользил по неровной стенке, которая шла по левое копыто от меня. Я решила двигаться именно вдоль неё, поскольку пространство справа не удавалось “прощупать” лучом, идущим от ПипБака.
Судя по всему, помещение, в которое я выбралась из технического колодца, было каким-то заброшенным складом. Следов ящиков видно не было, но выбоины и трещины в полу говорили о том, что контейнеры могли спешно вывозить. Мои размышления были прерваны блеском ещё одной фонившей лужи, которую я успешно обогнула, а затем упёрлась в угол помещения, оказавшийся очень неровным и выщербленным.
Вот тут я, наконец, решилась обернуться назад. В пределах видимости был только неровный пол, усеянный бетонной крошкой. Вдали поблёскивала лужа радиоактивной воды, в которую откуда-то с потолка падали капли. Признаки тошноты отступали, а люк с трупом остался позади, что меня немного успокоило. Я попробовала поймать радиоволну нашего Стойла, чтобы понять, насколько далеко я ушла. Но приёмник шипел помехами, и я не услышала даже вездесущей виолончели. Вместо неё качественно и отчётливо ловился другой сигнал, увы, представлявший собой всего лишь высокий писк, повторяющийся раз в две секунды. Послушав его с полминуты и так и не дождавшись каких-либо изменений в эфире, я выключила радиомодуль.
Достав из седельной сумки аптечку первой помощи, я начала приводить себя в порядок. Прежде всего, надо было разобраться с раной на внутренней стороне бедра, оставшейся от куска арматуры, торчавшей из пола. Основные рекомендации из медицинских курсов, на которые нас, электриков, чуть ли не силой сгоняли, оказались очень полезными. Во всяком случае, результатом промывки раны и последующей перебинтовки задней ноги я осталась довольна. Узел получился хоть и не такой аккуратный, но крепкий. Теперь, когда я угрохала половину содержимого аптечки, дело оставалось за малым.
Растирая ушиб, оставшийся от той проклятой трубы из коридора Не-Стойла, я сидела в бледно-жёлтом пятне света, окружённая со всех сторон темнотой и пыталась разобраться, что же делать дальше. О возвращении обратно в Стойло прежней дорогой не могло быть и речи, во всяком случае, в ближайшее время. Следы зелёного провода были потеряны, а поверхность пола была такая неровная, что приходилось светить себе прямо под ноги, чтобы не набить очередной синяк. Определённо, мне не хватало мощного прожектора, который именно в этот раз я не стала брать с собой...
А вот тут ситуацию можно было немного улучшить! Я вспомнила хитрость, которую несколько раз использовала в самых тёмных шахтах Стойла. В памяти моего ПипБака среди прочей дребедени вроде инструкций по технике безопасности, уже неактуальных напоминалок, списков дней рождений и получений кьютимарок, была картинка, представлявшая собой сплошной белый, то есть, в представлении ПипБака, — жёлтый цвет. Вот её я и развернула на весь экран. Вокруг стало заметно светлее, и это позволило мне понять, что пространство, в котором я нахожусь, не является ни комнатой, ни коридором, ни складом, ни вообще чем-либо, что можно было бы идентифицировать как помещение, в котором живут и работают пони.
Водя подсветкой ПипБака по стенам и потолку, я сопоставляла увиденное с личным опытом и понимала, что закравшееся в голову подозрение подтвердится прямо сейчас. То, что стены не были ровными, я заметила уже давно, но теперь удалось разглядеть их внимательнее. Вообще, самым ровным вокруг меня был пол, стены же с потолком проще всего было назвать “бесформенными”. Они выглядели так, словно их снаружи смяло какой-то неведомой силой. Я бы и посчитала, что это последствия мощной бомбардировки, если бы не тот факт, что сама их поверхность была сделана из неизвестного мне материала, совершенно непохожего ни на один из металлов или пластиков, которые использовались у нас в Стойле. Стены были сырыми и грязными – протерев поверхность стены рукавом своей куртки, я оставила на нём широкий грязный мазок. Такой грязи я нигде ранее не встречала — это не были наслоения пыли или потёки масла. Больше всего это напоминало мне порошковую смесь, используемую в водоочистных фильтрах, только там она была несколько светлее.
Наконец я поняла, чем на самом деле являлась бетонная крошка, устилавшая пол и те

0

5

предметы покрупнее, о которые я отбила себе все копыта. Они не были бытовым мусором, не являлись кусками арматуры. Это были камни! Да чтоб меня! Это были натуральные камни, а я находилась в естественной каменной пещере! Сырой, грязной, пыльной, настоящей пещере, прямо как в моих любимых книгах!
Усталость, боль в ногах и даже мысли про ужасный труп мгновенно отошли на второй план. Я поняла, что пересекла ту границу, которую в какой-то степени удавалось преодолеть только сидя в библиотеке, читая приключенческие книги о похождениях Дэрин Ду. Всякий раз, когда Дэрин оказывалась в очередной пещере или древнем храме, мне хотелось быть на её месте или, на худой конец, на месте её помощницы — той самой, с голубой шкурой, у которой в каждой книге было разное имя, — но увидеть это все своими глазами! Быть помощницей Мастера Шорт Сёркит было, безусловно, интересно, я любила своё инженерное дело и знала, что смогу многому у неё научиться, но это не шло ни в какое сравнение с участием в настоящей археологической экспедиции.
И вот я оказалась в пещере сама! Потрясающе. В тусклом свете ПипБака я видела блестящие от влаги стены, неровные, неправильные линии на камнях и витающую в воздухе пыль. Даже воздух тут был не такой, как в Стойле и тех служебных колодцах, которые явно к Стойлу не относились. Трупный запах уже не доносился сюда, и я могла дышать полной грудью, ощущая непривычный холод и сырость пещерного воздуха.
Здесь не было ветра, как не было и отзвуков эха. Эта неестественная тишина оглушила меня. Пришлось даже подать голос, чтобы убедиться, что я внезапно не потеряла слух. Впервые в жизни я столкнулась с чем-то непонятным и настолько незнакомым, как это пространство. Это было и жутко, и захватывающе одновременно. Я сделала несколько пробных шагов на месте, чтобы проверить, хорошо ли закреплена моя повязка на ноге. Бинт держался, рана больше не кровоточила. Я повернула за угол и вновь чуть не споткнулась о ряд “зубов”, торчащих из пола. Из книжек я знала, что они называются сталагмитами.
Да, в этой пещере, с искривлёнными стенами и камнями под ногами, двигаться было совсем непросто. Вместо того, чтобы бодро рысить вперед, как я обычно делала в коридорах Стойла, когда опаздывала на смену, приходилось постоянно смотреть себе под ноги. Однако медленный темп и старательное высматривание препятствий привели к тому, что я заметила своего старого знакомого — зеленый провод! Изрядно потемневший и грязный, он бежал вдоль стены пещеры, закрепленный на ржавых железных крючьях. “Значит, всё-таки он не закончился в колодце. Куда же, сено мне в уши, он ведёт?” — подумала я.
Игра продолжилась. Я готова была тратить время и силы, только бы разгадать эту загадку. По моим ощущениям, прошло не меньше четверти часа, прежде чем я заметила, что что-то изменилось. Я остановилась и попыталась понять, что именно. Так и есть: воздух стал холоднее и свежее, и словно откуда-то потянуло сквозняком. Если в безветренной пещере постоянное движение заставляло обливаться потом, то теперь малейшее дуновение ветра заставляло меня дрожать от холода. Из книг я знала, что если не хочешь замерзнуть — надо двигаться.
Просторная пещера сменилась узким тоннелем, потолок которого далеко не везде был под стать моему росту. Когда попадались развилки, я неизменно выбирала то ответвление, в которое уходил провод. Мне часто приходилось нагибать голову, а в нескольких местах я и вовсе была вынуждена пробираться ползком на животе, толкая перед собой седельную сумку и плотно прижав свои крылья к бокам. Единственное неизменное свойство, которое, с одной стороны, заставляло тратить силы, а с другой внушало веру в успех моего предприятия, заключалось в том, что тоннель всё время шёл вверх. И судя по тому, что тьма впереди словно стала чуть менее темной, он подходил к концу.
Поверхность! Еще вчера я даже не мечтала выбраться за пределы Стойла. Точнее, мечтала, но не представляла себе, как это осуществить. Ещё будучи пустобокой, я облазила все известные уголки Стойла и знала, что мой дом — это ограниченное замкнутое пространство, выход из которого не предусмотрен. И вот сейчас у меня появился шанс увидеть тот мир, от которого мы отгородились два столетия назад!

* * *

“...Шагнув в яркое пятно света, Дэрин невольно зажмурилась, а когда её глаза привыкли к освещению, достала из седельной сумки бинокль и принялась изучать раскинувшийся перед ней вид. Цель её путешествия, Запретный Город, утопал в зелени, которая не встречала никакого сопротивления и прорастала сквозь окна, крыши, вилась по стенам Сторожевой Башни, украшенной величественными статуями грифонов, потемневшими от времени, но всё ещё выглядевшими грозно. Оставленный столетия назад город не был разграблен, а потому не растерял былого великолепия. Вдалеке блестел золотой купол дворца...”
Я топталась на “пороге” пещеры, мялась в нерешительности и дрожала от холода. Я знала, что вместо Запретного Города там, снаружи, будет что-то совсем иное, то, к чему нельзя подготовиться. Спереди задувало белыми крупинками, которые, падая мне на нос, моментально превращалась в воду. Нетрудно было догадаться, что это снег, тот самый, из песенки про Зимнюю уборку. Также легко было предположить, что снаружи его намного больше, чем в пещере, а там где есть снег, присутствует и лёд. Я очень жалела, что у меня с собой не было термоса с чаем, а может, и чем покрепче...
Ааакхх-х. Эхо разнесло мой кашель по всему тоннелю. Отразившийся от стен, он казался совсем чужим и неестественным, а ещё было ощущение, что ему вторил какой-то совсем недружелюбный звук. Вспомнив про труп возле люка, я предположила, что в пещере могут жить какие-нибудь твари, которые, в отличие от меня, прекрасно видят в темноте. Это побудило меня осторожно двигаться к выходу. Сглотнув, я сделала последний шаг навстречу Поверхности.

* * *

Снега снаружи оказалось действительно много. Очень много! Он падал с неба постоянным потоком, и мне сначала показалось, что он должен очень скоро завалить меня по самую холку. Поначалу это было забавно, но довольно быстро холод начал проникать под куртку, а затем и до самых костей.
Cнаружи была ночь, но небо было настолько плотно застелено грязно-серыми облаками, что угадать это было невозможно. Поэтому я взглянула на цифры, мерцавшие в углу ПипБака – 00:15. Это моя первая ночь вне дома. Сомнительное достижение. И всё же, когда я читала о чём-то подобном в книгах, я знала — после такой ночи жизнь героя круто меняется. А обстановка, которая окружала меня сейчас, уже круто отличалась от той, в которой я находилась ещё каких-то три с половиной часа назад.
Постепенно привыкая к неприятному ощущению, когда снежинки впиваются в твою физиономию, а ветер грубо треплет гриву, я оглядывалась по сторонам. Вокруг не было ярких красок. Художник, рисовавший картину “Додо, вылезшая из пещеры”, решил использовать очень сдержанную, почти монохромную гамму: белое, серое, вкрапления коричневого.
Оглядев окрестный пейзаж настолько, насколько это позволила метель, я поняла, что пещера вывела меня на относительно ровную площадку, которая с трёх сторон обрывалась в темноту. Двигаться отсюда можно было только наверх; это как раз совпадало с неожиданным изгибом зелёного кабеля, облепленного кусками льда и пропадавшего под снегом чуть выше выхода из пещеры.
Уверена, если ты в джунглях, лезть по вырубленным в тропическом скальном массиве ступеням легко и приятно. Тебя обдувает тёплый ветерок, солнце согревает кьютимарку, а уверенный стук копыт предвосхищает большое приключение. О, Дэрин, я понимаю, почему ты так любила далёкие страны с южным климатом! Карабкаться по обледеневшему склону, когда твои ноги разъезжаются в стороны, а тонкая куртка после новой неудачи заметно прибавляет в весе от набившегося в неё снега, удовольствие более чем сомнительное. Самое большое издевательство заключалось в том, что склон совсем не был крутым, он был просто очень скользким и где-то на его середине я всякий раз съезжала вниз.
После очередной тщетной попытки, усадившей меня на круп, я отвлеклась на сообщение, мигавшее в углу ПипБака. Оказалось, что устройство высвечивало название той точки, где я находилась, — “Высота 472”. Помимо этого подгрузилась карта местности, на которой среди линий рельефа одиноко расположился прямоугольник, отмеченный как “тех. стр.”. Я понятия не имела, где и зачем в моем ПипБаке находилась карта Поверхности, но, в целом, это было вполне логично. Должны же были пони рано или поздно покинуть Стойла, верно?
Наличие наверху постройки, в которой можно было спрятаться от изрядно надоевшего ветра, перечеркнуло моё намерение возвращаться обратно в пещеру и придало сил. В этот раз я успела ухватиться за кабель зубами, тут же обняла его передними копытами и замерла. Теперь, имея под собой хоть какую-то опору, я осторожно ползла в сторону покосившейся железной конструкции, того самого Технического Строения, которое мне высветил ПипБак. Барахтаться в снегу мне надоело сразу, но, подтягиваясь на кабеле передними ногами, я продолжала скользить задними. Я понятия не имела, как сопоставить весь этот злой снежный пейзаж с теми яркими картинками, которые я видела в детских книжках. Я не знала, сколько ещё времени можно мёрзнуть на ветру, который, похоже, продувал мои кости насквозь, но мне становилось ясно, что та Катастрофа, от которой обитатели Стойла укрылись двести лет назад, сломала что-то и в небе и на земле.
Так я и ползла вдоль кабеля, пока чуть не упёрлась носом в чёрный камень. На нём белой краской была нарисована стрелка, указывающая прямо на металлическую башню, слева от которой располагалась одноэтажная пристройка, — во всяком случае, мне было приятнее думать, что это жилое строение, а не железный контейнер, набитый до отказа каким-нибудь ржавым хламом.
Почти сразу за камнем стала прощупываться более шероховатая поверхность, и мне наконец-то удалось вылезти из сугроба, отряхнуться и нормально осмотреться. Хотя смотреть-то было особо не на что.
Помимо вышки, которая выглядела как какая-то передающая радиоантенна, можно было видеть пару-тройку чёрных камней, только больших и без стрелок, и много белого снега, гораздо больше, чем я рассчитывала увидеть в одном месте. Но всё-таки было и необычное ощущение, которое меня, пожалуй, обрадовало — это отсутствие стен и потолков. Да, я продрогла насквозь, моя куртка вымокла, голова болела, а внутренний голос повторял: “Додо, ну куда ты лезешь?”, но чувство простора, в разы более сильное, чем можно было ощущать в Атриуме Стойла, переполняло меня.
Впервые в жизни я могла расправить крылья и совсем не опасаться, что задену какой-нибудь электрораспределительный щит, торчащий из стены, или ненароком зацеплю лампу, жужжащую под потолком. Инженеры, спроектировавшие наше Стойло, совсем не рассчитывали на то, что в нём будут жить пегасы, и потому выводили трубы и кабели прямо в коридоры, мол, их так чинить легче. Тут же всего этого не было! Если бы не накопившаяся за последний час усталость и сильный встречный ветер, я бы попробовала взлететь, тоже впервые в жизни — по-настоящему, с длинным разбегом, крутым виражом в воздухе и плавным снижением обратно в снег, носом вперед.
Но в первую очередь надо было обследовать строение без окон и дверей, которое хоть и напоминало грузовой контейнер, но имело двускатную крышу, из которой торчала небольшая радиоантенна, а вплотную к нему стоял ярко-жёлтый мусорный бак. Подобравшись к баку и приподняв крышку, я поняла, что постройка действительно когда-

0

6

то была жилой. На дне бака среди прочего мусора покоились ржавые консервные банки и пара бутылок, накрепко вмёрзшие в лёд. Обойдя строение по кругу, я добралась до входной двери. Она была не заперта, но так сильно примёрзла к косяку, что мне пришлось активно работать отвёрткой, откалывая лёд, а затем изо всех сил, а их оставалось очень мало, давить на её рукоятку, пока упрямая дверь не поддалась.
Щелчок главного рубильника включил свет, а вместе с ним и терминал, располагавшийся на письменном столе в углу помещения. Как назло, отопления в этом строении не было или оно не работало. Но отсутствие снега и ветра уже радовали. Решив оставить изучение терминала “на сладкое”, я стала рыться в небольшом настенном шкафчике и обнаружила там аптечку с бинтами, йодом, парой блоков лейкопластыря и таблетками “от головы”, а также гораздо более полезную в моём случае вещь — бутылочку коньяка “Эмбер Мэйр”. Разумеется, она была оставлена там также для лечебных целей.
Уу-х! Раньше мне не удавалось ухватить этой прелести в каком-либо основательном количестве. Мало того, что в нашем Стойле всех пугали ужасами, которые несет в себе алкоголь, так еще и техникам не положено было находиться пьяными на смене. За это можно было загреметь в операторы швабры и тряпки.
Разумеется, имея такое сокровище в своих копытах, я не смогла отказать себе в удовольствии её незамедлительно пригубить... до слёз из глаз и волны жгучего тепла, прокатившейся по всему телу. Изо всех сил стараясь вернуть себе способность дышать, я поняла, что вновь чувствую кончики своих копыт! Я вспомнила Стойло и что за такое “второе дыхание” можно было запросто получить взыскание от Смотрительницы. Повезет, если только взыскание — выслушивать нудные воспитательные беседы было в разы хуже. Мы все гордились нашим статусом культурной резервации Эквестрии, и эта гордость сыграла с нами плохую шутку, превратив все Стойло в прибежище для блеклых и скучных снобов. Хоть я и любила свое Стойло, как любят свой родной дом, я с удовольствием поучаствовала бы в знатном сабантуйчике. Всякий раз, когда Кашемир Вейв включала свой хуф-н-ролл, мне всегда хотелось сделать его погромче. Намного громче, чем позволял мой ПипБак. Или приличия.
Я сделала еще один глоток и продолжила исследовать строение.

* * *

Солидная подборка пожелтевших газет “Эквестриан Дейлайт”, “Пони Пресс”, откровенный постер из журнала “Вингбонер” с обворожительной кобылкой в... полосатых шерстяных носочках. Ох, как мне их сейчас не хватало! Судя по всему, житель этой каморки был жеребцом средних лет или, может, чуть старше, и жил тут один. О да, склад пустых коньячных бутылок под столом позволял утверждать это с высокой вероятностью.
Радиоприёмник “RCV-IV” почти сразу после включения хлопнул внутри и задымился. Впрочем, “Роял Кантерлот Войсы” особой надёжностью и не отличались никогда. Свой виниловый проигрыватель я в своё время собрала из трёх таких нерабочих “RCV”, да ещё Отдел Коммуникации пришлось пограбить на предмет запчастей. А вот стойл-тековский терминал работал исправно, но требовал ввести шестизначный пароль, которого ни на стенке прилепленного, ни на столе нацарапанного я не нашла.
Впрочем, я знала отличный способ, которому меня научили в том же Отделе Коммуникаций. О, на что только не пойдёт компьютерный гений в толстых очках и с кривой спиной, дабы привлечь женское внимание! А рассказал он следующее: так как компьютеры Стойл-Тек разрабатывались для массового использования в офисах, постоянно возникала проблема запоминания паролей. Секретарши, рядовые сотрудники, а ещё чаще директора предприятий доводили терминал до блокировки и, чтобы вновь ввести его в строй, нужно было доставать мастер-ключ, снимавший ограничение доступа. Чтобы не отвлекать своих квалифицированных сотрудников от их основной работы, Стойл-Тековцы внесли в устройство терминала простое изменение: добавили два контакта, замыкание которых проводом, ну, или, скажем, заколкой для гривы, при загрузке очищало служебную область, отвечавшую за хранение паролей. Понятное дело, для того чтобы добраться до заветных контактов, нужно было отключить питание терминала и отвинтить заднюю крышку, но уж с этим мог справиться и слабо подготовленный инженер, а я — тем более.
Минуты через три терминал вновь жужжал, а я просматривала записи, которые в нём сохранились.

Запись #28
Погода скверная, настроение тоже. Припёрлись эти ******сы из Стойл-Тека, спрашивают, что я знаю по поводу драконьей пещеры ниже по склону. А я чего, ****ь, туда соваться буду?
Провиант не поступал уже месяц, питаюсь консервированной фасолью да сушёной морковкой, что осталась про запас.

Запись #31
Эти идиоты не жалеют динамита. Гора так и трясётся, а я подпрыгиваю вместе с ней. Я не знаю, что за полезные ископаемые они там отыскали, но не удивлюсь, что вместе с их тяжёлой техникой я со своей хибарой, вышкой и фасолью (больше жрать нечего) провалюсь вниз к **ям!

“Ух, сколько грубых слов... Додо, ты не должна читать такое”.

Запись #34
Погода улучшилась, жду поставок продовольствия.
Надеюсь, что это будет...
*нечитаемая часть*
...потому что сколько можно жрать фасоль. Такими темпами меня скоро можно будет запускать в качестве метеозонда на реактивной тяге.

“Как смешно”.

По радио сообщили о том, что Зебры в очередной раз бомбят Хуффингтон. Ну, удачи им проклятым, пусть разобьют копыта нахрен.

Запись #38
А польза от этих придурков всё-таки есть. Они запитали мою хибару от своих мощных генераторов. Теперь свет мигает гораздо реже, да и обогреватель можно врубать одновременно с радиоприёмником.

“Интересно, что же он имел ввиду под “обогревателем” — вот ту длинную коробочку у противоположной стены? Так она никакого тепла не даёт”.

А в пещеру всё везут стройматериалы. Балки, листовой металл, катушки кабелей. Это совсем не похоже на строительство шахты по добыче угля или драгоценных камней.
Пегас, который наконец-то привёз провианта на 3 месяца вперёд, сказал, что ходят слухи о строительстве подземных бункеров, как у тех шишек из Кантерлота, только для обычных пони. Ну-ну, принцесья щедрость не имеет границ.
Новости, ****ь, всё хуже и хуже, в Литтлхорне зебры распылили какой-то жуткий токсин.

Запись #43
*нечитаемая часть*
...вереницы беженцев. И транспорт, разукрашенный символикой Министерства Мира.
Эти Стойл-Тековцы и правда выстроили подземное убежище. Выгребли драконову пещеру и ...
*нечитаемая часть*
...Стойло 96, то есть по всей стране их до***. Раз это не одиночный эксперимент и убежищ уже около сотни, дело принимает серьёзный оборот. Вся эта военная истерия, в которой захлёбываются уверения нашей новоиспечённой командующей Луны о том, что нет повода для паники, мне очень не нравится.

Ну да, я всегда знала, что порядковый номер нашего стойла — 96. Это было написано на плечевой нашивке моей куртки, эти цифры были проставлены на всех дверях и части вещей общего пользования. И всё же, мне больше нравилось называть свой дом просто “Стойлом”.

Запись #67
**нуло так, что я чуть в потолок не впечатался. Включил радио, а там тишина. Мёртвая. **здец наступил. Сбегал к утёсу, замечательный Склеп 96 горит адским пламенем, повсюду опрокинутые фургоны, вижу мёртвые тела. Лагерь Министерства Мира у подножия разметало во все стороны. Тянет блевать как от произошедшего, так и из-за резко ухудшившегося самочувствия.
И чего вы добились, ублюдки? Пони, зебры... Сраный прогресс, чёртовы мегазаклинания.

Запись #70
половину дня сидЕл в обнимку с приёМниКом. копыта трясутся, пару раз истериЧный голос веещал, что мэЙнхэттен обращён в руины, а ккантерЛот разъедает какое-то жуткое розовое облако, от которого не спасают даже коСТЮмы химззащиты. самое поганое, что пегасы закры...
*нечитаемая часть*
..., а жратва закончилась вообще. надо спускаться в этот грёбаНный ад, обыскивать лагерь флаттершаевцев. дежурство закончено, маяк всё равно вырубился, кратер от зебрячьей ракеты светится, как и снег вокруг. ЗеЛЁным, **ять. ВНИзу никаких шевелений, разве что склеП-96 продолжает гореть.

Запись #71
Навернул антирадина — три пакета, запил Эмберчиком. Тот, кто это читает, должен знать, что старина Мэйни Браун последние 5 лет исправно следил за маяком, и за это время тот ни разу, ***ть ни*** не погас. А теперь Мэйни тащит свой круп в чёртову неизвестность. Хотя бы удачи ему пожелайте?!

На этом нерегулярный дневник хозяина хибары завершился. Судя по записям, Мэйни был брюзгой, каких мало. Спившийся жеребец, не видевший ничего хорошего в жизни, но даже после нескольких страничек, очерчивающих его унылое существование, мне было любопытно — что же с ним стало. Помимо этих записей ничего содержательного в памяти терминала не было, разве что сводки о погоде двухсотлетней давности, говорившие о том, что условия существования на Высоте 472 были стабильно отвратительные.
Впрочем, я вспомнила, что так и не осмотрела ящики письменного стола. Те, что были открыты, оказались пустыми. Не считая нескольких довоенных монет, бутылочной крышки, канцелярских скрепок... не, бесполезная мелочёвка присутствовала на дне каждого ящика, но набивать карманы откровенным мусором мне не хотелось. Самый верхний ящик был заперт на ключ, который Мэйни, скорее всего, утащил с собой. Все свои надежды я возлагала именно на этот последний ящик.
Надо отдать должное тем, кто делал этот письменный стол. Замок был сложный и простого ковыряния отвёрткой в его недрах оказалось недостаточно. Основательно изуродовав личинку замка, я случайно заглянула под крышку стола, где и обнаружила заботливо припрятанный Мэйни ключ. Разумеется, теперь он был бесполезен, так как не проворачивался в замке ни вправо, ни влево. Но опускать крылья, когда мне брошен вызов? Ну уж нет!
Стол был сделан из дерева. Из крепкого дерева, ну, насколько я могла судить, исходя из скудного личного опыта. Похожий стол я видела в кабинете пожилого профессора, который не испытывал никаких предубеждений относительно моей внешности и даже давал на время книги из своей личной библиотеки. Надо ли говорить, что массивный деревянный стол с декоративной резьбой выглядел на фоне металлической отделки профессорской комнаты, по меньшей мере, странно.
И всё-таки, если деревья ломаются при сильном ветре, как я читала в одной книжке про стихийные бедствия, то, наверное, удар чем-то тяжёлым...
Пять, нет, уже шесть ударов. Стойл-тековский молоток, который я сжимала в зубах, оставлял глубокие вмятины в передней стенке ящика, а при ударе об замок высекал из него оранжевые искры. С каждым последующим ударом медленно, но верно замок вбивался внутрь ящика, пока не ввалился в него совсем, оставив после себя дыру, край которой я подцепила отвёрткой и потянула на себя. Да, признаю, это был не самый изящный вариант взлома, но довольно эффективный.
Вытянув шею, я заглянула в ящик и поняла, что все мои издевательства по отношению к замку были проделаны очень не зря. На дне ящика лежал большой чёрный пистолет! Конечно, не такой новый, как модели, использовавшиеся Службой Безопасности Стойла, но зато простой и надёжный. И что вдвойне меня обрадовало, он был заряжен.
Моя седельная сумка заметно прибавила в весе. Во всяком случае, какая бы живность там, в горах, ни водилась, теперь я могла постоять за себя. Я пока не представляла, как буду спускаться вниз по склону, но понимала, что нет никакого смысла мёрзнуть в хижине Мэйни Брауна. Нужно было добраться до лагеря Министерства Мира, о котором Мэйни упоминал в своём дневнике, но сперва уладить одно дело двухсотлетней давности.
Запрокинув в себя остатки Эмберчика из бутылки и метко забросив её в мусорную корзину, я резко распахнула дверь. Ветер сорвал “вингбонерский” постер со стены, а я опустила рубильник вниз. Свет в хижине погас, и темнота скрыла следы погрома, который я совсем недавно учинила.

~ ~ ~

Заметка: следующий уровень (2)
Новая способность: Суровый взлом. Теперь деревянные ящики, двери, сундуки вам не помеха. Немного грубой силы — и вы добираетесь до их содержимого. Однако помните: с контейнерами, сделанными из металла, этот номер не пройдёт.

0

7

https://pp.vk.me/c623430/v623430359/11d9c/Y8EddsHlNTs.jpg          Я стояла на улице и дышала на снежинки. Они испарялись прямо в воздухе, и от этого я ощущала себя огнедышащим дракончиком. Меня буквально переполняла жажда деятельности. Хотелось слепить снеговика, потом вынести всю груду коньячных бутылок на помойку, а дальше… Ох! Как я могла забыть про самое главное! Идея, которая посетила меня в хижине Мэйни, весело плясала в голове. Я поймала её и рассмотрела как следует. Она была гениальна!
Я же электромонтажник высокой квалификации! Не какой-нибудь новичок, едва держащий отвёртку в копытах. А это значит только одно: всё, что тут на Поверхности сломано, я могу починить! И я начну с маяка, который уже двести лет как не горит. Да, Мэйни, я принимаю твою вахту. К тому же это совпадает с ещё одной целью. Кабель! Вот теперь-то я вижу, где ты заканчиваешься!
Стоя у основания вышки, которая, несомненно, и была тем самым маяком, я слышала, как вся конструкция отзывается на порывы ветра протяжным скрипом. Зелёный кабель тянулся вдоль одной из её опор и терялся где-то вверху — обзор закрывала треугольная решётчатая площадка. На эту площадку вёл скобяной трап уже давно знакомого вида. Вида, я бы сказала, вызывающего. Меня так и подмывало покорить эту высоту, причём уже без всякой страховки.
Но вначале мне показалось забавным встать на задние ноги и упереться передними в одну из опор. Я оттолкнулась копытами от опоры, а потом резко упёрлась в неё. Башня не шелохнулась, и единственное, чего я добилась, это падения нескольких сосулек откуда-то с самого верха. Бац! Одна из них чуть не угодила в меня. Я повторила нехитрые движения и увернулась ещё от трёх острых сосулек. Какая я ловкая! Но мстительная железка приготовила последний сюрприз. Когда я в очередной раз вдарила по опоре, на меня упал здоровенный снежный сугроб. Я отряхнулась и поняла, что проигрываю башне со счётом 0:1!
Ну, я это так не оставлю. Пришла пора по-настоящему взяться за дело. Я обогнула угол башни и ступила передними копытами на одну из лестничных скоб. В отличие от шахт, где лестница располагалась вертикально, на вышке она шла под углом. Это немного облегчало задачу. Я энергично покоряла одну ступень за другой, в то время как башня дрожала от ощущения неизбежного поражения. Так-то!
Ах да, я совсем забыла упомянуть про ветер. Он пронизывал башню насквозь и, если бы я раскрыла свои крылья, то моментально воспарила бы высоко-высоко в небо."Не сейчас. Полетать я ещё успею – с площадки и стартовать всяко удобнее будет".
Похоже, я начинала привыкать к препятствиям подобного рода — до вершины вышки я добралась неожиданно легко. На самом деле я точно не знала, сколько времени у меня занял подъём. Зато я отчётливо запомнила тот момент, когда твёрдо, ну, или не совсем твёрдо, ступила всеми четырьмя ногами на обледенелую площадку и увидела своё отражение в тёмно-красной фонарной колбе!
О! Эту победу нужно было отметить. Вот только выпивка у меня вся вышла, а значит, был нужен какой-то другой жест."Ох, если бы у меня был флаг с номером убежища, я бы закрепила его на защитном ограждении площадки. Хотя… мой носовой платок отлично подойдёт! Он синенький с золотыми облаками. Красиво же!"
Привязав платок, я поняла, что покорила высоту над… Высотой 472. Хм, интересно, как её тогда можно назвать? 473? 472,5? Нет, ну-дя-ти-на же! Надо дать имя, только сначала хорошенько подумать над ним. В честь Принцесс называть такую маленькую вышку — это как-то совсем несолидно. Если я назову её в свою честь, это будет верхом хвастовства. Так что не подходит. Совсем. Я крепко задумалась, хотя знала, что ответ лежит на поверхности. Наконец, стайка весёлых и гениальных идей разбежалась по углам моего сознания и под ними оказалась спрятана одна очень стеснительная, но невероятно правильная.
Прочистив горло, я максимально торжественным тоном произнесла:"Я нарекаю тебя “Высотой Мэйни Брауна” — в честь твоего бывшего хозяина. Каким бы занудой он ни был, Мэйни всё-таки заботился о тебе. Менял лампы, очищал от наледи и ремонтировал электронику. Отныне и вовеки веков ты будешь носить его имя!" Для завершения картины не хватало только одобрительного постукивания копыт приглашённых на церемонию гостей, поэтому я сама постучала ими для порядка и затем изящно поклонилась в темноту.
Теперь мне осталось только возобновить подачу тока на лампу маяка. Кабель был цел и уходил в приземистое основание лампы, в котором был проделан специальный сервисный люк. Защёлка этого люка легко поддевалась обычной отвёрткой — было приятно осознавать, что стандарты Стойл-Тек соблюдались и на поверхности.
Открыв люк, я стала искать поломку. Ветер свистел в ушах, снег летел со всех сторон, решётчатый пол ходил ходуном, а я копалась под колбой из красного стекла с отвёрткой в зубах. Довольно быстро я нашла причину поломки и заглянула в то отделение своей седельной сумки, где лежали лучшие друзья пегаски-электрика: верный молоток, набор гаечных ключей, две бобины изоленты, синяя и красная, специальные щипцы, зачищающие провода, и многие другие полезные в моём деле инструменты. Я попыталась разложить их в нужном порядке перед собой и поняла, что это довольно трудное занятие.
Мне было тяжело сосредоточиться. Несколько раз я пыталась отвинтить гайку ключом большего размера, а один раз даже перепутала крестовую отвёртку с обычной. С каждой новой ошибкой я теряла заряд веселья, а голова становилась всё тяжелее и тяжелее. Дурацкая башня вновь стала одолевать меня. Обида на собственную неуклюжесть взращивала ощущение никчёмности. Ну ещё бы. Кому ты нужна, если не можешь как следует гайку завинтить? Заглушённый алкоголем голос разума понемногу прорезался в моей голове:"А вот не надо было так напиваться", — кричал он. —"Как ты теперь при таком ветре вниз спустишься, дура? Воспарить она хотела. Сначала нормально отвёртку прижми! И вот попробуй только замкнуть эти два кабеля!"
Последнее нужно было мне меньше всего, поэтому я положила отвёртку обратно в сумку, встала на ноги и стала резко мотать головой из стороны в сторону. Затем я дошла до края площадки, перекинула передние копыта через поручень и закрыла глаза. Холодный ветер дул в лицо, и сейчас я была этому рада.
Когда я вернулась к работе, то уже более свежим взглядом оценила свои недавние действия. Я чуть не испортила исправную электросхему! Вернув все вынутые детали на место и накрепко привинтив провода, я заметила в дальнем углу щитка истинную причину поломки. Проблема решалась до смешного просто: вот тут подкрутить, здесь перехватить изолентой и всё зарабо...
Яркая красная вспышка на мгновение ослепила меня, я инстинктивно подалась назад и, когда это мгновение закончилось, протаранила спиной хлипкое защитное ограждение. Я летела вниз и махала крыльями, пытаясь сопротивляться мощным порывам ветра. Впереди вспыхивала красная точка маяка. Воздушные потоки грубо кидали меня из стороны в сторону, видимость была нулевая, а моё умение летать вообще отрицательным. Увернувшись от острой скалы, неожиданно выступившей из темноты, я сделала несколько нелепых кувырков в воздухе и, окончательно потеряв управление, упала в глубокий сугроб.
Я лежала на спине, крупные хлопья сыпались откуда-то сверху, а перед глазами мерцали два красных круга. Разум говорил: заснёшь — замёрзнешь, но организм слишком многое вытерпел за эти несколько часов. Я моментально отрубилась.

* * *

Пронзительный писк, раздавшийся прямо возле уха, заставил меня открыть глаза. Будильник отметил 6.30 утра, – начало моего рабочего дня. Сейчас в душ.
П-похоже что кто-то сломал к-кондиционер. Иначе п-почему у меня в комнате так холодно? Еще 5 минут сна и встаю...
Я резко распахнула глаза, потому что вспомнила всё. Ну, верно: надо мной было грязное серое небо, уже без падающих снежинок, на вершине скалы мерцала красная точка; вокруг меня был снег, но ветер успокоился. Сколько же я пролежала в отключке? Час? Два?
Я привстала и почувствовала сильное головокружение, одновременно в глазах

0

8

потемнело, и мне стоило больших усилий удержать тело в вертикальном положении. Продолжая ощущать головную боль и отбивая ритмичную дробь зубами, я кое-как встала на ноги.
Бутылочка. Размером с копыто, ну, чуть больше. К сожалению, Смотрительница была права, и это вкусное пойло оказалось ядом для мозгов. Или эти мозги были неправы, решив вылакать всю ёмкость за раз. Мозги...голова...таблетки от головы! Мэйни хоть и был грубым работягой, но в выпивке и её последствиях разбирался. Что там на коробке значится? “Единорогам – две таблетки после еды, земным пони – одна таблетка после еды, пегасам...”, – я оторвала ценник, закрывавший остаток фразы и прочитала: “...пегасам – одна таблетка после еды, в течение трёх часов слабость, полёт противопоказан. Предельная суточная норма препарата – три таблетки”.
Я проглотила “единорожью” дозу – чтобы наверняка. Всё равно я не планировала в ближайшие часы размахивать крыльями и огибать препятствия. Кроме того, я сомневалась, что единороги, пони и пегасы, страдающие от похмелья, настолько сильно отличаются друг от друга.
Теперь оставалось только согреться, но попрыгать на месте не удалось – таблетки были обычными, без магического усиления, а потому ещё не начали действовать, и голова продолжала раскалываться где-то в области затылка. Разминая закоченевшие крылья, я медленно вытаптывала снег у себя под ногами и нарезала круги. Падение с вышки напомнило мне историю одной из министерских кобыл – Флаттершай. Очень странная пегаска: она с детства плохо летала, потом, случайно свалившись с облака, переселилась на землю и совсем не тосковала по небу. Я никогда этого не понимала. До сегодняшней ночи я ничего не знала о настоящем небе, но жить как Флаттершай мне не хотелось. И стремительное неуправляемое падение, которое я пережила, вовсе не отбило у меня охоту использовать свои крылья по назначению. Бывало же и хуже. Я вспомнила свой самый первый “полёт”. Сигануть с балкона второго уровня Атриума было не самой лучшей идеей...
Мои размышления были прерваны сигналом ПипБака. Оказалось, что я с каждым кругом удалялась от места падения, протоптав в снегу здоровенную спираль. На карте появилась новая метка, почти вплотную к тому месту, где я сейчас стояла. Метка была в виде шестерёнки и надпись под ней заставила меня встрепенуться – "Стойло 96". Я увижу своё Стойло снаружи!
Ещё с раннего детства я задавалась вопросом, почему в нашем Стойле нет входной двери, связанной с Поверхностью. Взрослые были настолько заняты каждодневным поддержанием жизнеспособности Стойла, что игнорировали мои расспросы на эту тему. Папа с мамой отвечали, что наверняка выход есть где-то в дальнем углу или, там, на техническом уровне, куда пускали только инженеров. Однако, облазив каждый квадратный метр Стойла (в том числе и те места, куда жеребятам вход был заказан), я так и не нашла заветную дверь и пошла искать ответ на свой вопрос в нашей Библиотеке, носившей имя Твайлайт Спаркл.
Имя кобылы Министерства Магии, выполненной объемными фиолетовыми буквами, подсвеченными неоном, красовалось на сиреневой стене с розовой горизонтальной полоской, позади стойки администратора: интерьер Библиотеки был потрясающе красивым в сравнении с серо-металлическим миром Стойла, в котором постоянно гудели лампы и воздуховоды, а еда подавалась в строго определённое время.
Бабушка Тёртл, выписывавшая мне книги, очень удивилась, услышав, что такой юной кобылке понадобился Инженерный Справочник Стойл-Тек. Когда я назвала причину, она рассказала мне всё, что слышала от своей прабабушки, родившейся ещё во внешнем мире.
Наше Стойло проектировалось не просто как убежище для мирного населения. На него была возложена куда большая и значимая задача – стать хранилищем знаний и традиций всего рода пони. Неслучайно путёвки от Стойл-Тек через корпоративные каналы получали многие светлые головы из мира науки и искусств. Со всех концов Эквестрии свозились книги для пополнения единственной в своём роде подземной Библиотеки, а лаборатории, оборудованные по последнему слову техники, ожидали прибытия группы учёных из самого Хуффингтона. Но, похоже, зебры через своих шпионов были осведомлены как о местоположении Стойла 96, так и о его значимости. Иначе как объяснить то, что в роковой день именно по нашему Стойлу вёлся прицельный огонь. И ракет зебры, как выяснилось, не жалели.
Серия мощных взрывов сотрясла наше Стойло. Ни инженерные конструкции, ни камень, их укрывающий, не были рассчитаны на такой удар. Через выбитую, словно пробка от бутылки, взрывной волной главную дверь, а также многочисленные трещины в горной породе радиация устремилась вовнутрь. На верхнем уровне вспыхнул магический пожар, который обычные средства пожаротушения остановить не могли. Холл был до отказа набит контейнерами с книгами, которые хоть и были магически усилены, но довольно быстро начали оплавляться. На верхнем уровне горело и плавилось всё, что могло. Выживших эвакуировали на нижние уровни, а на борьбу с пожаром была брошена отдельная группа, состоявшая из добровольцев. Впоследствии их назвали Ликвидаторами. Когда стало ясно, что верхний уровень не спасти, было принято решение наглухо забетонировать наклонный коридор, соединявший Холл верхнего уровня Стойла и Библиотеку.
Ликвидаторы не просто мешали бетон и заполняли им пространство между двумя гермодверьми. Надев костюмы химзащиты, совершенно не спасавшие от радиации, они спускали в Библиотеку уцелевшие ящики с книгами. Уровень радиации был настолько высок, что все они умерли в первые же дни после облучения.
Вопреки инструкциям, их не отправили в утилизатор, а похоронили с почестями, выдолбив в полу одной из боковых галерей полупустой Библиотеки братскую могилу и залив сверху всё тем же бетоном, настолько сильно фонило от их облучённых тел.
История, которую я знала с детства, обретала реальные черты. Я стояла перед обвалившимся входом в огромный тоннель, причём тоннель не копытотворный, а природного происхождения. Если верить записи из терминала Мэйни Брауна, это был вход в драконью пещеру. Страшно подумать, каких размеров был тот дракон, что в ней жил до того, как пещеру начали осваивать Стойл-Тековцы.
Карабкаясь вверх по каменному завалу, я прекрасно понимала, что там под снегом и валунами лежат кости тех, кто не успел попасть в Стойло до его запечатывания. И я знала, что именно увижу внутри заброшенной части Стойла, если, конечно, смогу туда попасть. Но даже то обстоятельство, что ПипБак недовольно потрескивал, не останавливало меня. Не знаю, что в большей степени привело мою голову в порядок – таблетка противопохмельного или жажда приключений, но боль прошла, а ночные переживания вытеснились любопытством, которое я копила годами.
Похоже, одна из ракет угодила прямо в свод тоннеля – потолка у него практически не было, и я видела над собой серое небо. Оно изрядно посветлело с того момента, как я очнулась от холода, но осталось таким же монотонным и неприветливым. Почти семь утра. Значит, вот как выглядит рассвет на Поверхности. Белый рассеянный свет, как от матовых плафонов из коридоров Стойла. Обычно под таким освещением я в это же самое время суток стою возле кофейного автомата и пытаюсь разлепить заспанные глаза. Никаких ярких красок, так часто описываемых в романах или встречающихся на картинках в довоенных детских книжках. Серо, тускло, уныло.
В голове сразу промелькнула мысль: вокруг меня то же самое Стойло, только шире, холоднее и без обитателей. От осознания этой злой и опасной идеи я в сердцах пнула булыжник, который отлетел в едва заметную щель между стеной и засыпанными снегом камнями и зазвенел уже где-то в железном нутре Стойла. Я наклонилась к щели, окаймлённой проржавевшими зубцами, и вдохнула пропитанный гарью воздух. Закашлявшись, я начала отбрасывать камни в сторону. Работа эта была нелёгкая, но позволяла хоть как-то согреться. Более крупные камни проще было не оттаскивать в сторону, а вбивать задними ногами в проём, который когда-то занимала входная гермодверь. Наконец, я пролезла в образовавшуюся дыру, врубила на максимум подсветку ПипБака и обомлела.
В Холле горело только аварийное освещение. Горело тусклым красным светом, что придавало всей картине особо зловещий вид. Помещение неравномерно пострадало от пожара: почерневшие от копоти стены я видела, в основном, слева. Справа же, под облупившейся вывеской “Досмотр багажа” белели кости вперемешку с оставленными в панике дорожными сумками и чемоданами. Нет, слева тоже были кости, только обугленные, вплавленные в стекло и пластик. Кому из несчастных жертв ракетного удара повезло больше, оставалось только гадать.
Дышать приходилось ртом. Острый запах копоти свербил в носу, а глаза начали слезиться. Я видела перед собой огромную братскую могилу и желание копаться в вещах, принадлежавших погибшим от радиации и драконьего пламени, начисто отпало.
Но совсем не эти, ожидаемые и много раз прокрученные в голове ужасы так потрясли меня. Находясь в верхней точке, почти у самого потолка Холла, я отчётливо видела всё

0

9

помещение. На полу валялась выбитая взрывной волной входная дверь-шестерёнка. И я бы отчётливо видела цифру “96” на ней, если бы не одно обстоятельство: в самом центре этой шестерёнки, подобно жертве древнего и очень мрачного ритуала, была распластана фигура гигантской птицы. И, судя по всему, её тело там лежало давно – даже с дальнего расстояния я видела пустые глазницы, “глядящие” в потолок и костлявую шею, лишь местами скрытую перьями.
Спускаясь в Холл (а делать это нужно было очень осторожно), я успела перебрать в уме всё, что знала о птицах довоенной Эквестрии – и ни одной, подходящей хотя бы по размеру, так и не вспомнила. Да и птицей это существо, причём существо разумное, о чём говорило наличие одежды и сжатый в когтистой лапе пистолет, можно было назвать лишь наполовину – на верхнюю половину. У этого существа было два крыла, две лапы, а ниже… ещё две лапы и длинный, узкий и совсем не птичий хвост.
Грифон! Эти гордые и независимые жители Эквестрии по-разному относились к пони. Как я помню, одни помогали Дэрин выпутываться из передряг, другие же были безжалостными наёмными убийцами и пытались покончить с ней раз и навсегда. А ещё один грифон, по имени Гюстав, написал кулинарную книгу, рецепты из которой я старалась повторить, но добрая половина продуктов, указанных в ней, просто-напросто отсутствовала в нашем Стойле.
Грифон, лежащий здесь, на пороге Стойла, явно не был мирным кулинаром. Одет он был в кожаную куртку с меховым воротником и линялые камуфляжные штаны. Грудь прикрывала стальная пластина, которая должна была спасти его жизнь, но с задачей не справилась. Во многих её местах зияли дыры с рваными краями, а под самим телом можно было угадать следы крови. Вообще, тело было скорее похоже на высушенную мумию, облепленную перьями. Это было немногим лучше, чем труп, на который я наткнулась в пещере. Но в отличие от того трупа, эта мумия хотя бы не распространяла зловоние вокруг себя. Сохранность тела и одежды говорила о том, что смерть настигла грифона намного позже других несчастных. Теперь оставалось только понять, как именно он погиб. И ответ оказался прост.
Как только я приблизилась к вещмешку, который валялся неподалёку, под потолком открылся люк, и из него показалась массивная охранная турель! Я бросилась бежать в другой конец зала, слыша треск пулемётной очереди прямо за спиной. Прыгая через горы костей и черепов, я затормозила только перед второй турелью, неожиданно выскочившей из потолка. Мерцая красным огоньком, она уставилась на меня. Совсем не понимая того, что от пуль это не поможет, я накрылась распахнутым чемоданом, что валялся рядом, и вжалась в пол настолько, насколько это позволили сделать раскиданные повсюду кости.
ВСЁ! КОНЕЦ! Уже осознав свою ошибку, последнюю в моей короткой и, увы, ничем не примечательной жизни, я услышала над собой сухой щелчок, которому вторил другой щелчок где-то у меня за спиной. Ещё через пару секунд щелчки повторились, а я опасливо высунула голову из-за чемодана. Турели вращались из стороны в сторону, словно изучали меня. Патроноприёмники щёлкали, но в обоймах было пусто. Сканирующий луч из командного блока ближней турели замер на моём ПипБакe. Через несколько секунд внутри турелей что-то пискнуло, красные огоньки погасли и рядом с ними загорелись зелёные.
Они взаправду изучали меня и признали... неопасной? Судя по всему, эти пулеметы предпочитали сначала стрелять, а потом разбираться.
Электрические автоматы громко щёлкнули и раздражающее красное освещение сменилось тусклым светом жёлтых потолочных плафонов. Я поднялась на ноги и зашагала обратно к грифоньему трупу. Вот уж после такого опасного приключения я просто обязана его обыскать, а всё полезное забрать с собой!
Взгляд невольно упал на большую прямоугольную гермодверь по правое копыто от меня. Прямо на ней трафаретом было нанесено: “Уровень два: Библиотека”, а закопчённые указатели в боковой нише подсказывали, что на этом уровне находится Кафетерий, Радиорубка, Библиотека, Читальный зал и Офис Смотрительницы. Прямо под дверью лежал скелет единорога в оранжевой строительной каске, частично вросший в бетонную лужу, которая вытекла из щели между дверью и полом. Один из Ликвидаторов.
Знаю, со стороны это выглядело глупо, но я осторожно перешагнула через него и, приложив копыто к стальной двери, закрыла глаза. Я представила себе ту толщу бетона, те пятнадцать метров, которые отделяли меня от администраторской стойки Библиотеки. Да, именно та фиолетовая стена, которую я видела, каждый раз посещая Библиотеку, скрывала за собой дверь и бетонную “пробку”, благодаря которой наше Стойло продолжало жить и через двести лет после Катастрофы. Но самое главное, эти метры отделяли меня от привычной, размеренной и скучной жизни. И теперь я чётко осознала, что не хочу возвращаться обратно в Стойло.
У меня была работа, в которой я преуспела, но она не давала того чувства приключения, которое я сейчас испытывала. Честно, я немного разочаровалась, когда у меня на боку появилась молния, ударяющая в красный провод. Я всегда хотела видеть на своём боку компас, карту местности или сундук с сокровищами. И то, что в тот день я разблокировала механизм складской двери, просто замкнув провода на управляющей панели, не значило, что я хочу быть электромонтажником. Мне всего лишь нужно было попасть в закрытое помещение! Но метка уже предательски появилась. Причём получила я её первой в своём классе, за что парочка задиристых пустобоких меня прямо-таки возненавидела.
Сейчас я была сама себе хозяйка. Да, я уже больше года жила отдельно от родителей, но всё равно подчинялась дурацким правилам Стойла – это когда библиотеку запирают на ночь, персонал каждое утро будят под одну и ту же “Утреннюю сюиту” Октавии, а занудные охранницы, обвешанные бронёй, не разрешают бегать по коридору.
Жить в тесном замкнутом пространстве, когда перед тобой пусть и недружелюбный, но простор? Да я всю жизнь мечтала не ощущать этот серый потолок над головой! Конечно, меня хватятся рано или поздно, но что они смогут сделать? Я-то со своими крыльями еле-еле добралась до вершины бетонного колодца. А они вряд ли вообще в шахту полезут. Надеюсь, что Коппер не сильно достанется. Всё-таки она стажёр и ответственности на ней не лежит никакой.
Ответственность... О чём я вообще думаю?! Словно часть меня ещё там, за бетонной преградой – и это не та свободная Додо, которая давно бы уже копалась в грифоньих вещах! Сейчас ещё в мыслях дойду до воспитательной беседы со Смотрительницей. Отставить!
Я отняла копыто от двери, собрав на нём копоть и пыль, и направилась прямиком к вещмешку, который так и не успела осмотреть. “Так, что тут у нас? Два пистолетных магазина – один из них пустой, потёртый компас – обычный, без всякой электроники! Бинокль с лопнувшим ремешком и разбитым окуляром. Надо же, и в таком состоянии он был пригоден для обзора местности. О! А вот это уже совсем интересно. Планшетка!”
В планшетке лежала драная школьная тетрадь без обложки, испещрённая непонятными карандашными каракулями – наверное, это была грифонья письменность. В прозрачном отделении находилась карта местности. Названия в ней были написаны на языке пони. Но, тем не менее, я не нашла ни одного знакомого города или другого ориентира. Внимание привлекла лишь надпись “Вспышка”, и то лишь потому, что была обведена красным карандашом. Если большинство вещей, некогда принадлежавших покойному грифону, можно было осмотреть сразу, то содержимое кожаной планшетки предстояло изучить тщательнее и в несколько другой обстановке.
Сложив загадочные записи обратно в планшетку, я взяла вещмешок в копыта и осмотрела со всех сторон. Он был пуст, сбоку зияла заметная прореха, так что я отбросила его в сторону и увидела на полу прямоугольную жестянку из-под карамелек, выпавшую из мешка ранее. В жестянке находилась целая коллекция бутылочных крышек от “Спаркл-колы” разной степени запачканности и заржавленности. Странное хобби, однако, было у этого грифона. Или он использовал их как фишки для какой-то походной игры? В любом случае, карманов у меня было много, да и седельные сумки оставались полупустыми, так что я и эту коробочку прихватила с собой. К моему глубокому сожалению, никакой еды в мешке и за его пределами я так и не нашла, а потому дело оставалось за малым – обыскать сам грифоний труп. Брр...
“Додо, ты же хочешь быть археологом? В самые плохие моменты можешь зажмуриться. Глаза боятся – копыта делают”. Я начала с того, что вытащила грифоний пистолет из посмертной хватки. При этом лапа с хрустом распалась на отдельные косточки. Сразу было видно, что грифонье оружие мне не подходит, в отличие от пистолета Мэйни. Оно было крупнее (за счёт длины ствола), тяжелее и совсем не приспособлено для зубного хвата – рукоять была узкая и шла под углом. Кроме того, устройство спускового механизма не позволяло приводить его в действие ни копытом, ни... языком. Да, в журнале “Вооружён до зубов” я видела и такие идиотские конструкции! Если бы у меня был верстак и кое-какие инструменты, я наверняка смогла бы переделать его под себя. Но пока что бесполезный пистолет грифона лёг на дно седельной сумки.
Гораздо больше я обрадовалась пистолетной кобуре, которая крепилась у пояса при помощи ремешка. Кобуру удалось привязать к передней ноге, чуть ниже плечевого кармашка. Пистолет Мэйни был хоть и меньшего размера, чем грифоний, но удобно поместился в кобуру, даже не болтался в ней. Теперь, в случае опасности я могла очень быстро его достать.
Обшарив карманы куртки, я нашла только пачку жвачки “Чудесные пузырьки”. На упаковке был нарисован жёлтый земной пони, летящий над разноцветным городом при помощи выдуваемого им розового пузыря. Пластинки внутри пачки слиплись в один твёрдый брикет розового цвета, которым можно было забивать гвозди. Я откинула её в сторону и, наконец, решилась посмотреть на голову грифона. Тёмные пустые глазницы, полураскрытый клюв, несколько дыр от пуль, пробивших череп птицы, то есть зверя, насквозь. Это всё было неприятно и жутко. Я отвела взгляд и увидела лётные очки, которые висели на костлявой шее грифона. Поразительно, но они уцелели под градом пуль.
Я попыталась снять очки, но они застряли. От моего усилия ремешок натянулся так сильно, что череп грифона отделился от шеи и скатился вниз. При этом внутри него что-то позвякивало. Что именно, догадаться было совсем нетрудно.
Очки были просто немного запачканы. Ну и металл, в который помещались стёкла, потемнел от времени. Я протёрла их о рукав куртки, отрегулировала ремешок и надела себе на лоб. Теперь проблема острых льдинок, из-за которых приходилось смотреть носом в снег, была решена.
Подобрав грифоний череп, я осторожно положила его на место и стала продвигаться к выходу из Стойла. Здесь больше нечего было делать. В момент пожара защитные системы наглухо заблокировали двери, ведущие в другие отсеки верхнего уровня Стойла. Разумеется, терминал, снимающий блокировку, находился в Кабинете Смотрительницы, а провода были вмурованы в стены. Так что фишка с замыканием проводков, мой особый талант, если верить кьютимарке, не прокатывала. Да и вообще, мне не хотелось туда лезть. Подозреваю, что до блокировки уровня не все пони успели выбраться из этих помещений.
Судя по истории с турелями, которые сначала стреляли, а потом уже выясняли, в кого именно, судьба одного неудачливого пони, или даже небольшой группы, беспокоила Стойл-Тековцев куда меньше, чем выживание всего Стойла. Нужно было убраться подальше от этого места, выгнать из головы такие разумные, но негуманные формулировки и просто подышать свежим воздухом. От постоянного вдыхания кислого запаха пожарища у меня сильно болела голова, а носоглотка горела огнём.
Выбравшись из “Склепа 96”, как метко обозвал моё Стойло Мэйни Браун, я почувствовала себя значительно лучше. Здесь было холодно и ветрено, но зато свежо. Вдохнув побольше чистого воздуха и как следует прокашлявшись, я дошла до места, где снег лежал ровным слоем, и принялась отчищать куртку снегом. Самые грязные чёрные пятна остались, но в целом куртка вновь приобрела первоначальный светло-голубой оттенок. К сожалению, запах гари никуда не делся, а лишь ослабился.
Для того, чтобы окончательно взбодриться, я набрала полные копыта снега и растёрла им лицо. После этого я надела лётные очки и направилась в сторону склона, который плавно перетекал в узкую горную тропу, дальний край которой терялся в снегопаде.

* * *

Я дрожала от холода. Постоянство этого ощущения уже доставало не на шутку. Порывистый ветер и не думал утихать и, как назло, почти всё время дул мне в лицо. Конечно же, я была голодна, потому и мёрзла. Температурный датчик ПипБака показывал -3 градуса, что при норме в +18, к которой я привыкла за эти годы, казалось какой-то дикостью. Часы в верхнем углу экранчика высвечивали 12.25, это означало, что полчаса назад в нашей каптёрке начался обеденный перерыв, в течение которого Стил Вайр, наверняка, незаметно умыкнёт лист салата из тарелки своей младшей сестры Коппер, если та отвлечётся на какой-нибудь интересный разговор. От мыслей об обеде желудок жалобно заурчал – с момента моей последней трапезы прошли уже сутки – шоколадка, по понятным причинам, не считалась.
Внутри меня боролись два противоположных желания – двигаться вперёд, навстречу огромному неизведанному миру, или всё-таки вернуться домой, в тепло и безопасность, где я никогда не увижу ничего более диковинного, чем странный зеленый кабель в стене.

0

10

Когда я подумала о том, что этот кабель всю жизнь будет напоминать мне о тех приключениях, которые я упустила, то окончательно поняла, что назад дороги нет, и решительно направила копыта вперед.
Дорога, по которой я спускалась уже около двух часов, представляла собой узкую полосу между каменной стеной и обрывом. Она была усеяна крупными камнями – их приходилось обходить, и покрыта трещинами – их уже нужно было перепрыгивать. В некоторых местах и без того опасная тропа превращалась в ледяной каток, по которому оставалось только медленно скользить и надеяться, что не свалишься с обрыва вниз.
После очередного поворота показалась ржавая груда металла. По сути, это был обгоревший остов какого-то транспортного средства. Уцелевшие листы обшивки были грязно-жёлтого цвета, на одном из них можно было разглядеть розовую бабочку. Как я помнила из “Справочника служб и министерств Эквестрии”, именно три бабочки были символом Министерства Мира. Что ж, я была на верном пути.
Поскольку сгоревшая повозка преграждала путь, мне пришлось пробираться прямо сквозь неё. Под копытами что-то хрустело. Я опустила взгляд вниз и передней ногой счистила верхний слой снега. Лучше бы я этого не делала! Под снегом покоились чёрные обугленные кости несчастных пассажиров этого фургона. Я поймала себя на мысли, что за последние сутки видела сплошные кости и покойников. В этот самый момент после короткого и тихого звукового сигнала, на компасе моего Л.У.М.а загорелась одинокая красная точка, и почти сразу за спиной раздался утробный рык.
Хищник! Громадный, покрытый белёсой косматой шерстью, он стоял выше по дороге и готовился к прыжку. Лапы были напряжены, смешные перепончатые крылышки топорщились за спиной, а огромный хвост, состоящий из сочленений и с острым жалом на конце, качался из стороны в сторону. И да, я знала, что это была за тварь – Дэрин однажды от такой удирала.
Ман-ти-кора! Шерсть у меня на загривке встала дыбом. Сейчас. Меня. Сожрут!!!
Чудовище с рёвом кинулось на железный остов, а я отпрыгнула как можно дальше назад. Послышался скрежет сминаемого металла и недовольный рык – животное застряло в “скелете” повозки. Оно зацепилось когтем и пыталось высвободить лапу. Воспользовавшись замешательством мантикоры, я распахнула кобуру и схватила зубами твёрдую деревянную рукоять пистолета. Прицелившись в сторону зверя, я вызвала в меню ПипБака Заклинание Прицельной Стрельбы. ПипБак обиженно пискнул и выдал ошибку. Я вспомнила, что когда мне его вручали, то так и сказали: “ну, у него З.П.С. не работает, но он же тебе не понадобится”. К сожалению, понадобился.
Мантикора тянула лапу на себя, но коготь прочно застрял в раме. Я целилась в голову монстра и видела ярко-голубые глаза, полные ненависти. Тяжёлый пистолет вело из стороны в сторону, я ударила правым копытом по рычагу предохранителя и стиснула зубы. Отдача от выстрела была неожиданно сильной. Пистолет подбросило вверх и пуля отскочила от железной рамы. Следующие выстрелы ушли, как я надеялась, прямо в голову хищника. Может, так оно и было, но вместо того, чтобы свалиться замертво, зверь широко раскрыл пасть, огласил окрестности яростным рёвом и начал продираться сквозь “рёбра” фургона, разгибая их в стороны.
Я побежала прочь. Прямо с зажатым в зубах пистолетом я неслась, не пытаясь высматривать камни под копытами – перепрыгивала я их автоматически. Назад я тоже не оборачивалась, но рёв голодной мантикоры служил лучшим подтверждением тому, что сбавлять темп рано.
Путь преградила ещё одна повозка, более целая и развёрнутая почти боком. Я впрыгнула в дверной проём и с ужасом осознала, что выхода из повозки нет! Я сама загнала себя в ловушку! К этому моменту Мантикора добежала до повозки и со всего размаху влетела в неё. Стенка вдавилась, осколки стекла полетели в мою сторону. Я пригнулась и попыталась пробиться обратно к выходу, в надежде проскочить мимо хищника. Но моя попытка была пресечена: огромная когтистая лапа полоснула воздух прямо перед моим носом, и я попятилась в дальний угол. Тварь была дикая, но отнюдь не глупая. Скрежет обшивки фургона резал уши, а я судорожно пыталась сообразить – ЧТО ДЕЛАТЬ?!
Окно! Прямо надо мной, в потолке! Узкое и застеклённое, но если сбросить седельную сумку со всем снаряжением... Нет-нет-нет!!!
Фургон начал наклоняться. Похоже, мантикора решила вывалить меня из него прямо к себе в пасть, а заодно и вытряхнуть душу из меня. Хищник раскачивал фургон, я перекатывалась в углу между полом и стеной. Дальше последовал глухой удар и через мгновение потолок стал стеной, а стена, к которой я всё время жалась – полом. Вот оно! Я метнулась к заветному окошку и со всей дури стала колотить по нему пистолетом. Проклятье! Каким же твёрдым было стекло! "Все ради вашей безопасности. Даймонд Гласс, инк. подразделение Министерства Стиля". Им принадлежали все стекла в Стойле.
От ударов стекло покрылось сеткой трещин, но осталось в раме. Тем временем мантикора находилась где-то сверху – на боковой стене вагона – и отдирала лист обшивки. Удар задними копытами, и стекло вместе с рамой вывалилось наружу. Вложив бесполезный пистолет в кобуру, я начала протискиваться задом в образовавшийся лаз. Сумки, конечно же, застряли, и я их отстегнула. Тут же, сквозь распоротую обшивку просунулась лохматая голова моего преследователя, а за ней – огромная лапа, ухватившая когтями сумочный ремень. “Му ув нет!”, – проорала я, стиснув зубы, а сама направила фонарь ПипБака прямо в морду мантикоры и включила режим “проблеск”. Надоедливой твари это явно не понравилось, она разжала лапу, а я резким движением потянула сумки за собой в отверстие люка.
“Не везёт тебе с обедом," – подумала я, поднимаясь на ноги. Нет, кричать “ура!” было рано, потому я рванула из последних сил, забрасывая на ходу сумки себе за спину. Позади раздался грохот – фургона на дороге уже не было, мантикора спихнула его в пропасть и бежала за мной следом, свесив язык на бок и ритмично сопя. Какая настырная!
Камень, сухая ветка, какие-то ржавые железки, – прыжки обычные, прыжки вбок, прыжки со скольжением, похоже, их я уже освоила в совершенстве... ПРОПАСТЬ! Дорога обрывалась в пропасть! Назад – сожрут, вперёд – обрыв. В бок? Нет, вверх! Вот он – взлёт с разгоном, о котором я так мечтала. Я неслась под гору и махала крыльями. У самого края пропасти мои ноги оторвались от земли и по инерции продолжили движение в воздухе. Я летела! Нет! Я управляла своим полётом, а не была ещё одной снежинкой, находящейся во власти грубого порывистого ветра! Внизу выла мантикора, проигравшая гонку за добычей. Я издевательским тоном крикнула: “Ну что, гадина, съела?!” О, она это заслужила!
Я махала крыльями часто-часто, но оказалось, что важна не скорость, а сила, вложенная во взмах! Вот и главная ошибка, которую я до этого совершала раз за разом. Теперь, когда я с этим разобралась, можно было лететь туда, куда я хочу...
Внезапно накатившая слабость сделала мои движения опасно редкими. “В течение трёх часов – слабость, полёт противопоказан”. Да чтоб тебя!!! У меня было какое-то странное везение – большая удача обязательно компенсировалась почти соразмерной неудачей. Край пропасти был довольно близко, но мне пришлось очень сильно завернуть вправо, чтобы поймать попутный ветер. И понёс он меня к небольшой узкой площадке, находившейся на добрый десяток метров выше нужного мне уступа.
Приземление – всё-таки не падение. Тяжело дыша, я зарылась носом в снег, а задними копытами начала толкать себя подальше от края площадки. Я доползла до отвесной стены, привалилась к ней и остановилась, переводя дух. Когда в висках перестало стучать, я не успела сделать и пары шагов по уступу, как наткнулась на жестянку, которая оказалась банкой из-под консервированной фасоли.
О да. Я помнила восхитительную в своём “остроумии” шутку кого-то из электротехников, работавших когда-то в нашей бригаде. Ещё с момента постройки Стойла на стене подсобки висел плакат, рекламировавший как раз эту марку фасоли. Слоганом гордо красовалась придурь вроде “Сохраним вашу фасоль на века. Продовольственный Концерн Военного Времени”. Так вот, какой-то юморист на банке, лежавшей крышкой к зрителю, жирным чёрным фломастером намалевал число “96”.
Я даже не знала, как относиться к этой шутке – мы и правда были своего рода консервами, предназначенными для насыщения послевоенного общества знаниями и высококвалифицированными специалистами, вот только банку никто не собирался вскрывать ни через сто, ни через двести... да, наверное, и через пятьсот лет не вскрыли бы. Я проторчала на Поверхности уже почти сутки, но так и не встретила ни одной разумной живой души. Только трупы и снег. Так что наше Стойло 96, похоже, некому было вскрывать. А вот и очередной покойник...
Чуть правее от места моего приземления из снега торчала коричневая куртка. Нет, я уже привыкла к мертвецам, а потому сразу начала разгребать снег, догадываясь, чьи останки я в нём обнаружу. “Привет, Мэйни Браун,” – тихо сказала я.

* * *

Ветер так и норовил сдуть меня с площадки. Сама площадка была очень ровной и пустой, не считая мёртвого дерева, почерневший ствол которого торчал у самой стены. Я пыталась перевернуть тело Мэйни на спину, чтобы добраться до содержимого карманов его куртки. Труп Мэйни промерз до костей и до сих пор сохранял некоторое подобие своего облика. Своё незапланированное мародёрство я оправдывала тем, что находилась в безвыходной ситуации. Если я не найду что-то полезное на этом всеми принцессами забытом уступе, то загнусь прямо тут и составлю Мэйни неплохую компанию.
“В куртке должны быть карманы. И они не бывают пустыми. Это было бы ужасно глупо!” Да, я судила по себе, но искренне надеялась, что и другие пони забивают карманы разной полезной ерундой. Куртка была крепкой и намертво примёрзла к ледяной корке, потому я не смогла её отодрать даже зубами. Ну, то есть капюшон я оторвала, и увидела белёсый череп. Это было ожидаемо. А вот ледоруб, захват которого Мэйни по-прежнему сжимал во рту, оказался неожиданным подарком судьбы.
Судьба, удача, знак свыше – названия разные, суть одна. Мне нравится называть это “удачным стечением обстоятельств”. Завладев ледорубом, я стала крошить лёд вокруг останков Мэйни. Каждый удар отдавался острой болью в затылке, но сейчас я была готова и на худшие ощущения.
Карманов в куртке было всего два – один оказался пустым, а из другого я извлекла проржавевшие часы на цепочке – вещь, в моей ситуации совершенно бесполезную. Я осторожно перевернула скелет Мэйни на спину. Подкладка куртки сгнила, поэтому фляжку с булькающей на дне жидкостью я нашла не во внутреннем кармане, где она изначально была, а в глубине грудной клетки Мэйни Брауна (Символично, не правда ли?). И, похоже, Мэйни очень неудачно шлёпнулся – далеко не все рёбра у него были целыми. Я сразу вспомнила своё ночное падение с вышки и лишний раз поблагодарила Богинь за то, что имею крылья за спиной.
Как следует протерев фляжку от, эээм... “Додо, сейчас не время для брезгливости”. Ну, в общем, я открутила пробку, ощутила знакомый запах “Эмбер Мэйра” и вылила в себя то, что еще оставалось во фляжке. Сил стало чуть больше, но и желудок заныл сильнее. Стараясь игнорировать эти ощущения, я высвобождала страховочный трос, конец которого был до этого скрыт телом Мэйни. Вслед за тросом я извлекла и тяжёлое двуствольное ружьё, непригодное для стрельбы. Однако я уже знала, как его можно применить.

* * *

То, чем я сейчас занималась, было самым опасным и безрассудным из того, что мне вообще приходилось делать в своей жизни. Я болталась на страховочном тросе над пропастью. Верхний конец троса был примотан к ружью и защёлкнут на карабин. Само ружьё было закреплено в развилке мёртвого дерева.
Я раскачивалась из стороны в сторону в тщетной попытке зацепиться за нужный край обрыва ледорубом, который крепко сжимала в зубах. С каждым покачиванием я видела край чуть ближе, но обратное движение этого импровизированного маятника уносило меня в противоположную сторону. Качаясь туда-сюда, я испытывала мёртвое дерево на прочность. Переломиться пополам оно могло в любой момент, но думать об этом не хотелось. Где-то в глубине души я решила для себя, что по десятибалльной шкале моё везение болтается где-то в районе семёрки, а иногда и выше.
В момент очередного приближения к краю я резко дёрнула головой вниз и вбила ледоруб в замёрзшую землю. Маятник Додо остановился, а трос натянулся до предела. Я висела прямо над куском твёрдой каменистой почвы. Кончики передних копыт едва цеплялись за землю, а зубы держали ледоруб мёртвой хваткой. Я чувствовала, что меня одновременно тянет назад и вниз, и ощущение это было не из приятных. Для того, чтобы комфортно опуститься на землю, длины троса явно не хватало. И было ясно, что в таком равновесии система будет работать совсем недолго, поэтому я судорожно пыталась задней ногой разомкнуть карабин на поясе. Рычажок был крупный и ровно в тот момент, когда ледоруб начал прокапывать борозду в мёрзлой земле, трос отстрелился куда-то назад, а я упала животом прямо на твёрдые камни. Было так больно, что у меня посыпались искры из глаз, а вслед за ними потекли слёзы.
Перевернувшись на спину, я попыталась унять боль и вообще отдышаться. К счастью, рёбра были целы. Достав из аптечки обезболивающий препарат, я внимательно изучила инструкцию и поняла, что придётся обойтись без его помощи. Среди побочных эффектов значились сонливость и слабость, а этого я себе никак не могла позволить. Я поднялась на ноги и медленно побрела по дороге, заваленной камнями. Тогда я не осознавала, что являлась идеальной жертвой. На белом снегу моя светло-фиолетовая масть и желтая грива выделялись особенно хорошо. Я не могла ни убежать, ни улететь. Я даже копыта передвигала с трудом. В довершении всего, чтобы хоть как-то взбодрить себя, я охрипшим голосом пела песенку про Зимнюю Уборку. Слова я помнила плохо. Картинка с яркими пегасами в тёплых, уютных голубых жилеточках, счищающими снег с крыш, запомнилась лучше. Обрывая куплет на середине, я начинала перепевать его сначала. В итоге я застряла на том месте, где пегасы разгоняют унылые тучи, помогая пробиться первым лучам весеннего солнца, и мне стало совсем грустно.

* * *

0

11

Местность изменилась. Левый край дороги уже не срывался в пропасть, а сама она стала гораздо шире и теперь петляла между громадными валунами, которые мешали заранее увидеть возможных противников. Приходилось полагаться на Л.У.М. и удачу. И я очень надеялась, что последняя на моей стороне, поскольку бегство от ещё одной мантикоры или любой другой проворной зверюги я бы точно не выдержала. Нет, всё-таки хорошо, что не всё крылатое летает. Я вспомнила малюсенькие крылья мантикоры, совсем не соответствовавшие габаритам её тела, и улыбнулась.
После очередного поворота дороги спуск стал более пологим, а валуны закончились. За время моего пребывания на Поверхности глаз настолько привык к сдержанной серо-коричневой гамме, что ярко-жёлтая точка, маячившая далеко впереди, не могла остаться незамеченной. Вытащив из сумки “одноглазый” грифоний бинокль, я принялась изучать это яркое пятнышко, которое оказалось очередным фургоном, застрявшим на этой горной дороге. У него были крупные колеса и, судя по всему, эта повозка была предназначена не для полета, а для того, чтобы ездить по земле. От тех обгорелых и проржавевших железяк он отличался тем, что был покрашен, очищен от снега и, похоже, обитаем.
До этого момента, единственным доказательством наличия разумной жизни на Поверхности был, как ни странно, свежий труп из пещеры. Теперь я видела жилище, созданное уже после Катастрофы, что, во-первых, говорило о том, что пони, ну или существа, в которых они могли превратиться, не утратили способность мыслить. А это значит, что с ними можно попытаться найти общий язык.
И кто бы ни был обитателем этого яркого жилища, он являлся персоной, по меньшей мере странной, поскольку фургон, который я рассматривала в бинокль, был перевёрнут вверх тормашками!
И тут я увидела знакомую и очень значимую для меня вещь. На двери этого фургончика, красовалась роза ветров. Причём, из всех возможных роз ветров, я видела именно ту, что являлась кьютимаркой Дэрин Ду!

~ ~ ~

Заметка: следующий уровень (3)
Новая способность: Загнанный в угол. В критической ситуации ваши ловкость, скорость и сообразительность будут выше, чем у других пони.
Новая квестовая способность: Полёт птенца (уровень 1). Вы пробуете себя в лётном деле. Помните, при недостаточной силе и выносливости ваш полёт может окончиться плачевно.

0

12

https://pp.vk.me/c623430/v623430488/fd67/HktCaizxbAw.jpg   Да, я очень люблю совпадения. А такое совпадение не оставляло мне выбора. Желание добраться до фургончика слегка ускорило мои шаги, но всё равно прошло минут десять, прежде чем я достигла намеченной цели. Даже спускаясь под горку, я плелась, едва переставляя ноги – так они болели. Я слышала мерное тарахтение. Этот звук издавал электрогенератор, который был приделан к торцевой стенке вагончика рядом с дверью.
Конечно, несмотря на своё тяжёлое положение, грабить вагончик я не собиралась. А вот узнать, что находится внутри него? очень хотелось! Метка Дэрин, нарисованная на двери, говорила о том, что хозяин вагончика должен был знать что-то о ней. Вдруг у него есть те книги, которые не попали в нашу Библиотеку! Вдруг… да мало ли этих “вдруг”!
Я обошла вагончик кругом, пытаясь разглядеть через окна, что происходит внутри. Но свет в вагончике не горел, а почти все окна были прикрыты выцветшими занавесками. Даже при помощи фонаря я увидела лишь нагромождение каких-то коробок в углу. Тогда я взобралась на крыльцо и, низко пригнувшись, прильнула к дверному стеклу. Оно было у самого порожка – напомню, фургон был перевёрнут. Вглядываясь в темноту, я поняла, что ничего не узнаю, пока буду торчать снаружи. А дверь, как назло, была заперта всего лишь на хлипкий крючок, который можно было поддеть даже носом. Сил дожидаться хозяина у меня уже не было никаких. Соблазн оказался слишком велик.
Я просунула голову в дверной проём и, увидев то, что из темноты выхватил фонарь ПипБака, плюхнулась на круп. На меня взирал жуткий тёмный силуэт зебры с характерным разрезом горящих красных глаз. Кроваво-красное зарево было источником света для всего плаката, поэтому грозная фигура зебры-оккупанта отбрасывала полосатую тень на вереницу пони в военной форме, скованных единой цепью. Судя по всему, это были военнопленные – полинялая форма, покрытая теневыми полосками, напоминала тюремные робы, а неестественных размеров гиря, которую они тянули за собой, казалось, перекочевала со страниц книжки “Побег из Шоуфлэнка”. Прямо под этой угрюмой процессией немытых, заросших и перевязанных грязными бинтами пони была отчётливо видна надпись: “Лучше пулю в лоб пустить, чем полоски получить”.
Впечатление от этого плаката было двойственное – да, чётко, понятно, угрожающе. Однако эффектный слоган был подпорчен досадной ошибкой. Автор этих строк явно был единорогом, потому что я не могла себе представить тот изощрённый способ, благодаря которому пегас или земной пони смог бы одновременно тыкать стволом себе в лоб и приводить в действие спусковой механизм.
Вообще, лучший способ победить страшную вещь, это высмеять её недостатки. Таким образом, оправившись от испуга, я осторожно притворила дверь и продолжила изучать это необычное жилище. В отличие от тех брошенных повозок и фургонов, что мне попадались ранее, здесь пахло не плесенью или ржавчиной, а пыльным картоном. А самое главное, в вагончике было по-настоящему тепло! Проболтавшись на улице многие часы, я уже и забыла, как ощущаются предписанные уставом Стойла +18 градусов тепла в жилых помещениях. Здесь же были все 25!
Снег, которым я была буквально облеплена, незамедлительно начал таять, а потому, двигаясь по фургончику, я оставляла мокрые следы. Было видно, что изнутри вагончик был заново отстроен, причём умелыми копытами. Скорее всего, раньше он представлял собой точно такой же ржавый остов, как и любые другие транспортные средства, застрявшие на этой горной дороге. Но теперь это был настоящий дом – с мебелью, кучей полочек на стенах и деревянным дощатым полом. Все детали оригинального убранства были свинчены со своих прежних мест, повёрнуты в нужное положение и надёжно закреплены.
Вплотную к дальней стене вагончика стояли те самые коробки, которые я видела через окно. На их картонных боках угольным карандашом были нанесены буквы. Почерк был настолько неразборчивый, что я распознала лишь буквы “А”, “Е”, “П” и “О”. Последняя коробка была небрежно задвинута под откидной столик возле заколоченного окна. Я вытянула именно её и подняла целую тучу пыли, от которой тут же стала чихать. Всё это напомнило мне запасники нашей Библиотеки. Я и думала, что внутри коробок лежат книги. И каково же было моё удивление, когда вместо них я обнаружила старые довоенные грампластинки! Я села на пол и принялась перебирать выцветшие от времени конверты.
Помимо какого-то Омнипони, который был автором альбома с мрачным названием “Эквестрия в серых тонах”, я нашла только записи Октавии (ну а кто ж сомневался?!). Многие пластинки я видела в отцовской коллекции, но некоторые названия показались мне незнакомыми. Особое внимание привлекла обложка с надписью “DJ Pon-3 представляет: Октавия – живой концерт в Хуффбитс”.
На конверте, на фоне колоссальных звуковых колонок, стояла Октавия, а слева от неё – белая единорожка с кислотно-синей гривой. Огромные фиолетовые очки скрывали верхнюю половину её лица. Я никогда не видела эту пони раньше. Правым копытом она бесцеремонно обнимала Октавию, физиономия которой выражала одновременно растерянность и смущение. Единорожка же ухмылялась белозубой улыбкой и явно чувствовала себя увереннее подруги. Вместо своей фирменной виолончели, Октавия сжимала в копытах инструмент очень странной конструкции. Да, своими очертаниями он напоминал виолончель, но, в сущности, являлся изогнутой рамой, белого цвета с натянутыми на неё струнами, украшенной светящимися синими и красными камнями. Я смогла разглядеть провод, идущий от этого инструмента куда-то за пределы картинки. Магическая виолончель? Это было очень непривычно, и в то же самое время, выглядело круто и свежо. А самое главное, я совершенно не представляла, как именно это всё может звучать.
Отложив необычный конверт в сторону, я задвинула коробку обратно под столик. Выискивая взглядом какой-нибудь проигрыватель, я уставилась на помятый холодильник, стоявший в дальнем конце помещения. Измученный голодом желудок подал очередной сигнал бедствия, и я, заглушив голос совести, направилась к холодильнику. На полпути к нему, я услышала шорох и резко взглянула на ПипБак. На компасе Л.У.М.а мелькнула жёлтая точка и тут же погасла. Я обернулась вокруг своей оси, но больше ничего подозрительного не увидела. “Наверное, это радтаракан”, – предположила я. В наших шахтах они точно также появлялись и исчезали за считанные секунды. Очень прыткие твари. И это хорошо, что удар отвёрткой или разряд электрошокера успокаивал их навсегда.
Бормоча себе под нос: “Селестия, прости меня, пожалуйста”, я рванула ручку холодильника на себя. Металлический лязг оповестил о том, что мои усилия напрасны. “Верно, прямо под ручкой врезан замок”, отметила я про себя.
Приглядевшись к скважине, я поняла, что замок внутри ничем не отличается от тех, что используется в электрощитках. Я уже вытянула зубами подходящую отвёртку из нарукавного чехла и готовилась вставить её в скважину, как вдруг мои уши постиг страшный удар. Сочетание скрежета консервных банок, ритмичного шума перфоратора и визгливого скрипа, отдалённо напоминавшего виолончель, внезапно разразилось у меня за спиной. Я выронила отвёртку и подпрыгнула, чуть ли не до потолка. ЧТО! ЭТО! ТАКОЕ!!?
Откинув клапан кобуры, я выхватила пистолет, в котором после разборки с мантикорой осталась всего-то пара патронов. Я целила пистолетом во все стороны, в надежде поймать на мушку невидимого врага. Одновременно я пыталась прижать уши к голове, чтобы хоть немного заглушить невообразимый поток звуков, окружающий меня. Медленный раскачивающийся ритм словно боролся с быстро сменяющими друг друга завывающими, режущими ухо звуками, создавая абсолютный хаос, который не давал мне сосредоточиться.
“Выходи! Ты, выходи! Хватит прятаться!”, – бубнила я, пытаясь осветить тёмные углы комнаты фонарём своего ПипБака. Убивать я никого не хотела, но надеялась, что, увидев вооружённую пони, мой противник решит держаться на расстоянии.
Жуткий шум стих так же резко, как за секунды до этого взорвался в моей голове. Одновременно с этим я почувствовала вес чужого копыта на своём плече и поняла, что попалась.
– Выплюнь пистолет, не то проглотишь, – раздался голос кобылки прямо возле моего уха. Голос был спокойный, и в то же время в нем слышалась насмешка. В ответ на это предложение я энергично замотала головой:
– Ми-ва-фто!
– Чего?
– Я говорю: Ни-за-что!
Я произнесла это так чётко, что пистолет выпал изо рта и глухо стукнулся об пол. “Ой!” Я попыталась нагнуться, чтобы подобрать его, но встретила сопротивление со стороны второго копыта моей собеседницы.
– Ну, ну, пускай тут полежит. Никто не дырявит стены в моём доме, пока я не скажу.
“Ага, хозяйка значит”, – я украдкой повернула переднее копыто так, что смогла разглядеть экранчик ПипБака. Л.У.М. показывал одинокую жёлтую точку в центре компаса. А это значило, что “разговор” с владелицей фургончика, подразумевал ответы на вопросы, но без копытоприкладства. Ну, я надеялась на это.
Я перестала отталкивать противницу своими крыльями, за что она чуть ослабила свою хватку и ехидным тоном продолжила:
– Видишь? Это совсем не сложно, – голос моей собеседницы имел странный акцент, которого я никогда раньше не слышала. По крайней мере, мы говорили на одном языке. – Теперь: кто ты такой, жеребенок, и что ты делаешь в моем доме?
– Жеребенок?! У меня есть кьютимарка! И меня зовут Додо!
– О, какое забавное прозвище.
– Это... Имя! – да, я уже давно считала своё прозвище настоящим именем. Оно не было таким вычурным и длинным, как данное мне при рождении.
– Как скажешь. Но ты не уклоняйся от вопроса! За то, что ты трогаешь чужие вещи, тебя нужно как следует выпороть.
Я не восприняла её слова всерьез. Мою голову занимали две более важные мысли: чем мне грозит этот разговор, и что же это за такой странный акцент.
– Не выпорешь! Ты у меня на компасе обозначена нейтральной точкой! – бодро парировала я, так как мне этот тон беседы уже надоел.
Я услышала, как у меня над ухом игриво хмыкнули:
– Да что ты говоришь? – точка на Л.У.М.е стала красной, а потом у меня за спиной раздался смачный шлепок... чужого копыта по моему крупу. Какого сена! За ним последовали ещё два удара, и то, что они были смягчены моими брезентовыми шортами, никак меня не обрадовало. В последний раз подобную взбучку мне устроила мама, когда я попалась на том, что подпрыгивала до окошка Смотрительницы, стучалась в него, а потом пряталась под балконом. Глупые детские забавы.
– Прекрати! Ай! Я – увидела – кьютимарку – Дэрин – Ду – и поэтому – пришла – сюда!
– Чью кьютимарку? – я не услышала в голосе кобылки удивления, только элементарное недоверие. – Учти, мелочь, я могу пороть тебя весь день...
– Тот знак, у тебя на двери. Роза ветров. Это – кьютимарка Дэрин Ду! Ты живёшь в доме с такой отметкой и ничего о ней не знаешь...
– И что, это какой-то тайный знак, который означает что-то типа “Заходи кто хочешь, здесь есть дармовая еда?”
– Я бы отработала! Честно!
– А вот это уже интересно! И каким же образом? – в голосе хозяйки вагончика появились веселые заинтересованные нотки.
– П-пол бы помыла, ззанавески постира-ла... Извращенка! – спотыкаясь на каждом слоге, последнее слово я буквально выпалила. В ответ на это обвинение пони громко расхохоталась.
– Да, я плохая девочка! Не, видела бы ты сейчас свою рожу! Жаль, что ты и так малиновая.
– Я фиолетовая! Как же ты...
– Достала тебя? Потрясающе. Ты влезла в мой фургон, и ещё предъявляешь мне претензии.
– Я не предъявляю!
– А что ты делаешь? – эта пони и правда начала меня доставать. Казалось, на каждое моё слово у нее найдется два своих. Кроме того, она начинала говорить еще до того, как я заканчивала своё предложение.
Я немного повернула голову вправо и наконец-то заметила обшарпанное зеркало, висящее на стене. В нём я различила своё лицо, ох, какое же оно было грязное и осунувшееся, растрёпанную гриву и... серую зебру с зелёными глазами и бледными полосками на лице. Её белая улыбка контрастировала с длинной чёрной гривой, а весь вид говорил, что она вот-вот разразится новым приступом смеха.
– Ну, наконец-то ты меня нашла! Приятно познакомиться. Послушай, я не знаю, откуда ты выползла, но сейчас я отпущу тебя, а ты не будешь орать, бежать или делать ещё какие-нибудь глупости. Лады? И мы поговорим про кьютимарки, Дарлинг Дум, и всё остальное. Иначе я тебя всё равно поймаю и буду пороть, пока не станешь шёлковой!
– Угу. Только не Дарлинг, а Дэрин...
– Да как скажешь.
Я почувствовала, что дышать стало легче. Меня больше никто не удерживал, поэтому я прошла чуть вперёд и медленно развернулась в сторону зебры. Теперь я могла как следует рассмотреть её. Хозяйка фургона была одета в серо-зелёный плащ и почти такие же пятнистые штаны, за которыми скрывалась её кьютимарка. Глядя на её лицо, я понимала, что передо мной не пони, как я думала сначала, не зебра, как я видела потом в зеркале, а нечто среднее. Да, это словно на пони нарисовали полоски. И только непривычный разрез глаз мешал поддаться этому заблуждению.
Я пыталась придумать, как поделикатнее спросить, что же она такое, но голова соображала очень плохо, и меня шатало.
– Э! Куда это ты?
Моё поле зрения затуманилось, ноги подкосились, и последним, что я увидела, были серые копыта, в объятия которых я упала.
* * *

0

13

Бодрая и посвежевшая, я спускалась по горной тропе вниз. Мои сумки были наполнены провиантом, а пистолет тщательно перебран и смазан. Погода тоже улучшилась. Это утро было более дружелюбным, чем предыдущее. Мне даже казалось, что из-за тяжёлых облаков вот-вот выглянет солнце.
В тот момент, когда я перепрыгнула очередной камень, кто-то окликнул меня по имени:
– Додо! – я было подумала, что это мне показалось, но знакомый голос снова обратился ко мне:
– Ээй, Додо! Вот ты где! – я остановилась и обернулась в сторону голоса. Моему удивлению не было предела, поскольку выше по дороге стояла Коппер Вайр! Эта упрямица выбралась из Стойла и умудрилась найти меня! А главное, судя по её аккуратному, я бы даже сказала, почти парадному виду, она обошла все препятствия, которые попались мне в тоннелях и на Поверхности.
– Коппер? – только и успела ответить я, так как в этот момент единорожка на всей скорости влетела в меня. Несмотря на свои миниатюрные размеры, она попыталась сгрести меня в охапку. Это показалось забавным, но тут я услышала:
– Додо! Ты заставила нас всех волноваться, но самое главное, ты заставила волноваться меня! Ты же знаешь, как я тебя люблю! – с этими словами она потёрлась носом о мою щёку. Щека стала влажной – Коппер плакала. Я аккуратно отодвинулась от неё и одновременно по-дружески потрепала гриву на макушке.
– Да уж знаю, – нужно было направить тему в более безопасное русло, для чего я сделала максимально серьёзный вид и, глядя ей прямо в глаза, сказала:
– А теперь волноваться придётся мне. Тебя, наверное, уже хватились и ищут по всему Стойлу. Потерять двух инженеров за сутки – это, знаешь, уже слишком!
Копер обиженно взглянула на меня из-под чёлки:
– Глупая Додо. Ищут только тебя. Всем Стойлом. Когда мы поняли, что ты выбралась наружу, Смотрительница отменила блокировку первого уровня. Конечно, взрывать бетон – опасное занятие, но зато теперь Стойло связано с Поверхностью, как ты и мечтала.
Коппер Вайр сделала паузу, чтобы вдохнуть побольше воздуха:
– Знаешь, Додо, я о-о-очень рада, что именно мне удалось найти тебя! – она подмигнула мне и расплылась в блаженной улыбке. Не в силах подавить смущение, я смотрела на свою юную поклонницу. Но помимо смущения меня раздирало любопытство:
– И как ты меня нашла? Если я ничего не путаю, дорога здесь одна, и она срывается в широченную пропасть. Не с разбегу же ты её перепрыгнула? А?
Улыбка Коппер стала ещё шире.
– Левитация, а точнее самолевитация. Если у единорогов нет крыльев, то это совсем не значит, что они не умеют летать! – с этими словами Коппер приложила переднее копыто к своему рогу и легонько постучала по нему. После этого за моей спиной раздался хлопок. Во лбу Коппер, как раз чуть пониже её рога появилась аккуратная красная точка, из которой на меня брызнула кровь. Коппер Вайр закатила глаза и начала оседать на землю.
Я обернулась и получила пулю прямо в шею. Пытаясь зажать рану, из которой хлестала кровь, я смотрела на мертвеца в рваной куртке, капюшон которой болтался сбоку. Мэйни целил небольшим револьвером прямо мне в голову. Потом он снова выстрелил, и я повалилась лицом в снег.
* * *

Я была жива. Лёжа на животе, я пыталась вдохнуть побольше воздуха, которого мне очень не хватало. Мой нос упирался во что-то мягкое. “Тело Коппер”, – промелькнула ужасная мысль в моей голове. Я не хотела открывать глаза, меня знобило, а в горло, казалось, затолкнули пару-тройку раскалённых камней. Я повернулась на бок и поджала ноги под себя. Постепенно сознание прояснилось, уши уловили повторяющийся стук одной железки об другую, а заложенный нос ощутил запах еды!
Я была в помещении. А все те кровавые ужасы, которые я видела совсем недавно, оказались страшным сном. Подобная дрянь мне не снилась с тех самых пор, как я лежала с перебинтованным боком в лазарете Стойла. Успокоившись относительно судьбы Коппер, я перешла к улучшению собственного состояния.
Всё моё тело затекло, задняя нога ныла под повязкой, во рту было сухо, а в желудке по-прежнему пусто. Я потянулась и перевернулась на спину. Одеяло, в которое я была замотана, затрудняло движение, а ещё я наконец-то осознала, что лежу под ним совершенно раздетая.
Я открыла глаза и уставилась в бежевый потолок с очень тусклой овальной лампой, которая, видимо, служила ночником. Я лежала на подвесной койке, в уже знакомом вагончике. Моя одежда была сложена аккуратной стопкой возле изголовья. Вопреки недавним опасениям, та странная полосатая пони (я всё-таки решила думать, что она скорее пони, чем зебра), ничего такого со мной не сделала. Она сидела в дальнем углу комнаты возле холодильника и что-то помешивала в кастрюле небольшим половником, закреплённым у неё на копыте.
Я попыталась принюхаться, что незамедлительно вызвало спазм у всей носоглотки. Я очень сильно закашлялась, чем привлекла внимание хозяйки. Она повернулась в мою сторону, одновременно отхлебнув немного варева из половника, и довольно прищурилась.
– О, с добрым утром, жеребенок, – проворковала она. Злиться уже не оставалось сил. Поэтому я медленно повернула голову в её сторону и произнесла всего два слога:
– До До... – и отвернулась к стенке. Мой голос прозвучал неожиданно тихо и сипло. Новый приступ кашля подступил к горлу, и остановить его было очень тяжело. Я простыла.
Мне хотелось побыть одной, чтобы собраться с мыслями, точнее хотя бы попытаться это сделать. А ещё нужно было вытереть текущие по лицу слёзы, вызванные кашлем. Я очень не хотела, чтобы моя “спасительница” думала, что я плачу из жалости к себе.
– Отказываешься от завтрака в постель? Учти, второго предложения не будет.
Разобрав сквозь собственный кашель слово “завтрак”, я насухо протёрла лицо, ещё раз перекатилась по койке и высунула голову из одеяла.
– Ага, значит, есть ты хочешь, – полосатая пони заговорщически подмигнула мне и взяла в зубы кастрюльку.
Чтобы не выглядеть жалко, я улыбнулась и выдала:
– Даже если это похлёбка из радтараканов, то я съем её без остатка – такая я голодная, – и немного подумав, прибавила жирной точкой:
– Вот!
– О, тебе повезло. Она как раз из радтараканов сделана.
– О-очень смешно, – ответила я, придав лицу выражение, полное скепсиса.
– Хм, а ты быстро учишься, я смотрю.
Полосатая пони протянула копыто. И произнесла:
– Джестер.
Я слабо хлопнула по её копыту в ответ и чуть приподнялась на локтях.
Моя новая знакомая зачерпнула половником варево из кастрюльки и влила горячую похлёбку мне в рот. Я читала, что на голодный желудок любая, даже самая безвкусная пища покажется изысканным лакомством, но тут могу с уверенностью сказать: похлёбка была необыкновенно вкусна. Не считая варёной моркови, остальные ингредиенты были мне незнакомы. Было ясно, что Джестер добавила какие-то ароматные специи – в Стойле я тоже добавляла сушёные травки и молотый перец для того, чтобы придать пикантность моим блюдам, но здесь вкус и густота похлёбки зависели именно от основы. А основа эта хоть и напоминала по вкусу грибы, которые в виде спрессованных брикетиков хранились в нашем Пищеблоке ещё с довоенных времён, была чем-то иным.
С каждым глотком из половника я ощущала, как силы, выкачанные долгим путешествием, возвращаются. Кроме того, горячая похлёбка прогревала застуженное горло, а острые специи восстанавливали притуплённые вкусовые ощущения.
Джестер молча, практически находясь в трансе, наблюдала за тем, как её блюдо уплетается за обе щеки. По её лицу было видно, что она полностью удовлетворена происходящим.
Наконец, опустошив всю кастрюлю, а затем вылизав её без остатка, я впервые за всё время смогла обратиться к полосатой пони по имени. И я попыталась начать разговор максимально дружелюбным тоном:
– Слушай... Джестер. А я ведь неплохо умею готовить. Скажи, из чего ты варила эту похлёбку-то? На вкус она просто восхитительна! – да, моему восторгу не было предела, а потому его нужно было обязательно умерить последовавшей фразой:
– Из тараканов, я же сказала тебе, – сказала она абсолютно серьезно.
– Кха! – от осознания свершившегося факта у меня глаза на лоб полезли. Мало того, что я впервые в жизни отведала мясо, важнее было то, чьё мясо я с таким удовольствием съела! Однако выплёвывать было уже нечего, а более агрессивными методами избавляться от этого блюда я не хотела.
Джестер прямо сияла. Похоже, основным занятием в её жизни была расстановка подобных “ловушек” на пути ничего не подозревающих собеседников. “Интересно, как может выглядеть её кьютимарка?”, – подумала я, но потом поняла – её может и не быть вовсе. Я глядела на полоски, покрывающие её лицо, раскосые глаза, вспоминала на слух необычный акцент. Проще было спросить напрямую, чем придумывать разные нелепые версии. Поэтому, сделав мордочку попроще, чем “Я съела варёного таракана. Вот ужас-то!”, я сказала:
– Джестер...
– Только на пол не надо. Вот тебе кастрюля, – она снова меня перебила, и, похоже, всерьёз считала, что я несмышлёный жеребёнок, от которого одни лишь хлопоты.
– Да нет, – вспылила я, – тут всё в порядке. Переживу.
– Не сомневаюсь. От моей похлёбки пока ещё никто не умирал. – “Агрх! Ну что за манера разговора”.
– Дже... – я сделала маленькую паузу, ожидая что она тут же бросит ещё одну реплику, но она с увлечением ждала, когда я продолжу. Даже развернула оба уха, словно показывая: “я вся внимание”.
– …стер, – выдохнула я остатки воздуха и кашлянула.
– Ну-у?
– Я тут голову ломаю: ты же не совсем пони – верно?
– А ты наблюдательная. Мой отец из рода зебр, а мама – пони. Я, что называется, гибрид. – Я не могла прочитать на ее лице ни одной эмоции. Она отлично владела собственной мимикой.
– А тогда зачем ты напротив входа повесила тот страшный плакат? Разве он не отзывается плохо о твоих предках?
– Похоже, я переоценила твою наблюдательность! – с этими словами Джестер ткнула копытом в тёмный угол помещения, где и правда синел еще один лист бумаги. – Посвети-ка туда фонариком.
Мне пришлось развернуть копыто самым неудобным образом, но зато при свете фонаря смутные очертания превратились в рисунок. Этот плакат был сине-сиреневым. Но, если подумать, не так сильно отличался от предыдущего. Всё так же была обыграна идея грозной тени. Эффектный, не устаревающий приём. На этот раз в качестве агрессора выступал пони-солдат с зазубренным ножом в зубах. Он отбрасывал тень в виде аликорна на зебру и её жеребёнка. Те прижимались к стене разрушенного дома и смотрели на убийцу глазами, полными ужаса. Под рисунком располагался странный орнамент из спиралей и треугольников.
Джестер пояснила:
– Тут написано: “Найтмэр не щадит ни детей, ни матерей”. Ну и как, по-твоему, этот плакат отзывается о других моих предках?
Я молчала.
– Вот, например, ты у нас – пегас. А здесь пегасов не очень-то жалуют за то, что их предки в Последний День закрыли небо.
– Они что? – теперь, похоже, стало яснее, почему ночью не было видно звёзд, а утром рассвет едва пробивался через густой слой облаков.
– Ты даже этого не знаешь. Когда упали первые жар-бомбы, пегасы отгородились плотным облачным занавесом, забрав у всех остальных выживших Солнце, звёзды и Луну.
– Да это же… – большой комок подступил к горлу. – Как они могли?
– В том то и дело. В той войне все были хороши. И эти плакаты – одно из таких напоминаний. Поверь, я давно копаюсь в здешних развалинах и повидала много следов зла со стороны и тех и других. И что же, мне теперь испытывать чувство вины за всех, кто напортачил тогда? Или, например, жить таким образом, чтобы в итоге искупить грехи своих предков?
Я молчала, пытаясь примерить ситуацию на себя. Если верить словам Джестер, пегасы обрекли всю Эквестрию на голод. Да и снег весь этот кругом тоже неслучайно падал. Но была ли в этом моя вина?
– Нет, – мой ответ был совершенно твёрдым.
– Вот и не забивай этим голову и живи в своё удовольствие.
– И как же ты живёшь? – похоже, разговор наконец-то заладился. Я надеялась узнать о своей новой знакомой побольше. Чутьё подсказывало, что с такими как она происходят интересные события.
– Копаюсь в мусоре.
– Ээ? Зачем? Ты уборщица?
– Мусорщица. Хлам, раскиданный кругом – это не только пустые бутылки и мятые банки. В здешних развалинах попадается старая техника, разные диковины, о назначении которых не каждый скупщик знает. Иногда даже предметы искусства. А если удается найти войсковую часть, можно разжиться содержимым арсенала. Только тут уже нужны хорошие отмычки и умение отключать системы защиты...
– Получается, ты археолог? – от волнения моё сердце забилось чаще.
– Ну, археолог – это громко сказано. Я же не ищу древние сокровища забытых империй. Для этого надо хорошо знать историю и мифологию. А у нас тут университетов нет. Нет, Додо, таких как я, за глаза, называют “расхитителями могил”, “гробокопателями”, “мародёрами”. Забывая о том, что именно такие, как мы, приносим им блага цивилизации.
Я кивнула и открыла было рот, чтобы продолжить разговор о странных вещах, расположенных в доме Джестер, как она сама сказала:
– Ладно. Моя очередь задавать вопросы. Вчера мы не закончили, потому что кое-кто плюхнулся в обморок. Кто же ты такая?
– Я... – наступила пауза. После услышанного, хотелось подать себя как-то посолиднее. Потому я решила назваться той, кем мечтала быть всю жизнь. – Свободная Искательница Приключений...
– На свой круп? По тебе это отлично видно, – впервые я не обиделась, потому что она была в чём-то права. Тем не менее, для вида я скривила недовольную мордашку, и с трудом подавила желание высунуть язык, чтобы дополнить образ.
– Не, я серьёзно. Откуда ты такая взялась? Не с Луны же упала?
“Вот не нужно было меня лупить. Сама бы всё рассказала”, – подумала я.
– А откуда ещё? Там такие живописные кратеры.
Однако это совсем не смутило Джестер.

0

14

– Ладно, самой угадывать интереснее, – сказала она, и уже, не обращаясь ко мне пробормотала себе под нос:
– Из-под какого же камня ты такая выползла...
Последовала небольшая пауза, во время которой Джестер смотрела куда-то в сторону. Потом уже уверенным тоном она продолжила:
– Начнём с простого. Судя по форменной одёжке и вот этой бандуре у тебя на ноге, ты выбралась из запечатанного подземного убежища.
– Из Стойла, – уточнила я.
Джестер сделала вид, что не услышала моё замечание, и продолжила:
– Только вот что странно. Насколько я знаю, пегасьи Стойла строились отдельно, и они теперь все разорены. А все пегасы живут там, – Джестер многозначительно указала копытом куда-то в потолок, а потом, встретив непонимание в моих, глазах уточнила, – в смысле, за облачным занавесом.
Тут я решила наконец-то осадить свою собеседницу.
– То есть мысль о том, что я могла родиться в обычном Стойле у бескрылых родителей не приходила тебе в голову?
– О, – рассеянно произнесла она, – не знала, что такое бывает. – Джестер не подала виду, что огорчена. Она просто продолжила свои рассуждения:
– Теперь, что касается твоей кьютимарки. Я внимательно рассмотрела её, пока ты спала – Джестер многозначительно поглядела на меня, от чего я, наверное, снова покраснела.
– Так ты пялилась на меня, пока я спала!? Да ты... – Я задохнулась от негодования.
– Я провела тщательный медосмотр.
– Ааа? Что? – В моей голове пронеслась цепочка неприличных мыслей, навеянных журналами фривольного содержания, которые я однажды нашла в одном из ящиков в нашей каптёрке. Подивившись собственной испорченности, я заметила взгляд Джестер. Ну конечно же! Она ждала именно этой реакции. Порадовавшись, что очередной “снаряд” достиг цели, Джестер продолжила:
– А ты хорошо забинтовала рану на ноге. Нет, повязку я всё-таки сменила, но твой узел резать было даже жалко.
Я пообещала себе больше не реагировать на фразы-ловушки Джестер, но вовсе не была уверена, что это получится. Похоже, у неё был заготовлен целый склад намёков и двусмысленных реплик, причём лично для меня.
– Так вот, кьютимарка говорит о том, что ты разбираешься в отладке электрооборудования, если, конечно, твой особый талант не пронзать красных червяков раскалёнными молниями...
– Эй!
– И наконец, ты здесь болтаешься совсем недавно. День-два от силы. Так?
– Как ты догадалась?
– У тебя на куртке воротник весь запачкан песком и копотью, а если его отвернуть, на сгибе будет чистая серо-голубая материя. То же самое и с клапанами кармашков. Ну, всё верно говорю? А, Искательница?
– Д-да...
Я читала несколько детективных историй, в которых главным героем был пони-сыщик Шеринг Хоупс, который по отпечатку копыта на садовой клумбе мог сказать не только пол, возраст, видовую принадлежность преступника, но и в деталях описывал его привычки и манеру речи. По всей видимости, Джестер использовала похожий метод. В любом случае, ей нельзя было отказать в наблюдательности. Однако в голове промелькнула и другая мысль – гораздо менее приятная, и мне зачем-то захотелось её озвучить:
– Может, ты ещё и в сумках у меня порылась? Ну, для поиска дополнительных улик, например.
– Нет, – Джестер нахмурилась, – у нас, мусорщиков, есть понятие “хабар” – “добро”. И от того, уважаешь ли ты чужое добро, зависит то, какой ты мусорщик. Так что только наружный осмотр.
По тому, как изменился её голос, мне стало ясно, что я задела её своей идиотской репликой про сумки. Теперь оставалось только извиниться и ждать ответа.
– Прости... Я не подумала...
– А думать, между прочим, надо. В наших краях те, кто не думают, или делают это слишком медленно, влипают в ситуации. Ладно, мы с тобой уже, можно считать, знакомы. А вот ты такое кому незнакомому ляпнуть попробуй. Один просто в лицо плюнет, а другой пристрелит без всякого сожаления – так, для острастки.
Джестер вздохнула и продолжила разнос:
– Правду мне говорили. Жители Стойл – как с Луны упавшие. Ничего не знают, но вместо того, чтобы осмотреться на месте и понять всё самостоятельно, задают окружающим идиотские вопросы, а ещё они настолько брезгливы, что готовы жрать на морозе листья салата, когда в походном рюкзаке лежит питательный паштет из мантикоры...
– Жители Стойл? Других Стойл?
– Тебе лучше об этом не знать. – Взгляд Джестер сразу потяжелел, и я поняла, что в этом она, пожалуй, права.
– Но...
– Ох, не место тебе тут. – Джестер покачала головой – Тебе нужно поспать, набраться сил. Вместе мы дойдём до Стойла... – она покосилась на стопку моих вещей – 96, как я понимаю? А по дороге к нему я тебе расскажу и про Последний День, и про Остов, и про троюродного дядю по отцовской линии...
– До Стойла? Зачем, если я оттуда только выбралась?
– Доставлю тебя домой. Целой и невредимой – маме с папой на радость.
“Вот значит как”.
* * *

Джестер нужно было отлучиться по делам. Поэтому она показала, где именно в вагончике находится удобство. Им оказался высокий угловой шкаф с узкой дверцей. Долго бы я это место сама искала. Ещё Джестер поставила возле моей койки таз, как она пояснила – “на всякий случай”, и стала одеваться. Потом где-то в прихожей щёлкнул выключатель, затворилась дверь, и я осталась наедине со своими мыслями.
Теперь в комнате стало совсем тихо, но сон не шёл. Судя по часам ПипБака, я провалялась без сознания около шести часов. Хотя нет! Рядом с часами отчётливо виднелась дата – 7 ноября. Я была в отключке больше суток!
Про “доброе утро”, Джестер, разумеется, пошутила – за окном уже было темно. В голове крутился вопрос: а насколько вообще она серьезная по жизни? Во всяком случае, её намерение тащить меня домой к родителям выглядело таковым.
Родители. Так вышло, что с момента выхода из Стойла, о них я вспомнила впервые. И то после фразы Джестер.
Папа. Единорог с инженерным образованием. Воспитанный по лучшим программам Министерства Военных Технологий, сохранившихся у нас в Стойле. Специалист по пневматическим системам. Как только в Стойле ломалась какая-нибудь дверь, все обращались именно к нему. И это была лишь малая часть его умений. Сколько я себя помню, он постоянно что-то чинил. По столу были раскиданы синие бумаги с белыми линиями и цифрами, железные цилиндрики и различные инструменты – от часовых отвёрток до огромного разводного ключа.
По словам мамы, когда я родилась, папа поначалу вообще не мог понять, что я такое, и как это что-то могло стрястись именно с ним. К тому же, он хотел наследника. Но поскольку в нашем Стойле наблюдалось перенаселение, Смотрительница ввела ограничение: не больше одного жеребёнка на семью. В итоге, папа решил воспитать наследницу. Умение работать со всякими инженерными штуковинами перешло мне именно от него. Он же с детства кормил меня классической музыкой и, похоже, основательно перекормил ей.
Мама. Земная пони. Она работала в Пищеблоке помощником главного повара. С детства помню её накрахмаленный фартук и ряды синтезированных пищевым талисманом овощей, ждущих обработки. Не знаю, насколько они были похожи на настоящие, но между собой по вкусу различались сильно. Там же был шкаф с разными специями и огромный морозильник, в котором мама позволяла мне проводить научные опыты по превращению воды в лёд.
В день получения кьютимарки мама подарила мне маленький шарик из магического стекла с кусочком настоящего облака внутри и надписью “Из Клаудсдейла с любовью” на подставке. К слову, шарик этот до сих пор болтался в моей седельной сумке – на счастье. Когда-то он принадлежал моему далёкому предку по маминой линии и передавался из поколения в поколение.
Предок был пегасом, выбравшим в качестве спутницы жизни земную пони. В довоенной Эквестрии такие смешанные браки случались крайне редко, поскольку земные пони и единороги не умели ходить по облакам, а пегасы не хотели быть привязанными к земле. Однако обстоятельства сложились так удачно, что в общий набор генов попал тот, что сделал меня такой особенной.
Получив кьютимарку, я стала взрослой. Во всяком случае, по меркам Стойла. Поэтому, после года работы по специальности, я получила собственную комнату, в которой и жила одна, слушая музыку и зачитываясь книгами о Внешнем Мире.
Мои родители давно свыклись с мыслью, что мне не место в тесном Стойле. Разговор, в котором я сообщила им, что рано или поздно покину Стойло, имел место несколько лет назад. С тех пор моё решение ни разу не менялось. Я предупредила, что если не смогу выйти на связь с Поверхности, то оплакивать меня надо будет не раньше, чем через месяц. Также они узнали, что я могу исчезнуть, не оставив даже прощальной записки. И вовсе не потому, что я была неблагодарной дочерью. Я очень их любила. Просто из Стойла нужно было выбираться незаметно – Смотрительница в зародыше давила идеи, подобные моим.
Плохо, что я оставила столько следов. Теперь у меня было примерно 4 недели на то, чтобы побродить по Поверхности, а также придумать, как добраться до Стойла с минимальными проблемами. На свои крылья я пока что рассчитывать не могла. А Джестер... ох, сдаётся мне, она не знала, где именно располагается мой дом. Мне очень хотелось увидеть её физиономию в тот момент, когда мы доберёмся до края пропасти.
Вспомнив про пропасть, я задумалась о ещё одной проблеме: у меня было всего два патрона и довольно слабенький, как оказалось, пистолет. С этим срочно надо было что-то делать. Может, я смогу предложить Джестер что-то из своего “добра” в обмен на коробку патронов. Но сначала нужно было убедить её в том, что ни до какого Стойла меня провожать не надо.
От всех этих мыслей, а также попытки выстроить их в логическую цепочку, разболелась голова. Джестер была права. Прежде всего, мне нужно было выздороветь. Я зарылась головой в подушку, вытянула задние ноги до самого края койки и очень скоро уснула.

* * *

Проснулась я где-то в середине ночи и, повинуясь нахлынувшим желаниям, вылезла из постели. Всё-таки тараканье мясо ощутимо вдарило по моему не приученному к подобным деликатесам желудку.
Стараясь ступать как можно тише, я прошла мимо спящей на соседней подвесной койке Джестер. Она вернулась, пока я спала, и теперь лежала, свесив переднее копыто в проход, и довольно громко сопела в подушку. Дверь заветной кабинки напомнила скорее дверцу стенного шкафа – она была такой же узкой и открывалась с очень характерным скрипом. К счастью, внутри был не шкаф, а полноценный санузел, прямо как у нас в Стойле, только изрядно обшарпанный и меньших размеров.
Возвращаясь обратно, я наступила ногой в злополучный таз, и, потеряв равновесие, с грохотом упала на пол.
Джестер спрыгнула с койки, как по сигналу. Нет, в темноте её невозможно было увидеть, только услышать лёгкий шорох справа, а затем почувствовать на спине лишний вес. Признаться, лежать распластанной на холодном полу, когда в спину давят твёрдые копыта, очень неприятно. Пришлось изо всей силы изогнуть шею и прошипеть:
– А ну слезь с меня!
– А, Додо? С облегчением тебя. – “Нет, ну какая прямолинейность!”
– С-спасибо, – эта реплика относилась не к пожеланию, а к тому, что мне позволили встать на ноги и отряхнуться.
Джестер нащупала в темноте кнопку, включающую ночник, висящий над её койкой, и тусклый жёлтый свет осветил её абсолютно спокойную физиономию.
Мы стояли нос к носу. Впервые за всё время. Оказалось, что Джестер ниже меня примерно на пол головы. Да она и сама по себе была довольно миниатюрная. Наши взгляды встретились.
– Чего дерёшься? – спросила я.
– Ты устроила знатный кипиш. Я решила, что в дом решил забраться кто-то из твоих друзей.
– Издеваешься, да?
– Отнюдь. А ты не думала, что кто-то будет тебя искать?
– Так, Джестер, теперь послушай меня, пожалуйста.
По всей видимости, ударение на последнем слове возымело действие. Джестер, как и тогда, за обедом, навострила уши.
– Ты живёшь у подножия горы. А моё Стойло находится почти на самой её вершине. Там такая железная вышка ещё торчит. Между этими двумя точками зияет глубокая пропасть метров 50 в ширину, а может, даже больше. Других пегасов в Стойле нет. Тут искать меня никто не будет. Это ещё и к тому, что если ты хочешь вернуть меня в Стойло, то тебе надо или научиться бегать по стенам с грузом в зубах, так как добровольно я обратно не полезу. Или давай, наколдуй себе крылья – и тащи меня по воздуху. Вы, зебры, умеете же сочинять всякую странную магию?
– Мы, зебры? – Джестер иронично вздёрнула бровь, и я поняла, что сморозила глупость. – Вот представь себе пони-зебру с пушистыми крыльями. Представила? А теперь забудь. А вот первый вариант даже можно опробовать. Только называется это не бег по стенкам, а скалолазание.
– Знаешь, Джестер. Я уже там налазилась, – сразу вспомнилось тощее деревце и ржавый дробовик, которые чудом не сломались под моим весом. – Ты как хочешь, а я вниз – подальше от этих расщелин и крутых склонов.
– Боюсь, жеребенок, что у тебя это не выйдет. Горные цепи идут подковой вокруг Вспышки. И ты сейчас, если угодно, на месте одного из гвоздей этой подковы.
Услышав знакомое название, я вздрогнула, отчего задним копытом задела перевёрнутый таз, лежавший рядом. Он аж загудел.
– Ты сказала “Вспышка”?!
– Ну да. – Джестер, похоже, удивилась моей реакции.
– А где мои седельные сумки?
– Я их тебе под койку положила.
Брыкнув таз в сторону, я нырнула под койку. С сумкой в зубах, я проследовала до откидного столика и попросила Джестер включить свет. Как же я могла забыть про планшетку?
Джестер с явным интересом смотрела за тем, как я разворачиваю старую, выцветшую карту на столе. Если не считать пометки красным карандашом и напечатанные синим цветом линии рельефа, карта была белёсая, почти бесцветная. Словно её тоже занесло снегом. Однако в некоторых местах проступали не до конца выгоревшие участки изумрудного, салатового и бежевого оттенков. Это говорило о том, что до войны климат был всё-таки теплее. Горы и правда шли подковой. Они огибали бледно-салатовую равнину, в центре которой жирной точкой был отмечен населённый пункт под названием Поларштерн. Чуть правее, жирным красным карандашом было надписано “Вспышка”.
– Откуда у тебя довоенная карта местности? Она немалых крышек должна стоить.
– Каких крышек?
Джестер посмотрела на меня, как на круглую идиотку.
– А, ну да. На Луне же бутылочные крышечки не являются валютой, верно?
Я порылась в сумке и выложила на стол потёртую коробку из-под леденцов. Открыв её, я высыпала несколько крышек от газировки прямо на карту.
– Такие?
Джестер прищёлкнула языком.
– И где ты только разжилась таким богатством?

* * *

0

15

В течение следующих 15 минут Джестер слушала рассказ о моих похождениях. Я постоянно опасалась, что она меня снова перебьёт, а потому сильно торопилась. История получалась не очень складной, особенно за вычетом нежелательных подробностей, вроде моего восхождения на вышку и дальнейших проблем с антипохмельными таблетками. Там я сослалась на сильный ветер и малый опыт полётов, что тоже было недалеко от истины. Зато бегство от мантикоры я описала во всех красочных подробностях.
Джестер ни разу не прервала меня. Во время моего сбивчивого монолога на её спокойном лице то и дело возникали разные эмоции. Волнение, интерес, удивление, даже сочувствие один раз промелькнуло. Это были едва заметные колебания, но их было достаточно, чтобы понять – мой рассказ захватил Джестер. Я закончила на том моменте, где она подкралась сзади и напугала меня. Дальше Джестер сама всё прекрасно знала.
Я не могла сказать точно, но, кажется, теперь Джестер смотрела на меня с большим уважением, чем раньше. А ещё она молчала и ковыряла кончиком копыта бутылочную крышку. Наконец, она улыбнулась мне и сказала:
– В чём-то я тебя недооценила. Убежать от Белой Бестии не каждый сможет.
– Ты про мантикору?
Джестер кивнула и продолжила.
– А ещё лезть в сильную метель на верхушку железной башни, чтобы просто починить перегоревшую лампу. Да ты отчаянная! Мне это нравится.
Слушать похвалы в свой адрес, да ещё от Джестер? было приятно, но я вспомнила, для чего развернула карту, и спросила:
– Кстати о башне. Джестер, ты же разбираешься в картах?
– Скорее в схемах. Я за всю жизнь всего пару раз видела такие детальные карты, – сказала она.
– Но ты сможешь показать, где мы сейчас находимся?
– Попробую. Нужно знакомое название, а карта довоенная. Этих городов и деревень уже нет. А то, что осталось, имеет новую историю и новые названия.
Джестер склонилась над картой, вытянув шею и практически водя носом по бумажной поверхности.
– Скажи-ка ещё раз, как называлась та отметка, на которой стоит вышка?
– Высота 472.
– Тогда это вот тут. – Джестер распрямилась и подвинула свою бутылочную крышку в южную часть карты.
Я пригляделась и заметила едва читаемую карандашную надпись: “Стойло 96”, располагавшуюся справа от бутылочной крышки. Надпись явно была нанесена позже – прежним владельцем карты. Сама крышка своими зубчатыми краями напомнила мне дверь-шестерёнку, которой Стойло было обозначено в моём ПипБаке. Ещё одно совпадение.
Я сглотнула и сказала:
– Джестер, мне всё-таки нужно знать, что случилось с другими Стойлами.
– Ну, раз нужно. Не все Стойла находятся в такой глуши? как твоё. И уж тем более они не отрезаны от внешнего мира так удачно. – Джестер ткнула копытом в карту. – Вот, видишь? Тут был мост. А теперь дорога обрывается в пропасть. Поэтому вас не тронули.
– Что ты имеешь в виду? – от последней её фразы мне стало не по себе.
– Рейдеры, Додо. С тех пор, как они прознали о Стойлах, то придумали десятки хитрых способов, как выманивать доверчивых жителей наружу. Они убивали их, либо продавали в рабство. Сейчас такие Стойла полностью разграблены. Те, кто выжили, вряд ли даже смогут вспомнить о своей прежней жизни. Я не уверена, но я готова поспорить, что ты – первая пони, которая вообще выбралась из Стойла самостоятельно и добровольно.
Повисла мрачная пауза, после которой Джестер продолжила:
– Но здесь – север. Когда легкая нажива кончилась, для рейдеров здесь стало слишком холодно. Организованные банды распались, а дикие рейдеры вымерли. Просто знай. Твой костюм и этот навигатор на ноге уже являются поводом для того, чтобы тебя обмануть. Не обязательно это будут рейдеры, но мой тебе совет – старайся озираться по сторонам, наблюдать, делать свои выводы. Это избавит тебя от беды. И главное: учись задавать вопросы. Лучше вообще этого не делать. Но если вдруг придётся, они не должны быть глупыми.
– Но тебе-то я могу их задавать?
Джестер поморщилась, потом махнула передним копытом.
– Ладно. Как же ты иначе будешь учиться? И я готова биться об заклад, что у тебя прямо сейчас есть один такой вопрос.
– Да. Он меня с самой нашей встречи донимает.
– Снова что-то о моей родне? Что ж ты так на ней зациклилась?
– А вот и не угадала! – Я улыбнулась ей, – Я хочу узнать, как устроена сигнализация твоего холодильника. Когда ты уходила, я один раз в него заглянула, но ничего не заорало как в первый раз.
– Ах, это? – Джестер рассмеялась, – ты очень долго рассматривала тот конверт с пластинкой. Вот я и решила ознакомить тебя с её содержимым. Просто… немного переборщила с громкостью.
Она с гордостью указала на деревянную коробку, висевшую над нами. Раньше я её не замечала.
– Аудиосистема “Фиддлстикc Акустикс М-6”. Морёный дуб, золотые контакты, усилитель на магических кристаллах.
– Ничего себе, – я понимающе кивнула.
Я стояла посередине вагончика, словно заворожённая. Видеть такое произведение искусства здесь было очень странно. “Всё же лучше, чем изучать его по фотографиям из журнала “Волны Гармонии”, маленьким, блёклым и чёрно-белым”, – думала я.
Мои раздумья были прерваны фразой Джестер, которая стояла с уже знакомым конвертом в зубах.
– Ну фто? Так мы бувем пвобовать эту малышку в дейфтвии, или как?
Я утвердительно кивнула.

~ ~ ~

Заметка: следующий уровень (4)
Новая способность: Кобыла с Луны.
Вы задаёте слишком много вопросов, касающихся устройства мира, в который попали. Как результат, одни собеседники поощряют вашу пытливость, другие, напротив, могут послать куда подальше... скажем, обратно на Луну. После пререканий с Джестер, ваш уровень красноречия увеличен до 25. Неплохое начало.

0

16

https://pp.vk.me/c623430/v623430656/11129/zwuMJOSG5uQ.jpg     За ночь выпало много снега. Он сгладил все неровности рельефа, однако это было лишь видимостью. На деле же, я постоянно проваливалась в сугробы.
Перед выходом Джестер предложила мне нацепить на ноги дурацкие штуковины, внешним видом напоминавшие теннисные ракетки – так называемые снегоступы. Я отказалась, только примерив их. Ещё бы: громоздкие, некрасивые, а для того? чтобы покопаться в настройках ПипБака или даже просто почесать нос, пришлось бы их снимать.
Однако сейчас я, пожалуй, жалела о своём отказе. Для того чтобы поспевать за Джестер, приходилось тратить много сил, а ещё говорить довольно громко, что совсем не шло на пользу моему простуженному горлу.
– И куда мы идём? – поинтересовалась я.
– В Баттерфлай.
– А что мы там будем делать?
– Как что? Приоденем тебя и найдём нормальную пушку. Ты же у нас упёртая и домой не хочешь. Значит, тебя нужно экипировать, как следует. Да заодно и с народом пообщаешься. Тебе полезно.
Последняя фраза прозвучала совсем тихо. Выбирая в снегу неглубокие участки, я успела отстать от Джестер на несколько метров. Голос же свой та принципиально не повышала.
Дорога шла по дуге. Следы Джестер – тоже. Мне показалось логичным идти по прямой, чтобы догнать её. В результате этого манёвра я провалилась в снег чуть ли не по шею. Что называется, срезала путь!
– Джестее-р, подожди-и!!! – крик получился громким, и больное горло снова напомнило о себе.
Моя проводница остановилась и обернулась посмотреть, что стряслось. Когда я выбралась из ямы и поравнялась с ней, то услышала:
– Говорила я тебе, что нужно идти за мной след в след.
Мы двинулись дальше.
Я задумалась: “Говорила? А верно, что-то было такое. Только я не думала, что эту фразу надо воспринимать так букваа…”
Я снова сошла с дистанции, больно прикусив язык: на этот раз ноги сами съехали вправо. “Как же меня это достало!” С этими мыслями я расправила крылья и сделала пару плавных движений, потом ещё. Копыта поднялись над снежной коркой, и, спустя несколько взмахов, я оказалась возле Джестер.
– О, привет снова. Не думала, что ты можешь быть такой быстрой.
И она, как ни странно, ускорила шаг! Но, в любом случае, теперь я поспевала за ней, а потому продолжила прерванный ныряниями в снег разговор.
– Баттерфлай, говоришь? А что это за место такое?
– Деревня. Тебе должно там понравиться. Весёлые ребята, отличная музыка.
При словах “весёлые ребята” я содрогнулась. Мне и одной Джестер с её постоянным весельем хватало. А тут, судя по всему, меня ожидал целый Джестервилль.
Я вздохнула, представив себе всё это в подробностях. Джестер даже повернула голову в мою сторону.
– И чего это у тебя такой кислый вид? За всю Пустошь я не ручаюсь, но из тех мест, где мне довелось бывать, Баттерфлай – самое дружелюбное поселение.
Мда.
– Что за дурацкое название – “Пустошь”? – уцепилась я за новое слово. – У вас же тут много всего. Даже деревья растут.
Джестер остановилась и задумалась, глядя перед собой. Я догнала её и теперь стояла рядом, разглядывая ставший уже привычным северный пейзаж.
Наш путь проходил по вершине горного хребта. Справа и слева виднелись лишь ущелья, присыпанные снегом, и другие горные цепи, очертания которых терялись в тумане. Но кое-где на склонах гор можно было различить деревья, судя по всему, хвойных пород. На фоне снега они казались не зелеными, как их рисовали в книгах, а почти черными. Но, в отличие от того деревца с обледенелой площадки, эти не выглядели мертвыми.
– Когда Эквестрия погибла, большая часть её территории превратилась именно что в пустошь. Причём, буквально пропитанную разной ядовитой дрянью. Но горы преградили путь радиации, а ветер унёс ядовитые осадки в сторону Мэйнхэттена и Хуффингтона – Джестер поморщилась своим мыслям. – Так что тут ты права: Пустошь – это общее название того, что раньше именовалось Эквестрией.
Закончив объяснение, Джестер зашагала дальше, а мне пришлось поспешить вслед за ней. Теперь было ясно, почему мой ПипБак молчал всё это время. Воздух не был отравлен, радиация не распространилась дальше моего Стойла. О том, что стало с теми местами, куда выпали радиоактивные дожди, мне совершенно не хотелось думать, но Джестер, словно уловив мои мысли, продолжила свой рассказ об окрестностях.
– Нет, и в этом регионе есть довольно грязные места – например, Остов. Раньше там был местный промышленный центр с гордым названием Штальбарн. Но его нынешнее прозвище говорит само за себя, что, впрочем, не мешает этим руинам кишмя кишеть всякими неудачниками, у которых не хватает опыта, смелости или средств, чтобы высунуть нос из местной тошниловки и отправиться в серьёзный поход.
Джестер фыркнула. Видимо, она была не слишком высокого мнения об этих пони.
– Эм, а что они там делают, ну, в этих руинах?
Джестер фыркнула ещё раз.
– Копаются, что же ещё? Молодняк вроде тебя. Они там друг другу разве что на хвосты не наступают. Пытаются найти что-то там, откуда всё уже вынесли до них. Идти в новые места решаются только самые отчаянные или безмозглые.
Джестер сплюнула.
– Те, у кого есть крышки, но не хватает смелости, надевают на себя навороченный химкостюм и ходят по более-менее безопасным участкам коммуникаций бывшего города. Те, у кого нет крышек, но есть мозги в голове, гоняют вниз новичков. Выжившие новички через пару лет становятся такими же, как их недавние “учителя”. Ну а те, кого Селестия мозгами обделила, через пару-тройку ходок загибаются, наглотавшись какой-нибудь дряни, либо свернув шею при спуске в очередной колодец. Обычная история.
– А если нет ни крышек, ни смелости?
– О, эти-то. Самое печальное зрелище – они попрошайничают и горько пьют. Вечно грязные, с осоловелыми глазами. Подкинь пару-тройку крышек и услышишь чудесные истории о том, как кто-то из них разорвал пасть мантикоре голыми копытами или же собственными глазами видел возле заброшенной шахты призрак Принцессы Луны... Ну, насчёт последнего я нисколько не сомневаюсь – по пьяни и не такое увидишь.
Я сглотнула.
Рассказ Джестер основательно встряхнул меня. Всё моё недовольство тесным мирком, который все эти годы был для меня домом, было перечёркнуто единственной короткой мыслью: “Я родилась в нужном месте и в нужное время”.
Кем бы я стала, если бы изначально жила вне Стойла? Неудачницей вроде тех раскопщиков из Остова? А если бы я родилась в семье рейдеров, ну, если те вообще заводят семьи? Убивала бы и грабила? Меня аж передёрнуло.
А как же Джестер? Не думаю, что ей пришлось легко. Я была почти уверена, что свою карьеру мусорщицы она начинала именно в Остове. Но Джестер не выглядела неудачницей, мало того, всем своим видом она показывала, что прекрасно приспособилась к жизни на Поверхности. Как же мне хотелось получить хоть каплю этой уверенности.
– Ну, ты идешь, или так и будешь пялиться в снег? – оказывается, пока мой мозг был занят перевариванием новой информации, Джестер успела уйти довольно далеко. Я попыталась догнать ее, но тут мои копыта в очередной раз разъехались, и я кубарем полетела вниз.

* * *

0

17

Да, мечтая о полётах, я предполагала, что они будут происходить по относительно прямой траектории и на некотором расстоянии от земли. Хотя какой это, к чёрту, полёт?!
Я катилась по склону, то и дело натыкаясь на камни, скрытые под снегом. Небо и земля постоянно менялись местами, отчего я моментально потеряла ориентацию в пространстве. “Будут новые синяки”, – пришла в голову мысль между двумя жёсткими ударами. Какой-то глубокий инстинкт заставил меня сгруппироваться, а не болтать ногами в воздухе, потом наступило уже знакомое чувство невесомости, и я со всего размаху влетела лицом в снег. Похоже, что на этом моё падение остановилось.
Попытка встать и отряхнуться от снега не увенчалась успехом. Утренняя порция тараканьего супа так и прорывалась наружу, а я старалась удержать вращающийся мир всеми четырьмя копытами. Разумеется, этого не удалось сделать.
Мне пришлось завалиться на бок, чтобы не расстаться с сытным завтраком. Мир перед глазами всё ещё вращался, и я решила подождать, пока вытянутое к небу копыто не перестанет двоиться перед глазами.
– Эй, жеребёнок, ты живой? – Джестер спускалась по склону, словно скользила по нему. Проклятье, как у нее это получается? Решив, что на морозе лучше не кричать, я помахала ей копытом.
– Не хочу тебя расстраивать, но полеты так не делаются. И не смотри на меня так, тебя даже не помяло. – Джестер приблизилась, спокойно глядя на меня. Ох, как же хотелось сказать ей какую-нибудь гадость в ответ! Мир все еще порывался уплыть из-под моего взора, а снег омерзительно таял за шиворотом.
– А я смотрю, ты делаешь успехи в своей археологии.
– О чем ты...?
Джестер прервала меня, указав копытом куда-то мне за спину. Я оглянулась и увидела, что мой непреднамеренный спуск закончился на краю большого, засыпанного снегом котлована, который одной стороной обрывался в ущелье. Посреди этого котлована, нависая одним концом над обрывом, лежало что-то очень большое и длинное, почти целиком занесенное снегом. Какое-то вытянутое сооружение или, скорее, какая-то машина, выкрашенная в серый цвет. Со своего места я не могла разобрать, что же я вижу перед собой.
– Джестер, что это там лежит? – я посмотрела на полосатую пони и увидела, как ее глаза загорелись живым огоньком азарта.
– Похоже, девочка, ты только что раскопала целый самолет!

* * *

Мы спускались по склону котлована с большой осторожностью. Я держала ледоруб наготове, чтобы, в случае чего, остановить своё скольжение, а Джестер прокладывала верёвку, по которой мы должны были забраться обратно.
Сначала мне казалось, что самолёт лежит на земле ровно, но по мере того, как мы достигли середины склона, стало видно, что машина расположена под углом: её хвост был чуть задран, а нос нависал над пропастью.
Спустившись на дно котлована, я поняла, что это был не единственный обман зрения: самолёт оказался намного крупнее, чем я думала. Даже несмотря на то, что большая часть фюзеляжа и крылья скрывались под снегом, было ясно, что этот летательный аппарат мог вместить в себя добрый десяток тех вагончиков, которые встречались мне на обледенелой дороге.
– Джестер, ты когда-нибудь видела такие самолеты раньше? – у меня уже гораздо лучше получалось рысить по снегу, хотя я все равно с трудом поспевала за серой кобылкой.
– Только на рекламных постерах. Но я слышала, что одно время они были довольно популярным средством доставки почты, грузов, а иногда и пони. Скорее всего, перед нами “Облачный разбойник”, а разрабатывать такие громадины стали, когда “Небесные бандиты” оказались неподходящими для нужд войны.
– Небесные бандиты?
– Ты рассказывала, что встречала странные повозки без колёс. Это и есть “Небесные бандиты”. Спереди впрягался пегас-водитель, а сама повозка вмещала до дюжины пони с багажом.
– Это же несколько тонн веса. Как!? – я попыталась представить себя на месте такого несчастного пегаса.
Джестер встала как вкопанная и посмотрела на меня так, словно я только что засунула заднее копыто себе в рот.
– Милочка, я что, похожа на пегаса?
Я не нашлась, что ответить.
– Святая Селестия, как же тебя легко обезоружить, – она картинно покачала головой, но затем подмигнула мне и улыбнулась.
– Я не очень хорошо разбираюсь в технике, это Хэк Рэнч могла бы тебе рассказать, как они летают.
– Хэк Рэнч? Ты мне не говорила, что у тебя есть знакомые пегасы.
– Вообще-то ты опять торопишься с выводами. Она была земнопони.
– Эм, а как она тогда связана с “Небесными бандитами”?
– О, эта кобылка была одержима идеей восстановить один из “Бандитов”, упавших недалеко от деревни. В какой-то книжке она нашла подходящие чертежи и постепенно превратила свой дом в склад-сарай, набитый ржавыми железками и проводами. “Бандит” и сейчас там стоит, недоделанный.
– Почему ты говоришь о ней в прошедшем времени? – поинтересовалась я с опаской.
– Пока она занималась слесарными работами и механикой, дело шло. Но вот провода и батареи оказались ей не по зубам – знаешь, все эти электрические дела не были её особым талантом. И самое главное, за тот год она не смогла найти поблизости ни одного пегаса. Сама понимаешь, машина без водителя никому не нужна.
Я кивнула.
– А так как она пришла откуда-то с юга, то не смогла привыкнуть к здешним холодам. В середине зимы Рэнч собрала весь свой инструмент и покинула деревню.
– Ну-у, её можно понять, – ответила я, ёжась от холода. “Вот оно что. Неблагоприятный климат. А я почему-то боялась, что с ней что-то нехорошее стряслось. К чёрту такие мысли”.
– Так вот, — продолжила Джестер. — Рэнч объяснила мне, что у каждого Бандита есть собственный двигатель, который и толкает повозку. Пегас лишь управляет ей через механическую упряжь. А вот как и кто мог управляться с этой штуковиной, – Джестер указала копытом на засыпанный снегом самолет, – даже она тебе вряд ли рассказала бы.
Мы стояли у хвостовой части самолёта – она больше всего выпирала из снега. Огромный киль машины был устремлён в серое небо, готовое в любой момент разразиться очередным снегопадом. Настоящее солнце совсем не пробивалось сквозь эту преграду, но киль самолёта украшало другое, нарисованное – кьютимарка Принцессы Селестии. Похоже, что здесь она служила в качестве опознавательного знака. Ниже располагалась частично облупившаяся надпись. “Крлевскя Крлатая Пчта”, – прочитала я.
– О, мы будем читать чужие письма?
– Ага, любовную переписку принцессы Селестии, – съязвила Джестер.
Реплика Джестер заставила меня поморщиться. Конечно, я осознавала, что Принцесса Селестия была сделана из плоти и крови, но думать о ней такие вещи... это богохульство.
– Э, жеребёнок, приём! – Джестер махала у меня перед носом копытом, вынутым из снегоступа, – ты так и будешь стоять тут до вечера?
– A? – похоже, я слишком увлеклась проблемами теософии. – Нет, конечно. Вот только как мы попадём внутрь?
Я не видела ни одной двери или окна, через которые можно было пробраться в самолёт. Похоже, они находились под толстым слоем снега.
– А как бы ты это сделала? – Джестер скинула свои седельные сумки и начала увлечённо копаться в одной из них.
– Лично я войду через дверь. Возможно, с применением молотка, ледоруба или какого-нибудь другого средства порчи имущества.
Услышав это, Джестер даже оторвалась от своих сумок.
– Ну... Это если не удастся отверткой поддеть, – я сделала вид, что смущенно ковыряю копытом снег.
Мне показалось, или мне удалось ее удивить?
– Тогда копай.
– Где? – я опять начала чувствовать себя глупой.
– А вот прямо перед собой. – Джестер вернулась к своим сумкам, очевидно, что-то упорно пытаясь там найти.
Я глядела на снег перед фюзеляжем. Тут же, наверное, до двери метра полтора!
– Вот прямо копытами и копать?
– Ну, лично ты можешь и копытами, – судя по стихшему звону, Джестер, наконец, извлекла из своей сумки так глубоко запрятанный предмет.
Я повернула голову. У Джестер в зубах была небольшая складная лопата.

* * *

– Ну, можно и через окно, – сказала я, пожав плечами.
Мы стояли на дне небольшой прямоугольной ямы, совместными усилиями выкопанной в снегу. Рыть вторую такую же совершенно не хотелось. Я изучала клёпаный обод, который обрамлял круглый иллюминатор в боку “Разбойника”.
– Теперь осталось его аккуратно... – я полезла зубами за отверткой, но это движение прервал звук смачного удара и звон разбившегося стекла – …открыть.
Джестер взяла на изготовку небольшой обрез двуствольного ружья, достаточно короткий, чтобы держать его в зубах.
– Ну? Хто перфый?
Меня не надо было спрашивать дважды. Разгоряченная раскопками, я ринулась было лезть в окно, но твердое серое копыто уперлось мне в плечо.
– Жеребенок, либо ты меня не слушаешь, либо у тебя память об снег отшибло.
Я недоуменно моргнула, глядя на свою полосатую спутницу. Она уже третий раз назвала меня “жеребёнком”. Похоже, от впечатления, произведённого моим вчерашним рассказом, не осталось и следа.
– Что-то не так, Джестер?
Серая пони поморщилась, словно только что съела гнилую морковку.
– Ты хуже овцы, пасущейся на минном поле. Ты вообще не понимаешь, что собираешься подставить мне свою спину?
Нет, я действительно не понимала, куда она клонит.
– Что ты имеешь в виду?
Полосатая кобылка выплюнула ружье и смачно сплюнула вдогонку.
– В Пустоши нельзя доверять никому. Вообще. Ты видела ружье у меня в зубах. Что мешает мне выстрелить тебе в спину?
От такой постановки вопроса у меня невольно отвисла челюсть.
– Ты ведь только что спасла меня, Джестер! Ты потратила кучу сил и времени, чтобы поставить меня на ноги.
– Ну, а ты помогла мне донести твое добро, например. Теперь я могу пристрелить тебя ради этих вещей, – мне сложно было понять, шутит она или нет. Я чувствовала, как земля уходит из-под ног. – В этом и состоит твоя уязвимость. Нет ни одной причины, по которой житель Пустоши не сможет тебя пристрелить, что бы он ни говорил и ни делал до этого.
Я не верила тому, что говорила моя собеседница. Я не могла, не хотела в это верить.
– Пони так не делают, Джестер, – я оттолкнула ее копыто и полезла в окно, оставив ее позади.
Внутри было темно и пахло сыростью, железом и разными другими материалами, запахи которых были мне незнакомы. Спрыгнув внутрь, я включила подсветку ПипБака и огляделась.
Я уже говорила, что не представляла себе размеров этой машины. Изнутри она казалась еще больше. Пожалуй, грузовой трюм “Разбойника” был даже шире некоторых коридоров в Стойле. Железные “рёбра” самолёта торчали наружу, а коммуникации были проложены прямо под потолком. Очевидно, никто и не пытался заниматься отделкой салона в грузовом транспорте. Всё это, вкупе с круглым иллюминатором, отсыревшими деревянными ящиками и решётчатым полом, напомнило мне о трюмах старинных кораблей, о которых мне доводилось читать в книжках про пиратов. Хм, даже название у этого воздушного судна было пиратским.
Правда, в отличие от кораблей из книжек, здесь всё, ну, или почти всё, было сделано из металла и даже спустя двести лет выглядело куда современнее.
Но это был трюм, причём, наполненный добром, которое ждало своих новых владельцев. На ребристом полу стояли деревянные контейнеры, часть из которых разломалась, а часть опрокинулась при падении. Это можно было понять по красным значкам в виде сдвоенных стрелок, которые смотрели куда угодно, но не вверх.
Я услышала, как Джестер шумно свалилась в трюм следом за мной. Затем за моей спиной зажёгся источник света, и послышался одобрительный свист.
– Вот это да! Джекпот! Верно говорят, что везение сопутствует новичкам.
Обернувшись в сторону Джестер, я увидела странную картину. Яркий свет исходил прямо из её лба, словно та была... единорогом. Я прищурилась и поняла, что ошиблась. Шестигранный белый кристалл в металлическом корпусе был закреплён на ремешке.
– Что это у тебя за звезда во лбу горит? – спросила я, пытаясь подражать ироничным репликам полосатой пони.
– Завидно?
“Ещё бы не завидно! Такой небольшой кристалл, а светит втрое ярче моего ПипБака”, – подумала я, но ничего не ответила.
– Это “ЛП-31 Лайтбрингер”. Фирменная штучка, не какая-нибудь мулья подделка. Там, где обычные игрушки порадуют тебя от силы два раза, эта малышка потянет все тридцать и ещё один сверху. По крайней мере, так было написано на упаковке...
Проклятье, почему у нее любая, самая безобидная вещь звучала так, словно это что-то неприличное? Мои мысли ушли куда-то не туда, я почувствовала, что зарделась.
Оставив меня стоять с открытым ртом, Джестер устремилась вперёд, и луч её фонарика выхватил из сумрака еще больше ящиков.
– Черт, Додо, это все равно что Ночь Согревающего Очага, только в ноябре! Чего мы ждем?
Честно говоря, я и сама не знала, что положено делать в таких случаях. Джестер, впрочем, явно не собиралась терять времени. Вот у нее в зубах уже появилась красная загнутая железка – лом-гвоздодёр. Неужели она всегда таскает весь этот инструмент с собой? Джестер вставила гвоздодёр между досками ближайшего контейнера и сильно надавила на него копытом. Через пять минут вся боковая стенка ящика упала нам под ноги, осыпав нас обрезками упаковочной бумаги.
– Какого сена! – отплевавшись от бумаги, я посветила вперед. Весь контейнер целиком занимало огромное старое пианино. Пианино! Кому могла прийти в голову идея отправлять на север, в горы, пианино самолетом?
– Эй, Додо, ты любишь классическую музыку? – Джестер явно безумно веселил мой разочарованный вид.
– Ты даже не представляешь, насколько, – я состроила саркастичную физиономию.
Та музыка, которую накануне поставила мне Джестер, оказалась настоящим открытием. Я никогда раньше не слышала таких звуков. Джестер объяснила мне, что так звучат особые магические инструменты, работающие на кристаллах и матрицах заклинаний. Такие инструменты подключаются к другим устройствам, изменяющим исходный звук. Из устройств можно выстроить цепь любой сложности и, плавно меняя настройки, добиться практически любого звучания. В таком магическом обрамлении даже унылая игра Октавии звучала волшебно.
Я бы слушала эту музыку всю ночь, если бы Джестер насильно не уложила меня спать. Остаток ночи я провела, ворочаясь, и посылая страшные проклятья в адрес Смотрительницы и Культурного Совета Стойла, усилиями которых достать что либо менее “благозвучное”, чем пластинки с хуфф-н-роллом, было невозможно. Эти пожилые и уважаемые, но страшно занудные пони, совсем забыли главную цель нашего Стойла и из всего культурного разнообразия довоенной Эквестрии оставили лишь самые строгие и проверенные временем образцы искусства. Похоже, мне предстояло узнать, какие ещё неугодные творения были запрятаны у нас в самых дальних углах архивов.
К сожалению, гвоздодёр был только у Джестер, так что, пока она развлекалась с контейнерами, я решила обследовать другие отсеки самолёта. Кое-где иллюминаторы были разбиты, и через них в трюм нанесло снега, но в целом “Разбойник” сохранился прекрасно. Я даже нашла красную матерчатую сумку странной формы, на которой белыми трафаретными буквами было выведено: “Самоспасатель. Время действия 15 минут”.
– Эй, Джестер! – моя серая спутница копалась где-то позади и, судя по звукам, активно набивала сумки каким-то барахлом – что такое “Самоспасатель”?
– Это как противогаз, только с собственным источником воздуха. Можно дышать в дыму или даже под водой. Бери.
Сказано – сделано.
Контейнеры, которым ещё только предстояло познакомиться с гвоздодёром Джестер, закончились, и, миновав какие-то шкафы с оборудованием, которые сужали проход, я прошла в носовой отсек самолёта. Судя по табличке “Корреспонденция”, висевшей над входом, у меня была прекрасная возможность восполнить свою потребность в чтении.
В отсеке царил беспорядок. Пол был буквально устлан раскисшими от воды, пожелтевшими и запачканными конвертами всех возможных размеров и открытыми деревянными ящиками, из которых они вывалились. Я взяла один из тех, что выглядели поприличнее, и осторожно достала сложенный лист бумаги. Но чернила выцвели от времени и во многих местах потекли – разобрать что-то кроме отдельных слов не получалось. Открыв грубый холщовый мешок, также набитый письмами, я убедилась, что и они испорчены. Похоже, сказывалась общая сырость воздуха в салоне, а также то, что во время оттепелей вся вода стекала в носовую часть машины.
Разочарованная, я было побрела обратно в хвост самолёта, где Джестер варварски расправлялась с контейнерами, но заметила, что помимо открытых железных антресолей, забитых испорченными письмами, в стену строен вертикальный железный шкаф с надписью “Отправления Первого Класса”. Конечно, на дверце висел замок, но это не могло остановить меня. Выломать его не удалось, поэтому я просто (ладно, с большим трудом) сняла обе створки с петель и поставила их рядом со шкафом. Мне пришлось долго орудовать молотком и отвёрткой, прыгать на рукоятке ледоруба, просунутой под дверь, но зато доступ к ценным письмам был открыт!
Внутри, на верхних полках, стояли небольшие пластиковые контейнеры голубого цвета с логотипом “Королевской Крылатой Почты” – белым конвертом с крыльями, из которого била золотая молния. Судя по всему, они были герметичными.
Я сорвала сургучную пломбу с одного из них. В контейнере оказались различные документы на гербовой бумаге – какие-то договоры и счета, суммы в которых исчислялись миллионами довоенных монет. Документы были написаны сухим, казённым языком и содержали кучу непонятных слов, таких как “оферта”, “кадастр” и “диверсификация”. М-да, от них просто веяло скукой. Положив эти обесценившиеся бумаги на место, я опустила взгляд вниз и увидела большой ящик, также сделанный из пластика, с надписью “Письма Её Королевскому Высочеству Принцессе Селестии” и знакомым оранжевым солнцем на переднем боку.
Потрясающе! Шуточная фраза Джестер стала реальностью. Поборов накатившее смущение, я вскрыла ящик и приступила к чтению.

0

18

“Дорогая Принцесса Селестия. Знаю, Вы всё можете. Мой папа ушёл на войну и пропал. Пожалуйста, верните папу! Юнона, земнопони”.

“Дорогая Принцесса Селестия. Мы переехали в Поларштерн. Здесь у папы с мамой серьёзные научные дела. А ещё здесь смертельно скучно и отвратительная погода. Можете сказать пегасам, чтобы дали немного солнца? Вы же Солнечная Принцесса, они Вас послушают. С уважением, Оранж Спот”.

“Дорогая Принцесса Селестия. Я видела вас на последнем празднике Солнцестояния. Вы удивительно красивы. Я нарисовала вас по памяти. Знаю, вышло не совсем похоже. Скажите, у нас же всё будет хорошо? Подпись: Нюи Бланш, Клаудсдейл”.

На обратной стороне листа я увидела детский рисунок. Принцесса стояла на фоне оранжевого неба, в котором светило белое солнце. Её волшебная грива была нежно-розовой, с совсем незначительной полоской цвета морской волны. На переднем плане можно было увидеть силуэты пони, наблюдавших за ней – но они не были проработаны, в отличие от лица Принцессы, её диадемы и нагрудника. Не скажу, что у Нюи Бланш всё получилось идеально, но способности к рисованию у неё определённо были.
Я поняла, что все письма, лежащие в этом ящике, написаны жеребятами. К сожалению, их мечты, надежды, просьбы так и не добрались до адресата. Отложив рисунок в сторону, я взяла следующий конверт.

“Дарагая Пренцеса Силестия. Пивет.
Миня зовут Баттон
В этом году я вёл сибя харашо. Пачимута на вечер сагревающего очага я получил дурацкую бумашку Стойлтек. Мама сказала што это ваш падарок и што он очинь дорогой. Хочу абменять иго на модель паравоза о которой так давно мичтал. Надеюсь вы ни абиделись”.

Я вздрогнула и достала из конверта зеленоватый бланк с логотипом Стойл-Тек. “Глупый жеребёнок... ”
Каждое новое письмо рассказывало об очередных проблемах военного времени. Разбитые семьи, тяжёлый труд, травмы на производстве, голод и нужда. Многие жеребята не подозревали, насколько тяжело их родителям на самом деле. Они верили в то, что всё будет хорошо. Теперь я понимала, что даже если кто-то из них и укрылся потом в Стойлах, это была настоящая потеря – призвания, открытого пространства, прежней, тяжёлой, но привычной жизни.
Последнее прочитанное письмо больно ударило по моей собственной проблеме.

“Дорогая Принцесса Селестия. Вчера мы всей деревней убирали картошку. Осень началась раньше срока, и картошка могла сгнить. Я трудился изо всех сил и весь перемазался в грязи. Мы спасли урожай. Вечером, смывая всю эту грязищу, я обнаружил на боку метку: три картофельных клубня. За что?! Всю жизнь я мечтал стать хирургом и лечить пони! Теперь, с такой меткой и своим деревенским происхождением, я могу забыть о Медицинском Университете навсегда. Это несправедливо! Вы самая мудрая пони в Эквестрии. Ответьте, почему мы сами не можем выбирать судьбу? У грифонов, да и у проклятых зебр такого нет. Одни мы мучаемся. Если Вы думаете, что я один такой недовольный, то это не так. Может пора что-то менять? Рассчитываю на ваш ответ, Хэви Дьюти, фермер из Хэйфилда”.

Дочитав это письмо, я крепко сжала его между копытами и шмыгнула носом. Молодому парню, который всего лишь хотел помочь, кьютимарка испортила жизнь. Я-то нашла себе занятие по душе, а вот ему, судя по всему, светила карьера сельского доктора, но не больше.
Копыта дрожали, поэтому всунуть мятое письмо обратно в конверт мне не удалось. “Достаточно грустных историй на сегодня”, – подумала я и бросила злосчастный лист бумаги в общую кучу писем. Я стала задвигать ящик на место, но взгляд уткнулся в рисунок Нюи Бланш. Его нельзя было тут оставлять. В моей планшетке было два отделения – в прозрачном располагалась карта, а в закрытом – тетрадь с грифоньими закорючками. Вот туда я и положила рисунок неизвестной мне пони, жившей двести лет назад.
Настроение было испорчено. Ещё бы. Чтобы хоть как-то отвлечься от тягостных мыслей, я решила осмотреть шкаф до конца. “Хуже-то точно уже не будет”, – успокаивала я себя, копаясь в среднем отделении, в котором хранились жёлтые полимерные пакеты с красно-белой полосой, шедшей по одной из сторон, и надписью: “Доставить Крылатой Почтой”. Я выкладывала их на пол, читая адреса и названия организаций, которым они были адресованы.
“Бэлтимэр Утилизейшн Групп (северный филиал)”, похоже, занималась улучшением экологической обстановки. Приложив немалые усилия, я всё-таки оторвала зубами верхнюю часть запаянного конверта. По всей видимости, в этот момент из него вышел весь довоенный воздух. Из конверта выпали белоснежные листы, будто отпечатанные вчера. Они были покрыты какими-то таблицами и графиками. Правильно. Уборку мусора же нужно как-то организовывать. Промах.
Охранная компания “Гидра”, туристическое бюро “Вуна Трэвел”, сеть пекарен “Пончики Джо”... Постепенно слева от меня выросла стопка конвертов, которые явно не содержали внутри себя что-либо ценное или интересное.
Следующий конверт был толстым и увесистым. И, поскольку он был адресован частному лицу – какому-то мистеру Пеппер Минту, я его вскрыла. Внутри оказалась подборка – нет, ну надо же, комиксов про Дэрин Ду! Скакать от радости по салону самолёта, глядящего носом в пропасть, я не стала. Но сердце колотилось сильно-сильно, когда я разглядывала цветную обложку, на которой Дэрин стояла, пригнувшись под лезвием гигантского топора, рассекавшего её знаменитую шляпу надвое. И таких историй в конверте было пять или шесть!
Я спрятала сокровище в своей седельной сумке и достала с полки последний конверт. Отправлен он был некоей Барбарой Сид из Мэйнхэттена на абонентский ящик почтового отделения, находившегося в городе под названием Мэрманск. От других просмотренных мною конвертов этот отличался большими размерами и круглой припухлостью с одного из боков. На ощупь она напоминала мой сувенирный облачный шарик. Что ж, это было дополнительной причиной вскрыть конверт сразу.
Лишний раз я порадовалась своей аккуратности. Конечно, вскрывать конверты зубами было тяжело, но я всё время старалась надрывать их с самого края, чтобы не повредить содержимое. Я осторожно выдвинула очень странный лист бумаги. Хотя может это и не бумага была вовсе. В любом случае, этот лист был намного старше грифоньей карты, и оказался испещрён символами вроде звёзд, подков, крыльев, деревьев и ещё более таинственных знаков, которые я не могла сопоставить с чем-либо виденным ранее. Похоже, Джестер не шутила насчёт моих успехов в археологии. Это зашифрованное послание, некогда попавшее в копыта к этой Барбаре Сид, явно относилось к древней истории пони. “Если, конечно, не являлось чьей-то шуткой”, – говорила скептически настроенная половина моего разума.
Просунув копыто поглубже в конверт, я зацепила загадочный круглый предмет. Им оказался небольшой чёрный шарик с лёгкими разводами. Не знаю, может, это был могущественный артефакт древности, а может, просто деталь интерьера. В любом случае, Джестер вряд ли объяснила бы мне, для чего он нужен, потому я отложила странный шарик до лучших времён.
Убрав древние бумаги, в свою седельную сумку – подальше от сырости, я с удовлетворением отметила, что с почтовым шкафом покончено.
Во всём самолёте оставалось единственное помещение, в котором я ещё не была – пилотская кабина. Она отделялась от грузового отсека тонкой перегородкой. Сама перегородка держалась на честном слове, а уж дверь в кабину так и вовсе вывалилась, когда я дотронулась до нее копытом.
Оказавшись в кабине, я невольно охнула: после темного трюма она показалась мне буквально залитой светом, проникавшим через огромное стекло во всю ширину самолета, разделенное на отдельные панели. Когда глаза немного привыкли к дневному свету, я огляделась.
Первая находка ждала меня сразу у входа: на крючке висела оставленная кем-то из экипажа отличная авиационная кожаная куртка. С подкладкой, кучей кармашков и массивным меховым воротником! Разумеется, провисев здесь всё это время, она промерзла насквозь, но зато мороз не дал ей сгнить. Судя по всему, куртка раньше принадлежала пегасу, потому что в ней были предусмотрены разрезы и даже карманы для крыльев! Брррр! Оставалось только как следует подвигать конечностями, чтобы согреться.
Разминая задубевшую обновку, я обратила внимание на странную установку, расположенную в центре кабины. Вообще, я ожидала увидеть в кабине кресло пилота, штурвал или что-нибудь подобное, что позволило бы управлять летающей машиной при помощи зубов или копыт. Ничего такого в этой кабине я не нашла. В общем-то, если не считать разных шкафчиков для вещей, приборной панели под окном и этой странной штуковины, в кабине больше ничего и не было. Установка представляла собой овальный стеклянный колпак, к которому шли толстые провода.
Я подошла поближе и попыталась разглядеть внутренности установки, но через покрытое инеем стекло не было видно решительно ничего. Я протерла иней рукавом и отшатнулась: из-под стекла на меня смотрел высохший труп. Пегас, жеребец... кажется. Провода, которые шли к колпаку, оканчивались в приборах, закрепленных на его теле. Пегас был подключен к самолету? Зачем?! Судя по всему, это и был пилот, но я не вполне понимала целесообразность такого решения.
За последние дни я уже вдоволь нагляделась на мёртвых, и, похоже, у меня еще не раз будет возможность это сделать. Так что я оставила пилота и его хрустальный гроб и подошла к окну. Через стекло, обильно припорошенное свежим снегом, едва виднелся противоположный край ущелья, бурой вертикальной стеной возвышавшийся над самолетом. А вот увидеть саму пропасть мне мешал нос “Разбойника”.
В попытке разглядеть хоть что-то я залезла на приборную панель. Чтобы стряхнуть налипший снег, мне пришлось стучать копытом по раме, обрамлявшей стёкла. В ответ на мой стук об крышу самолета ударилось что-то тяжелое. Огромная летающая машина пошатнулась, а я тут же упала обратно на пол, спиной вперед. Что за...
Долго гадать, что же это было, мне не пришлось. На нос самолета спрыгнула моя старая знакомая – белая мантикора! Это точно была она – я могла разглядеть раны от моих пуль у нее на морде. И, что самое неприятное, хищница тоже меня узнала; холодные голубые глаза светились совсем не холодной злобой. Я знала, какая эта тварь упрямая, но не думала, что настолько!
Мантикора протянула ко мне лапу, но та упёрлась в стекло. Не понимая, что же не дает ей добраться до вожделенного мяса, бестия в ярости ударила по стеклу, осыпав меня градом осколков. На её беду, я успела отползти подальше и упереться спиной в перегородку. Сюда зверюга дотянуться уже не могла – её длинная лапа царапала воздух в паре метров от меня. Похоже, тут, возле стенки, я была в относительной безопасности... Проклятье!
Ни в какой безопасности я не была! Мощным рывком лапы мантикора отделила раму с уцелевшими стёклами от кабины и отшвырнула её в пропасть. И это только казалось, что образовавшийся проём был узок для неё. Гибрид кошки и скорпиона обладал невиданной гибкостью. Втянувшись в кабину, разъярённый зверь вдарил обеими передними лапами по капсуле управления. Стекло хрустнуло и распалось на несколько крупных частей, а обшивка самолёта заскрипела где-то у меня под ногами.
Мягко спрыгнув на пол, мантикора ударом лапы сорвала капсулу с креплений, от чего та завалилась на бок, и её омерзительное сушёное содержимое упало прямо к моим ногам. Раньше от такого зрелища я бы закричала, а может быть и вовсе завизжала, как резанная, но сейчас все мои мысли были сосредоточены на поиске любого тяжёлого или острого предмета, лежащего на полу или висящего на стене.
Красный. Цилиндрический. Огнетушитель!
Я сорвала зубами пломбу и, направив раструб прямо в морду чудовища, до упора вдавила рычаг. Облако белой пены с шипением вырвалось наружу.
– Что, не нравится?! – прорычала я.
Потеряв ориентацию в пространстве, мантикора попыталась вслепую ужалить меня своим хвостом, а я, в свою очередь, истратив содержимое огнетушителя, со всей силы метнула красный баллон ей в голову. Мантикора завыла и начала трясти головой из стороны в сторону, отчего клочья пены разлетелись по всей кабине. Понимая, что мешкать нельзя, я кинулась в дверной проём и остановилась только тогда, когда столкнулась с Джестер, сжимавшей в зубах пресловутый обрез.
– Фто там у фебя за ферня творится? – спросила она.
Я настолько запыхалась, что, проглотив первый слог, ответила:
– ...кора
– Фто? Какая кова?
– Мантикора! – по расширившимся глазам Джестер было ясно, что к подобному она не была готова. Или?
Удар, и металлическая перегородка выгнулась в нашу сторону, а из дверного проёма показалась лохматая голова моей преследовательницы. Ощущая сильную дрожь в ногах, я вынула из кобуры свой пистолет и, зажмурив левый глаз, попыталась прицелиться поточнее. Последовал грубый тычок в плечо, и недовольный голос Джестер произнёс:
– Жеребёнок, уйди с линии огня.
Так как прицел мне всё равно сбили, я отступила влево и бросила взгляд на серую пони, которая сжимала в копытах уже не обрез, а толстую металлическую трубу с деревянным прикладом.
В тот момент, когда перегородка, раскрылась внутрь, словно двустворчатые двери, труба оглушающе хлопнула, а неведомая сила отшвырнула мантикору, вбежавшую в грузовой трюм, назад в кабину. Удара её жирной туши, запущенной в горизонтальном направлении, хватило, чтобы махина самолёта дёрнулась вперёд, а пол начал крениться в сторону пропасти.
Джестер стояла разочарованная.
– Нехорошо, – пробормотала она.
– Что “нехорошо”? То, что мы сейчас медленно съезжаем в пропасть, или то, что мантикора приходит в себя? – последнее было ясно по затравленному рыку, доносившемуся из кабины.
– То, что взрыватель у гранаты не сработал...
– ЧТО? – я была абсолютно уверена, что из этой трубки вылетел невидимый сгусток магии, уложивший мантикору на лопатки. Но...
В лицо ударила яркая вспышка и волна горячего воздуха, а в уши – грохот, от которого “Облачный разбойник” содрогнулся до последнего листа и болта.
Взрывной волной нас сбило с ног, а самолёт, ещё немного проехавшись на брюхе, начал задирать хвост вверх. Мимо меня прокатился небольшой ящик с чем-то бьющимся, и чуть не угодил в голову Джестер, отчаянно пытавшейся схватить зубами ремешок гранатомёта. Закинув его на спину, Джестер стала карабкаться по ребристой поверхности, – угол наклона пола ещё позволял это делать.
– Грузовой люк, срочно! – прохрипела Джестер, тыкая копытом вперёд.
Мы были ближе к хвосту самолёта, а в носовой его части уже разгорелся пожар из ящиков, забитых почтовыми конвертами. Спасаться бегством через иллюминатор никак не получалось. В несколько прыжков, сопровождаемых взмахами крыльев, я одолела расстояние до люка, находившегося в торцевой стенке хвоста самолёта, отщёлкнула два фиксатора с боков этой двери и вдарила по рычагу “аварийного открытия” копытом. Люк с грохотом распахнулся, струя свежего воздуха дала пожару новые силы, однако к этому моменту Джестер уже добралась до меня.
Эта сумасшедшая тащила с собой мешки с добычей!
– Что ты делаешь? – я попыталась перекричать скрежет сползающей вниз машины.
– Мы не за тем сюда залезли, чтобы бросить тут все эээээээ....!
Внезапно хвост самолета поднялся резко вверх, и Джестер лишилась опоры под копытами. Я едва успела ухватить её за ремень гранатомёта зубами. Моя шея сильно выгнулась вниз, но, к моему потрясению, эта кобыла, даже видя, как меня скрутило, совершенно не собиралась выпускать два тяжеленных мешка из зубов!
Проклятье, сколько всего она туда набрала?! Отчаянно махая крыльями, я чувствовала, как меня все равно постепенно тащит вниз под грузом добычи. Самолет продолжал заваливаться, издавая протяжный звук, от которого у меня заныли зубы. До грузового люка было еще слишком высоко, внизу бушевал пожар, и я готова была поклясться, что сквозь треск горящих ящиков слышала яростный крик мантикоры.
– Джестер, бросай мешки, мне тебя не удержать! – я вспомнила полет над пропастью. Главное было махать крыльями не часто, а плавно, ловя под взмах как можно больше воздуха. И похоже, мне удалось зависнуть в одном положении. Но я уже чувствовала судороги мышц – предвестники того, что скоро мой захват на ремне разожмется против воли.
Джестер отчаянно молотила копытами в воздухе, и я никак не могла понять, что она пытается сделать? Расстегнуть ремень? Да она явно головой ударилась!
– А ну прекрати! Если ты хочешь, чтобы мы выжили, перестань дёргаться! – в самом деле, чем больше она шевелилась, тем сложнее мне было держаться в воздухе. О том, чтобы лететь вверх, не могло быть и речи. Надо было срочно что-то придумать, иначе через несколько секунд нас ждала страшная участь сгореть в импровизированном костре в носу вертикально стоящего самолета. “Хм, почему эта штуковина не падает вниз?”
Я чувствовала, как горячий воздух начал доходить мне до копыт, всё это время Джестер упорно брыкалась, совершенно не помогая мне подняться выше. Ну и кто тут у нас “овца на минном поле”!? Из-за ее добра мы обе сейчас отдадим Селестии душу!
И тут я почувствовала, что безумная кобыла угомонилась. Когда я опустила глаза, чтобы посмотреть, что произошло, моя грива встала дыбом: не выпуская мешков из зубов, Джестер четырьмя копытами держала гранатомет дулом вниз!
– Джестер, что ты делаешь?!
– Подлифаю мафла в огонь, – прошипела та сквозь зубы. Ударом ноги она спустила гашетку, и с громким хлопком граната вылетела из ствола.
“В о т д е р ь м о !”
Граната полетела не вниз, как я думала. Она ударилась в борт примерно посередине – там, где снаружи были крылья. Откуда мне тогда было знать, что авиационное топливо как раз в крылья и заливается?
Поверьте мне, взрыв гранаты, поджарившей мантикору был ничем по сравнению со взрывом крыла, наполненного авиационным топливом. Прежде, чем я успела что-либо сообразить, ошеломительная волна давления обволокла меня, Джестер, её треклятые мешки и выбросила нас из люка, словно пробку из бутылки газированного вина.
Уже взлетев над самолетом, я почувствовала, как языки пламени облизали меня и ощутила запах палёной шкуры. Огромный самолет, который две сотни лет пролежал под снегом, сорвался с мёртвой точки под нами и отвесно упал в пропасть, полыхая изнутри пламенем, подобного которому я никогда раньше не видела. Когда он ударился о дно пропасти, то взрыв второго крыла разметал огонь, куски самолёта и остатки груза, и лишь затем я услышала грохот металлической обшивки и душераздирающий прощальный звук старого пианино.
Я раскрыла крылья, и уже без особых усилий мы опустились на землю.
– Фука, фтоф ше он так заштрял? – Джестер ругалась последними словами, пока я бережно опускала ее на снег. На самом деле, я сейчас тоже думала о ней не в лучших выражениях. Но, с одной стороны, она спасла нам жизнь. С другой стороны, если бы не мешки, то нам было бы проще выбраться.
Лёжа на почерневшем снегу, я посмотрела на свой бок. О, меня бы совсем не удивило, если бы после такого ударного приключения на месте моей метки обнаружилась другая, более подходящая к этому случаю.
Оставив Джестер наедине с её добычей, я подошла к краю пропасти. Внизу догорали останки самолета, а вместе с ними – моя заклятая противница. Похоже, это была моя первая настоящая победа на Поверхности. После Джестер шея безумно ныла, и я с трудом удерживала голову, но, в то же время, меня распирало чувство гордости. Я чувствовала, что надо было сказать что-то, подходящее к моменту.
– Я всегда говорила, что тебе нужна пара крыльев побольше.
– Додо, с кем это ты разговариваешь? – Джестер уже была на ногах и сияла, как её собственный медный таз, словно это не она висела только что над огненной бездной на тонком ремешке гранатомёта. Кстати, где, чёрт возьми, она раздобыла гранатомет?
– С мантикорой. Вернее, с тем, что от неё осталось. Откуда у тебя гранатомёт?
– Я нашла его в самолёте. Решила, что я просто не могу пройти мимо такого большого ствола.
Я посмотрела на Джестер исподлобья.
– Что? – она была сама невинность. – У каждой девочки могут быть свои маленькие желания.
У меня не было сил не неё злиться. Джестер была неунывающим комком безумия и, похоже, получала от этого огромное удовольствие. Но я не могла не высказать ей все, что думала по поводу случившегося.
– Джестер, мы могли погибнуть из-за твоих мешков.
– Могли, – она принялась развязывать свою добычу – и если бы стало совсем туго, то пришлось бы их выкинуть.
О! То есть это было еще не совсем туго.
– Но мы все равно выжили, и у нас есть добыча. А если бы мы её выкинули, у нас бы её не было. Простая арифметика Пустоши.
– Джестер. Ты подвергла риску и меня, и себя, и собственную добычу.
Полосатая пони оторвалась от узла и серьезно посмотрела на меня. Я уже знала, что она умеет смотреть серьезно, и заранее приготовилась к лекции.
– Додо, ты хочешь сказать, что не подвергла риску себя, когда выбралась из этого своего Склепа?
– Стойла.
– Неважно. И ты не подвергала риску себя, когда висела на веревке, привязанной к ржавому ружью?
– У меня не было выбора.
– У тебя был выбор. Например, застрелиться. Ухнуть камнем в пропасть. Разбить копыта и зубы, пытаясь взобраться по скале. Ты не представляешь себе, сколько вариантов открывается перед пони, впавшей в настоящее отчаяние. Но самое главное – ты могла с самого начала не выбираться на Поверхность, жить в комфорте и безопасности. Но ты приняла рискованное решение и теперь обвиняешь меня в риске?
Похоже, Джестер в очередной раз была права. Она была в чем-то цинична, но ведь, по сути, она всё верно говорила. И я оценивала ситуацию по привычке, а не по тому, что происходило на самом деле.
Меня поражала способность Джестер моментально переключаться из своего безумно-игривого настроения в совершенно серьёзное. Я начинала потихоньку привыкать к таким переменам в ней, и, судя по всему, важные вещи она предпочитала говорить серьезным тоном.
Я махнула копытом. В конце концов, мы выжили, у нас было два мешка добра, и мы только что уронили в пропасть огромный самолет со зловредной мантикорой внутри. И это... было круто. Чёрт! Это было по-настоящему круто!
Меня стало разбирать веселье, и я не могла сдержать улыбку. Я вспомнила, как мы обе вылетели из самолета верхом на взрыве, и у меня невольно вырвался легкий смешок. Потом я посмотрела на довольную, слегка подгоревшую физиономию Джестер, и меня разобрал дикий хохот. Упав на снег, я уже не могла остановиться.

~ ~ ~

Заметка: следующий уровень (5)
Новая способность: Порча имущества. Открывать замки при помощи заколки и отвёртки? Это не ваш метод! Вы не ищете лёгких путей и придумываете свои изощрённые способы взлома. Другие взломщики могут только позавидовать вашей находчивости и упорству.
Новая квестовая способность: Полёт птенца (уровень 2). Вы по-прежнему не готовы к дальним перелётам, но на короткие расстояния уже можете переносить груз больше своего веса.
Общаясь с Джестер, вы постепенно учитесь красноречию. К своим 25 вы получаете... целых 2 дополнительных очка.

0

19

http://img0.joyreactor.cc/pics/post/mlp-fallout-my-little-pony-%D1%84%D1%8D%D0%BD%D0%B4%D0%BE%D0%BC%D1%8B-mlp-art-1401717.png     Глава 5: Баттерфлай   – Эй, Додо, подтягивайся! Тут потрясающий вид!
Моя спутница уже стояла на вершине перевала, в то время как я, пыхтя от напряжения, поднималась в гору с тяжёлым тюком на спине.
Пока я приходила в себя от нашего приключения, Джестер умудрилась связать из ремней и обрезков верёвки удобную сбрую, которая надёжно удерживала мешок на моей спине и, вдобавок, нигде не натирала. Конечно, для того чтобы приноровиться к тасканию тяжестей за спиной потребовалось время, но это было гораздо удобнее, чем нести такой мешок в зубах. Груз мы разделили поровну, но Джестер всё равно двигалась куда резвее меня. И дело тут было вовсе не в снегоступах, которые в этот раз Джестер уступила мне, а в её природной ловкости и небольшом весе – даже под тяжестью добычи она оставляла в снегу сравнительно неглубокие следы.
– Ну где ты там? – Джестер вновь окликнула меня в нетерпении, – такой закат пропустишь!
“Закат? Неужели тут это возможно?” Из последних сил я доковыляла до вершины и скинула тяжёлый мешок прямо в снег. Всё. Привал.
Стоя рядом с Джестер, я ощущала, как холодные потоки воздуха обдували нас со всех сторон. К счастью, моя лётная куртка прекрасно держала тепло. Ветер трепал длинную нечёсаную гриву моей спутницы, а от мороза её физиономия покрылась румянцем – было очень непривычно видеть игру цвета на её монохромной шерсти. Впрочем, наверное, и я сейчас выглядела примерно так же.
Сама же Джестер не отрывала взгляда от длинного жёлтого пятна, которое подсвечивало нависшие над Поверхностью облака и далёкий горный хребет, присыпанный снегом.
Солнце! С каждым мгновением бледный светящийся диск опускался ниже, а золотящиеся вершины гор постепенно тускнели. Мои мысли вновь вернулись к Солнечной Принцессе – где она сейчас? Я совсем не была уверена, что в данный момент именно её магия опускала Солнце за горизонт. Если бы она была рядом, то никакого облачного занавеса уже давно не было. Неважно что возомнили о себе те пегасы, Принцесса Селестия просто не позволила бы им скрывать Солнце от остальных.
Пока была возможность хоть что-то разглядеть в лучах заходящего солнца, я решила воспользоваться грифоньим биноклем, чтобы осмотреть окрестности. Но то ли быстрая ходьба, то ли наши недавние приключения добили его окончательно – в окуляр вообще ничего нельзя было увидеть, а внутри корпуса позвякивала какая-то деталь. Спрятав сломанный бинокль обратно в сумку, я стала всматриваться в пейзаж, раскинувшийся перед нами.
Это была небольшая долина, зажатая между двумя горными склонами. На самих склонах ещё росли деревья, а вот ниже поверхность была полностью расчищена, если конечно не считать маленькие чёрные точки, то тут, то там торчавшие из снега. Вдалеке, впрочем, я видела черное пятно леса. А в центре долины высилась грандиозная по размерам и грозная на вид постройка. Вернее, целый комплекс построек. Когда Джестер упоминала Баттерфлай, я представляла себе лагерь из бывших летающих вагончиков, или там, скопление домишек, окружённых сетчатым забором, но никак не полноценное фортификационное сооружение, выстроенное целиком из дерева и окружённое высоким частоколом! Да, понятие “деревня” и это городище с выступающими бревенчатыми башнями никак не вязались между собой у меня в голове.
– Ничего себе, – только и пробормотала я.
– Давно такого солнца не было, – отозвалась Джестер. По всей видимости, она часто бывала в Баттерфлае, раз не поняла причину моего удивления. Но на этот раз я ничего уточнять не стала и лишь молча следила за последними лучами столь редкого для этих мест солнца.
– Ну, ледоруб в зубы и вперёд, верно? – весело спросила я, когда небо наконец вернуло себе привычный грязно-серый оттенок.
– Ага. Только давай не как в прошлый раз. – Джестер явно имела в виду мой скоростной спуск до котлована с самолётом, который мне и самой повторять совершенно не хотелось.
Пока мы по заранее протянутым верёвкам карабкались по склону котлована обратно на дорогу, Джестер успела показать мне, как пользоваться ледорубом. В горах, во время спуска или подъёма его всё время нужно держать наготове. Если твои копыта вдруг начали разъезжаться в стороны, у тебя есть пара секунд, чтобы воткнуть его в лёд и остановить собственное скольжение, а то и зависнуть над пропастью.
Брр, последнее я уже испытала на свое шкуре в полной мере, когда слезала с того злополучного уступа. Так что слова Джестер лишь подтвердили мои собственные догадки. Интереснее было то, что она, в отличие от меня, рассматривала ледоруб в качестве оружия ближнего боя. Если подумать, в этом был смысл. Я бы не позавидовала тому противнику, который получил бы по черепушке этой штукой. Но сейчас я планировала использовать её по основному назначению. Поудобнее ухватившись за рукоятку и как можно шире расставив ноги, я начала спускаться в долину.

* * *

Нога споткнулась о твёрдую кочку, и я со всего размаху плюхнулась носом в снег, да так, что мешок с добром ощутимо стукнул меня по затылку. К счастью, произошло это не на склоне, а на ровном месте. Что называется, расслабилась.
“Ну конские перья!” – выругалась я про себя по привычке, и тут же крепко задумалась: а почему, собственно, это безобидное выражение считается ругательством?
– Э, ну что ты такая неуклюжая? – спросила Джестер, внезапно возникнув сбоку от меня.
“Аррр! Вот её комментариев только не хватало!” Я решила было огрызнуться в ответ, но пока подбирала слова, поняла, что злюсь просто от того, что устала и голодна. И, похоже, моё чувство голода проявилось ровно в тот момент, когда в воздухе поплыл запах еды – со стороны Баттерфлая как раз пахло жаренной картошкой, да ещё и с грибами! Скорее бы уже дойти!
Я отряхнулась от налипшего снега и осветила фонарём ПипБака предмет, о который споткнулась. Это была деревянная колобашка, раскопав которую я увидела корни, уходившие в мёрзлую землю.
Пенёк. На ровном спиле были чётко видны годичные кольца. Если верить справочнику пони-скаута, по количеству этих колец можно было узнать точный возраст дерева. А в одной из книг про Дэрин упоминалось, что с южной стороны эти кольца должны быть толще. И прямо сейчас я могла проверить, так ли это.
Совсем не так. Компас Л.У.М.а смотрел строго на юг, а вот утолщения на кольцах существенно отклонялись в сторону запада.
– У тебя такой серьёзный вид, будто ты занимаешься научным исследованием, – сказала Джестер, нависнув надо мной. – И нет. Они не всегда толще с южной стороны. Идём.
Жёлтые огни Баттерфлая манили вперёд, а запах еды так приятно щекотал ноздри, что я оставила пенёк в покое и зашагала вслед за Джестер. Вскоре подобные пеньки обступили нас со всех сторон и стало ясно, что они остались от деревьев, которые ушли на постройку Баттерфлая. Чем ближе мы подходили к стенам поселения, тем больше я поражалась тому, что видела.
Деревня, как же! Настоящая крепость с узкими бойницами в стенах, высокими железными воротами и приземистой, почти квадратной башней, возвышавшейся над всем комплексом. Примерно так выглядели поселения, которые земнопони выстраивали в те времена, когда были обособленным племенем. Во всяком случае, в учебнике истории была предпринята попытка реконструировать внешний вид подобной крепости. Создавалось впечатление, что именно такую реконструкцию держали перед глазами строители Баттерфлая.
Рельеф местности только показался мне ровным. На самом деле, мы снова поднимались по пологому склону. Всё это время над крепостью раздавались отрывистые звуки – крики каких-то животных. В тот момент, когда я поняла, что это такое, в меня влетел красно-коричневый ком шерсти и сбил с ног. Теперь, лёжа на спине, я ощущала, как кто-то лижет меня в нос. “Собака! Они выжили”. Открыв глаза, я увидела это древнее благородное животное.
Насколько я знала, в Стойле первые лет тридцать жили собаки, однако, в отличие от пони, поневоле приспособившихся к тесноте и синтетической пище, они очень скоро выродились. Впрочем, такая участь постигла и других животных. Исключение составляли лишь черепахи да улитки. Последние так вообще ели всё что угодно, а потом по полгода дрыхли в своих аквариумах. Ну и, конечно, были ещё радтараканы! О, эти вообще могли жрать всё, вплоть до резиновой изоляции проводов, отчего их прожаренные тушки часто встречались в шахтах энергообеспечения Стойла.
Я обняла рыжий комок одним копытом, другим стала трепать её за холку.
– Саманта! Вот ты где, – послышался незнакомый женский голос.
Собака, услышав своё имя, спрыгнула в сторону, и в поле моего зрения появилось несколько голов, изучавших моё бедственное положение. Это была Джестер и двое незнакомых пони. Голос принадлежал бежевой, почти белой кобылке, с конопатым носом и ярко-рыжей гривой. Она была одета в просторное холщовое платье тёплого серого цвета, украшенное по воротнику… белыми перьями. Две рыжие косы были перевязаны чуть ниже подбородка лентой – очень необычная причёска. Судя по тому, что теперь Саманта вилась у её ног, это была её хозяйка.
Второй пони был огромным жеребцом серой масти, с длинной чёрной гривой и мохнатыми копытами. Его одежда представляла собой пластинчатый доспех, натянутый поверх робы, сделанной из той же ткани, что и платье рыжей кобылки, а из-за спины выглядывал – ошибки быть не могло – пружинный арбалет! Определённо, старинные технологии, которые я знала лишь из “Археологического вестника” в Баттерфлае были в почёте.
Я пару раз дёрнулась в сторону в надежде, что удастся завалиться на бок, а уже потом встать на ноги, но без какой-либо опоры я лишь смешно болтала копытами в воздухе. Тогда серый жеребец наклонил голову и просто взял меня зубами за шкирку. Судя по всему, для него это было не сложнее, чем поднять небольшой дорожный саквояж.
Когда я вновь стояла на твёрдой земле, то готова была убить Джестер за то, что она знай себе посмеивалась в копыто, наблюдая за всей этой нелепой ситуацией. Но увидев перед собой дружелюбное и одновременно смущённое лицо рыжей кобылки, я остыла. Она подошла ко мне и, протянув копыто, так же как и у жеребца окаймлённое длинной шерстью, представилась.
– Хельга Ойленфедер, дозорный. Я гляжу, ты очень понравилась Саманте.
Высвободив правое копыто из снегоступа, я протянула его новой знакомой.
– Додо, очень приятно.
Я решила не уточнять свой род занятий. Да и уверенности в том, что баттерфлаевцы вообще знают о том, что такое электричество, у меня не было. Однако я уловила обрывок разговора, происходящего между вторым дозорным и Джестер:
– Позволь узнать, а что это за милая барышня с тобой?
– А это, Олаф, ваш новый инженер.
– Ух ты, как удачно!
Вот так вот. Без моего согласия уже о чём-то договариваются. Я подошла к ним и попыталась встрять в беседу:
– Вообще-то я... – но, поймав колючий взгляд Джестер, в котором однозначно читалась фраза “Додо, заткнись!”, тут же умолкла. Моей спутнице даже не пришлось пинать меня копытом по задней ноге, хоть она и была готова это сделать.
– Да, я немного не так выразилась. Додо – электрик. Но, думаю, что если ей дать кое-какие книжки из библиотеки, она сможет и с механикой разобраться. Я правильно говорю, а, Додо?
Услышав слово “библиотека”, а также понимая, что всё уже решено без моего участия, я улыбнулась на всю широту физиономии и бодро выпалила:
– Ага!
– Ну, вот и славно, – подвёл итог Олаф, и, сделав копытом пригласительный жест, направился к воротам крепости. Хельга последовала вслед за ним.
Саманта радостно описывала круги вокруг этой парочки, поминутно проносясь мимо меня. Мы с Джестер, гружёные тяжёлыми мешками, замыкали процессию, что было очень кстати, поскольку сейчас я была очень недовольна происходящим и планировала провести с Джестер профилактическую беседу.
– Ты зачем им про меня насочиняла всякого? – спросила я как можно тише.
– Жеребёнок, – устало вздохнула она, – для тебя стараюсь. Мы же видели, у тебя крышек совсем немного. Да и я сейчас на мели. Кое-какой хабар удастся толкнуть на рынке завтра, но остальное-то осядет на складе. Товар сначала реализуется, а уже потом за него выплачиваются крышки. Не знаю как у вас, под землёй, а здесь такая экономика.
– У нас жалование выдаётся каждый день в виде талончиков на еду. Вставляешь такой талончик в специальный аппарат и... – я не договорила, потому что Джестер бесцеремонно прикрыла мой рот копытом, развернулась ко мне лицом и сердито произнесла:
– Да не важно, жеребёнок. Я вообще-то о том, что в Пустошах дураков мало, – я уже рассказывала, что с ними происходит. Так что если ты хочешь жареных грибочков перед сном, то отрабатывай. Насколько я помню, на голодный желудок ты и не на такое была готова, верно?
Я смутилась, вспоминая ту сцену в вагончике.
– В-верно. Но это н-неправильно – решать за кого-то даже не спросив его согласия, – неуверенно продолжила я.
– Что ж, в следующий раз в незнакомом месте с незнакомыми пони предоставлю тебе полную свободу действий, – ответила моя спутница усталым, раздражённым голосом.
Как же так получается, что уже в который раз моя спутница оказалась права? Житейский опыт? Наверное. За пределами Стойла я знала только её, а вот сама Джестер видела десятки, если не сотни жителей с Поверхности. Конечно же, она знала, как лучше действовать.
Ладно, будет ей инженер. В конце концов, это шанс основательно порыться в местной библиотеке, какой бы скромной она ни была. И я совсем не удивлюсь, если вдруг найду там такие книги по электрике, каких не видела даже в шкафу у мастера Шорт Сёркит. Кроме того, есть надежда, что на полках нашлось место и для художественной литературы. А ещё я вспомнила о том, что в Баттерфлае есть одна вещь, очень интересующая меня. Прочистив горло, я постаралась говорить как можно более уверенно:
– Хорошо, Джестер, я берусь за эту работу, – она удивлённо взглянула на меня, в то время как я продолжила, – но при одном условии: ты договоришься с местными о том, что я смогу покопаться в том “Небесном бандите”, который ремонтировала Хэк Рэнч.
– Вот это другой разговор!

Наши провожатые остановились под крепостными воротами – солидной железной плитой, поднятой над землёй метра на два. Образовавшийся проём был закрыт бревенчатой стеной с узкой дверью и квадратным окном, в которое был виден скучающий часовой, внешне очень похожий на Олафа. Когда все формальности были улажены, он отворил дверь и впустил нас внутрь.
Перед нами открылся просторный двор, расчищенный от снега и освещённый жёлтым светом факелов, встроенных в стены. Справа располагался невысокий навес со сложенными под ним дровами, на крыше которого притаились две маленькие фигурки.
– Говорила тебе, это Джестер. А ты не верил, – произнёс тонкий голосок.
– Но ты смотри, она не одна, – ответил второй. – Ты когда-нибудь видела эту кобылку?
– Не-а. Ты погляди-ка, какая у неё физиономия чумазая! – с навеса раздался лёгкий смешок.
– Знаешь, у Джестер видок не лучше. Они, наверное, пожар тушили, – жеребята, а я уже в этом не сомневалась, переглянулись и прыснули со смеху.
– Или наоборот – разжигали! – громко и отчётливо уточнила сама Джестер.
Маленькие дозорные, поняв что их позицию раскрыли, одновременно дёрнулись и спрыгнули с навеса в разные стороны. А затем из-за поленницы выскочила группка примерно с полдюжины жеребят, которые на разные голоса начали кричать: “Джестер, Дже-е-стер!” – и окружили нас. Похоже, моя спутница была местной жеребячьей достопримечательностью. Интересно.
Из этой галдящей кучи выбралась крохотная кобылка со смешными короткими косичками цвета сена. Жеребята стихли, а малышка, глядя прямо на нас, попросила:
– Дзестел, ласскажи нам о фвоих пвиключениях. Повалуйфта.
– Да, дааа! Расскажи! – подхватили остальные. И галдёж продолжился.
Сбоку резко распахнулась дверь, и на крыльце бревенчатого дома, который я поначалу приняла за складское помещение, поскольку вдоль его стены стояли большие пузатые бочки, появилась сердитая и растрёпанная кобыла.
– Так, детишки. Который час, а?! – послышался громкий раздражённый голос. – А ну марш по домам!
Последовала короткая пауза, после которой один из сорванцов крикнул: “Народ, тикаем!”
Буквально за пару мгновений площадка перед воротами опустела, дверь сердито захлопнулась, и наступила полная тишина.
Хельга обменялась с Олафом многозначительным взглядом и сказала:
– Ладно, Додо. Нам надо патрулировать стену. Джестер всё тут тебе покажет. Приятно было познакомиться, – и она улыбнулась простой, открытой улыбкой. В отличие от Джестер, Хельга не считала нужным скрывать свои эмоции.
Я улыбнулась в ответ. Хельга развернулась и громко свистнула. Из-за угла выпрыгнула Саманта и радостно завиляла хвостом. На секунду она остановилась возле меня, а потом побежала к своей хозяйке. Проводив дозорных взглядом, я обратилась к Джестер:
– Так что там насчёт ужина для инженера?
– Ужин для инженера будет за счёт самого инженера. Пошли.

* * *

Сидя за столом, мы молча ели. Я медленно жевала кусок жаренной картошки, пытаясь понять, насколько же она отличается по вкусу от той, что мы получали при помощи пищевого талисмана. Отличия были, прямо скажу, неявные – картошка с Поверхности была чуть слаще и, похоже, сытнее. Но вот что было точно сытным, так это грибы. В отличие от тех полуфабрикатов, что использовались у нас, эти были жирнее и твёрже – так, что даже хрустели на зубах.
Лишь завидев это аппетитное блюдо, я последовала примеру Джестер и заказала двойную порцию. Ещё бы. Обычная стоила 3 крышки, а двойная – 5. В итоге, в наказание за собственную жадность, я сидела с полупустой тарелкой и опасливо поглядывала на Джестер. Та уже доедала свою порцию и, будьте уверены, без проблем слопала бы и мою. Но пока что я не была готова расстаться с честно купленным обедом – события последних дней намекали на то, что на Поверхности обед не выдаётся точно по расписанию, а потому нужно запасаться энергией впрок. Чтобы как-то потянуть время, я решила завалить Джестер расспросами. Глядишь, за это время у меня найдутся силы опустошить тарелку.
– Слушай, Джестер, расскажи мне о Баттерфлае. Ты ж тут вроде часто бываешь?
– А что тебя интересует?
– Да в общих чертах. Что это вообще за место?
– Начнём с того, что совсем недавно здесь ничего этого не было.
– Как это недавно? – удивилась я, вспоминая мощные наружные стены, надёжные дома из брёвен и те массивные железные ворота.
– А вот так.
И Джестер рассказала, что каких-то десять лет назад здесь был густой хвойный лес и пара-тройка разрушенных зданий, в которых засели рейдеры. Они устраивали свои вылазки на более обжитые земли и, в отличие от тех придурков из Остова, представляли реальную угрозу.
Пережив пару таких набегов, местные лесные охотники нашли их укрытие и в один прекрасный день перебили их до последнего. Охотники давно хотели осесть в этой местности, и разрушенные здания им очень приглянулись. Когда-то это были санаторные корпуса, принадлежавшие Министерству Мира, тот самый “лагерь”, который Мэйни Браун упоминал в своём дневнике. Так как Министерства строили свои здания на века, некоторые коммуникации по-прежнему функционировали, что на первых порах крайне способствовало восстановлению комплекса. Но охотники пошли дальше. Не желая цепляться за остатки прошлого, они выстроили целую крепость, которая была рассчитана на автономное существование. Главным принципом баттерфлаевцев стала экономия внутренних ресурсов и независимость от внешних поставок. Да, они охотно торговали с караванами с севера и с юга, но в случае нападения неприятеля, железные ворота опускались до земли, и крепость переходила на осадное положение. Несколько раз завистливые соседи пытались разорить поселение, но безуспешно.
Обитатели Баттерфлая держались “Пути Земного Пони”, то есть ориентировались на коллективный физический труд и взаимопомощь, а в бою предпочитали копытопашную, либо использовали простые механические устройства вроде арбалетов и луков. Такой выбор был очевиден – большинство обитателей Баттерфлая и были земными пони. Летом жители обрабатывали землю и снимали урожай, а зимой охотились.
Немаловажным было то, что санаторные корпуса Министерства Мира были выстроены вблизи геотермальных источников. В деревне всегда была горячая вода. Во все дома было проведено паровое отопление, что снижало риск возгорания деревянных конструкций, а некоторые жители не брезговали электричеством, которое вырабатывалось, опять же, при помощи пара, поступавшего на турбину. Кроме того, непосредственно рядом с этими источниками, жители устроили ферму по выращиванию грибов. Для тех пони, которые не признавали мясоедение, это был очень хороший вариант.
Разумеется, всю инфраструктуру нужно было поддерживать, поэтому, когда Хэк Рэнч ушла из деревни, начались поломки и авралы. Что-то местные жители устраняли своими силами, но в других случаях требовалась работа специалиста. И, по мнению Джестер, таким специалистом была как раз я.

Пережёвывая очередную картофелину, я задумчиво рассматривала стену помещения, выходившую на улицу – деревянную, с небольшими квадратными окнами, за которыми уже окончательно стемнело. Как и говорила та грозная пони возле ворот жеребятам, время уже, действительно, было позднее. Помещение столовой практически пустовало. За дальним столиком сидел единственный, кроме нас, посетитель – сутулый пони неопределённого возраста с кружкой чего-то горячительного, а за прилавком сама хозяйка заведения монотонно протирала тарелки.
– Слушай, Додо. Если ты не в состоянии доесть свою порцию – лучше сразу скажи.
Поскольку рот у меня был набит едой, я подвинула свою тарелку в сторону Джестер, на что она передвинула тарелку обратно ко мне.
– Нет, ты можешь взять еду с собой. Попроси хозяйку, она тебе завернёт.
– Угу, – ответила я, дожевав наконец картофель. – Только тут такая проблема: мне теперь это всё нужно запить.
В ответ на моё заявление Джестер закатила глаза, а потом, не говоря ни слова, встала из-за стола и пошла к прилавку. Я услышала, как на блюдце со звоном упало несколько крышек, после чего полосатая пони вернулась с большим кувшином ягодного морса.
– Держи.
– Джестер, не надо было...
– Жеребёнок, пей давай! – перебила она меня, – а я пока пойду, разузнаю кое-что.
И Джестер бросила меня наедине с кувшином в пустой столовой. Припозднившийся посетитель уже ушёл, и в помещении оставалась только хозяйка, которая теперь, лихо орудуя тряпкой, протирала обеденные столы.
Когда я выпила весь морс, то почувствовала, что меня жутко клонит в сон. Вытянув копыта вперёд, и положив на них голову, я смотрела на опустевший кувшин и зевала. Скорее всего, я бы так и уснула, не окликни меня та самая кобыла.
– Эй, дитя из Стойла, так тебе обед запаковать?
– А? – вяло переспросила я. – Д-да.

0

20

Неся в зубах пакет с недоеденным обедом, заботливо завёрнутым в фольгу, я углядела через окно свою полосатую спутницу. Она оживлённо беседовала с каким-то жеребцом. Наконец, тот передал ей небольшой предмет, заблестевший при свете уличного фонаря.
Джестер вошла в столовую и сообщила мне последние новости – ей удалось найти дешёвый ночлег. Тот пони, с которым Джестер договаривалась о размещении нашего хабара, был местным кладовщиком. Между делом он сказал, что если мы накинем по крышке с носа, то сможем переночевать в одном из “Небесных бандитов”, некогда принадлежавших санаторию, а теперь оборудованных под склад. Мешки с добычей Джестер согласилась дотащить сама, но вручила мне в зубы ключ и послала вперёд – отпереть вагончик и разложить одеяла.
Следуя путанным указаниям Джестер, я, конечно же, заблудилась и теперь стояла перед Главными Воротами деревни, пытаясь понять, где именно свернула не туда. Посреди ночи на улицах не было видно ни одного жителя, а спросить дорогу у часового я как-то постеснялась.
Мне стало неуютно. Только теперь я поняла, что именно благодаря Джестер чувствовала себя спокойно в этом незнакомом месте. Тут, вспомнив, что у меня есть встроенный накопытный навигатор, я активировала ПипБак и уставилась на карту. Конечно же, новых построек на ней отмечено не было, но крестообразное в плане здание, отмеченное как “Санаторий Баттерфлай”, я узнала сразу. Чуть в стороне от главного корпуса располагалась стоянка “Небесных бандитов”, и я решила направится именно туда – вряд ли жители стали бы их перетаскивать в другое место.
Хоть в чём-то я не ошиблась. Когда я, наконец, добралась до вагончика, Джестер сидела у входа на одном из мешков и, от нечего делать, пыталась доплюнуть до костра, устроенного в ржавой бочке, стоявшей неподалёку. Но едва завидев меня, она оторвалась от своего увлекательного занятия и спрыгнула в снег.
– Жеребёнок, тебя только за смертью посылать. Ты там снова в сугроб провалилась?
Она вновь назвала меня “жеребёнком”, причём явно в воспитательных целях. Было уже очевидно, что когда я делала всё верно, с её точки зрения, она обращалась ко мне по имени. Потупив взор, я объяснила ей, что просто заблудилась, и стала спешно открывать дверь.
Ключ нехотя провернулся в ржавом замке, и мы попали в помещение, практически целиком заставленное деревянными ящиками и железными бочками.
– Ээ? – я в недоумении вскинула бровь, – и где мы тут спать будем?
Джестер посветила “Лайтбрингером”, в этот раз болтавшемся у неё на копыте, в сторону небольшой выемки, в том месте, где ящики почему-то не доходили до самого потолка.
– Ты – вот там, наверху а я, так и быть, на полу. Тащи одеяла.
Увидев на моём лице растерянность, смешанную с разочарованием, она продолжила:
– Нет, если тебе там высоко, мы можем и поменяться, но всё-таки кто из нас пегас?
Она не поняла. После всех этих падений, полётов с тяжестью и марш-броска до деревни, мне хотелось плюхнуться на откидную койку, или, на худой конец, на матрас, набитый сеном и забыться сном. Как можно спать на кривых досках, завернувшись в одно только одеяло, я не представляла. А вот для Джестер, похоже, это было в порядке вещей.
Щёлкнув включателем, который зажёг тусклую лампочку под потолком, я проследовала в дальний конец вагончика, где в углу обнаружила кучу мешков, набитых чем-то не очень приятно пахнущим, но зато мягким.
– Джестер, я тут спать буду.
– А, ну давай, только свет сначала погаси.
– Угу.
Забравшись на мешки, я сняла куртку и подложила её себе под голову. Остальную одежду я решила оставить на себе. Да, железная труба, проходившая под потолком, грела исправно, но от пола тянуло сыростью. Как следует укутавшись в одеяло, я погасила подсветку ПипБака и моментально провалилась в сон.

* * *

Вытянув копыта вперёд, я летела над облаками. Вернее так: я летела почти что у самого облачного занавеса, а яркое солнце, светившее в спину, согревало меня. Занавес этот казался бескрайним морем, в котором периодически возникали серые или красно-коричневые острова, бросавшие тени на едва колеблющуюся поверхность. Я знала, что это самые высокие горные пики Эквестрии. Иногда я видела других пегасов – красных, жёлтых, малиновых... Мои собратья неспешно летели по своим делам или просто лежали на облачной поверхности, подставив лица тёплому солнечному свету. С одной стороны, помня весь тот холод, что я испытала внизу, я была на них зла, но с другой виноваты были не они, а их предки, принявшие такое эгоистичное решение.
Я вспомнила свою начальную цель. Долететь до крупного города и рассказать о том, что происходит внизу. Это было немного наивно, но вдруг другие пегасы прислушаются к своей соплеменнице и хоть что-то начнут менять?
Солнце припекало всё сильнее. Да, выше облачного занавеса тоже были облака. Только были они не грязно-серые и заполненные снегом, а белые и слегка прозрачные. Но, похоже, пару минут назад погодная команда разогнала их, и теперь небо было пронзительно голубым.
Я решила отдохнуть. Опустившись на плоскую скалу, прогретую солнцем, я выставила переднюю ногу и попробовала облако на ощупь. Поверхность мягко спружинила, и тогда я надавила на облако ещё сильнее, практически всем весом своего тела. Оно выдержало. Тогда, уже не боясь провалиться вниз, я спрыгнула на него и повалилась на спину. Поверхность была мягкой и очень приятной на ощупь. Казалось, что я обрела то, чего была лишена всё это время – свою стихию.
Вытянув ноги во все стороны, я старалась занять собой как можно большую площадь облачной поверхности. Я перевернулась на живот и зарылась носом в мягкую перину. И тут произошло нечто странное. Сначала что-то снизу ударило меня в плечо, а затем курчавая поверхность облака стала надуваться пузырём. Пара мгновений, и у меня перед носом возникло то, что я меньше всего ожидала тут увидеть. Из облачного полотна вынырнула голова Джестер и, широко улыбаясь, сказала: “Привет, Додо!”. Через секунду она исчезла, чтобы снова возникнуть в метре от меня, проделав в облаках дыру для своего полосатого тела с пепельно-серыми крыльями за спиной. По отношению к её миниатюрной фигуре крылья выглядели огромными.
“Ой, Джестер, а откуда у тебя крылья?” – весело спросила я. Джестер подлетела ко мне вплотную: “Крылья? Ты что, совсем сбрендила?”. Облачный занавес резко подпрыгнул и... я оказалась на полу. С трудом разлепив глаза, я снова зажмурилась от света, проникавшего через небольшое прямоугольное окно в потолке. Похоже, на Поверхности наступило утро.
Надо мной возвышалась Джестер, которая держала в зубах одеяло и смотрела на меня с неодобрением.
– Я зе пвосила, жабудь об этой гвупофти ф квыльями, – пробурчала она, а затем прищурилась, словно разглядывала что-то, лежащее возле меня.
– Так, а теперь быстро раздевайся.
Я по-прежнему лежала на полу, уперев заднюю ногу в мешок, на котором спала, и одарила свою собеседницу непонимающим взглядом.
– Чего? Думаешь я в этот раз куплюсь на твои сомнительные шуточки?
– А кто тут шутит? Ты принюхайся. Мало того, что от тебя всю дорогу несло гарью... и, кхм, спиртом, так теперь ещё и сырая картошка примешалась, – Джестер сделала кислую мину, – Как разденешься, как следует вытряхни одёжку, потом свяжи в тюк и вытащи на улицу, а я пока пойду к банщику – договорюсь о том, чтобы нам подогрели воду и выдали самое хорошее мыло.

* * *

По правде сказать, мне вообще не хотелось покидать деревянную кадку, наполненную горячей водой с запахом душистых трав. Привалившись спиной к её стенке, я глядела на запотевшее стекло светового окна и думала о том, что впервые за несколько дней чувствую себя по-настоящему расслабленной и непривычно чистой. Для того чтобы отмыть меня, пришлось извести не одну бутыль растительного мыла. Зато шёрстка приобрела свой изначальный лиловый цвет.
К сожалению, у Джестер на это субботнее утро были обширные планы, поэтому, наскоро обсохнув, уже через каких-то жалких полтора часа мы шагали мимо деревянных домов, направляясь к "Небесному бандиту", в котором ночевали. Там нас ждали заветные мешки с хабаром. По словам Джестер, на местном рынке каждые выходные шла оживлённая торговля. Надо ли пояснять, что ей хотелось поскорее сбыть наш товар, а мне наконец-то увидеть, что именно она тогда набрала в самолёте.
Я ёжилась от холода, поскольку впервые за всё время оказалась на Поверхности без одежды. Сейчас на мне был только ПипБак да оранжевое полотенце, намотанное поверх головы.
Свою измазанную в копоти одежду мы отнесли в соседнюю с баней постройку, которая являлась прачечной. Пожилой единорог прицепил к каждой вещи по красному ярлычку и бросил всё вместе в огромную бадью, полную одежды такого же неопределённого цвета, как наша. Когда я спросила, как мы потом среди этой кучи вещей отыщем свои, Джестер пояснила, что ярлычки пронумерованы. Это меня немного успокоило.
Там же, в прачечной, я впервые увидела её метку. Да-да, будучи полукровкой, Джестер имела кьютимарку, пусть и не столь обычную для пони. В её начертании явно угадывались народные орнаменты зебр, прямо как на том агитационном плакате про Найтмэр Мун. Кьютимарка была одноцветная и напоминала рисунок, выполненный чернилами. Это был глаз, причём по виду он принадлежал не пони или зебре, а какому-то другому существу. Может быть, грифону? В любом случае, было в нём что-то птичье. Я вспомнила свой недавний сон и улыбнулась про себя.
Сейчас Джестер выглядела довольно непривычно. Чистая и расчёсанная грива висела по обе стороны от её головы и казалась длиннее, чем обычно. Серая шерсть, изредка прерываемая более тёмными полосками, слегка поблёскивала, а хвост покачивался из стороны в сторону в такт её пружинистой походке. Мне казалось, что даже глаз, изображённый на кьютимарке, выражал нетерпение и жажду действия.

Джестер расстелила перед дверью “Небесного бандита” кусок серого брезента, принесла несколько хлипких на вид фанерных ящиков, а затем вытащила на свет мешки, до отказа набитые добром.
– Итак, посмотрим на наши подарки! – радостно воскликнула она, развязав первый мешок энергичным рывком зубов.
Признаюсь честно, у меня разбежались глаза, когда я увидела всевозможные запчасти, украшения, книги, канцелярские мелочи, какие-то электронные устройства и одежду. И я действительно почувствовала себя маленьким жеребёнком, которому надарили подарков на Ночь Согревающего Очага. Забыв про все, я закопалась в нашу добычу, вертела в копытах каждый новый предмет и, если честно, мечтала оставить это всё себе.
Мне было интересно буквально всё: рассматривая каждую вещь, я прикасалась к тому миру, что был до Катастрофы. Ещё сидя в Стойле и разглядывая фотографии в журналах, я с жадностью изучала те предметы быта, одежду и технику, которыми пользовались пони в те далёкие годы. В нашем Стойле таких вещей было очень мало, и в основном все пользовались тем, что носило на себе клеймо Стойл-Тек – грубым, некрасивым, но зато практически неубиваемым. Сейчас перед моим носом лежали вещи совершенно иного рода. Открыв небольшую деревянную шкатулку, украшенную драгоценными камнями, я нашла целую пачку фотографий, содержавших ценные для кого-то воспоминания.
Довоенная Эквестрия была удивительно разной: на одних снимках я видела сельские пейзажи с примитивными телегами и пони, неспешно прогуливавшихся на фоне ухоженных деревянных домиков, на других – многоэтажные остеклённые громадины больших городов и летающие повозки с плавными обводами корпуса и хромированными деталями, блестевшими на солнце. Владелец шкатулки, по всей видимости, был учёным. На многих фотографиях можно было заметить одного и того же жеребца – единорога в очках-половинках, демонстрировавшего те или иные чудеса техники: то сложный медицинский аппарат, мигающий многочисленными лампочками, то радиогарнитуру, подключённую к настенному терминалу в каком-то командном центре, а то и вовсе реактивный самолёт, потрясающий своим необычным внешним видом. Всю свою жизнь этот пони строил будущее Эквестрии. На последнем фото он, уже изрядно постаревший, сидел в саду в окружении детей и внуков, а на заднем плане возвышался скромный двухэтажный дом. Очки жеребца были подняты выше рога, а копыта держали газету с едва различимым заголовком "Мэйнхэттен чествует доктора…" Единорог улыбался.
Оторвавшись от чужих воспоминаний, я увидела, что Джестер выложила передо мной гору разнообразных книг. Научные труды и учебники по физике, химии, математике и магии соседствовали с любовными романами и детективными историями, а рядом со скучнейшими справочниками, наполненными рядами цифр, лежали красочные детские сказки. Эти книги не имели особой исторической ценности – они были набраны на современном Эквестрийском языке типографскими литерами и не отличались от тех, что ждали своих читателей в Библиотеке нашего Стойла. Раньше я бы прочитала их все, не задумываясь, но теперь у меня не было столько свободного времени. В итоге, отобрав с десяток книжек, касавшихся механики и машиностроения и несколько художественных романов, я отложила их в сторону, а остальное с сожалением сложила в ящик. Впрочем, у меня уже было что изучать: пакет с древней рукописью Барбары Сид, тетрадку с непонятными грифоньими каракулями и, конечно же, пачку комиксов про Дэрин Ду!
Вещей на брезенте становилось всё больше, и все они были очень разными – как по виду, так и по назначению. Видимо, авиапочта была основным каналом связи крайнего севера с цивилизацией, и пони использовали её для доставки абсолютно всего. Но, пожалуй, больше всего меня поразило то, как мало вещей напоминало о войне: то ли Джестер отсеивала такие предметы нарочно, то ли здесь, на севере влияние войны было действительно намного меньше.
Но была и отдельная куча, куда Джестер складывала всё, связанное с оружием. В основном, это были отдельные запчасти, но среди них лежала пара лёгких пистолетов и несколько магазинов от чего-то посерьёзней.
Поначалу Джестер пыталась меня подкалывать всякий раз, когда я брала в зубы какой-нибудь затвор или возвратную пружину, но довольно быстро перестала это делать и спокойным, практически преподавательским тоном называла мне ту или иную деталь и объясняла её назначение. К сожалению, эти запчасти были явно бесполезны для моего пистолета.
Я начала было терять интерес к тому, что мне говорит Джестер, как вдруг та подкинула мне две странных штуки. Обе были цилиндрической формы, только у одной сбоку имелось крепление, а у другой – нет. В ответ на мой растерянный взгляд Джестер сказала, что это – глушитель и лазерный прицел. Притащив свой пистолет из вагончика, я попробовала приспособить к нему эти детали. Глушитель встал на своё место идеально, а вот лазерный прицел приделать было некуда. Стоило мне сообщить об этом своей спутницей, как я тут же заработала насмешливый взгляд и получила моток серой клейкой ленты – точно такой же, какой мы пользовались в Стойле.
Закончив модификацию пистолета, я вложила его обратно в кобуру и принялась копаться в куче не разобранной одежды, которую Джестер почему-то скинула прямо на снег.
Одежда была в основном гражданская и совсем не подходящая для приключений. Самые нелепые платья я сразу откладывала в сторону. Пара неплохих вещей оказалась мне не по размеру, а в сером комбинезоне военного покроя была очень неприятная дыра на боку: сырость его не пощадила. Осмотрев одежду, я поняла, что обновление гардероба мне не грозило. По всей видимости, Джестер закинула это тряпьё в мешки лишь для того, чтобы беспорядочно наваленные в них предметы меньше бились друг о друга.
– А вот это, пожалуй, нам пригодится. – Джестер протянула мне какое-то маленькое устройство, похожее на карманный музыкальный проигрыватель или диктофон.
– А что это? – я вертела в копытах корпус с одним наушником на проводке.
– Карманная рация. Надо только найти для неё свежую батарейку. Неплохая штука: активация голосом, радиус действия потянет на пару километров. Даже инструкция сохранилась... Частично. Ну что, пошли толкать товар?
Я грустно вздохнула и кивнула головой. В самом деле, не таскать же это богатство с собой.

По обе стороны от Главных Ворот расположились торговые ряды. Одни торговцы принесли раскладные столы, другие выстроили импровизированные прилавки из пустых ящиков или бочек, накрытых листами фанеры, третьи же разложили свой товар прямо на земле, подстелив под него куски брезента или же замызганные картонки. Товар был разного качества. Продавалось всё, от дырявых ботинок и простреленных фляжек до когда-то явно работавших настенных ходиков и видавшего виды “Роял Кантерлот Войса II”, у которого не хватало половины регуляторов.
Джестер же предпочитала такой торговле другой метод добычи крышек. Она подходила к продавцам и заводила оживлённую беседу, стараясь сбыть им содержимое объёмного рюкзака, набитого до отказа “горячим товаром”. Так она называла те вещи и запчасти, которые на Поверхности пользовались наибольшим спросом, а именно – оружие, еду, автономные осветительные приборы и средства связи. Некоторые сделки проходили удивительно быстро, другие вытекали в спор, в котором один хвалил свой товар, а другой указывал на его недостатки. Пару раз, вопреки моим ожиданиям, Джестер дали от ворот поворот, что, впрочем, её нисколько не расстроило.
За время, проведённое возле торговых рядов, я поняла, что на Поверхности в ходу было три вида валюты: крышки, довоенные монеты и драгоценные камни. Также имел место и натуральный обмен – бартер, но он не пользовался особым спросом – мало кому хотелось тащить обратно домой новое барахло взамен проданного.
Но не менее интересным, чем торговля, было то, как эти пони между собой общались. Было видно, что большинство торговцев уже давно знают друг друга – они хвастались друг перед другом различными диковинами или рассказывали о наиболее выгодных сделках. Речь у них была довольно грубая и прямая, а вид нередко затрапезный, но это были яркие, запоминающиеся типажи. Среди них особенно выделялись двое лохматых пони – жеребец с повязкой на глазу и коротко стриженная кобыла, которые пили какую-то мутную гадость и клялись в вечной дружбе, а также тихий старичок, который просто сидел на дощатом ящичке и молча ждал, когда у него купят водопроводные трубы и пару медных кранов с потрескавшимися фарфоровыми рычажками.
И покупатель не заставил себя ждать. Им был рослый земнопони в истёртой кожаной куртке с поднятым воротником и плоской кожаной кепке, надвинутой на глаза. Взяв трубу в зубы, и несколько раз махнув ей в воздухе, он подозвал старичка, и, услышав цену, кинул ему мешочек крышек со словами “Сдачи не надо”. Потом опустил ещё три одинаковых обрезка трубы в сумку и спешно удалился. Ох, сдаётся мне, что он не протекающую ванну ремонтировать побежал, иначе купил бы заодно и краны. Старичок же прямо сиял от счастья.
И тут я увидела их. Среди груды хлама и стоптанной обуви стояли высокие бежевые ботинки для задних копыт с удобными магнитными застёжками. Заметив мой неподдельный интерес, продавец ботинок сразу оживился:
– Подошва шипованная, не промокают, тёплая меховая подкладка, хорошая сохранность, между прочим. Других таких точно не найдёшь на всей Пустоши. Берёшь?
“А, ну-ну”, подумала я и, тем не менее спросила:
– А сколько стоят? – и тут же получила обескураживающий ответ:
– А сколько дашь?
Я очень надеялась услышать фиксированную цену, которая сразу отбила бы у меня охоту торговаться. К такой постановке вопроса я была не готова. К сожалению, книги по довоенной экономике вызывали у меня скуку, и я вообще не имела понятия о ценообразовании. К торгу Джестер я тоже особо не прислушивалась, поэтому лучшее, что пришло в голову, это назвать навскидку сумму, в два раза большую, чем стоил тот вчерашний двойной обед.
– Десять крышек.
В ответ на это предложение жеребец только усмехнулся.
– Ну-у, юная леди, ты же понимаешь, что это не цена для таких великолепных ботинок.
Я растерялась. И не от того, что торговец совместил в одном предложении “ты” и “юная леди”, а от того, что явно сморозила большую глупость. Но деваться было уже некуда, и я продолжила торг:
– Двадцать... – жеребец покачал головой.
– Двадцать пять – в ответ он лишь криво ухмыльнулся.
– Тридцать? – уже совсем неуверенно спросила я.
Жеребец лениво цокнул языком и после небольшой паузы сообщил:
– Всё ещё мало.
Тогда я вспомнила то, как продавцы пытались сбить цену на те вещи, которые предлагала им Джестер, указывая на различные недостатки, вроде трещин, царапин и вмятин.

0

21

– Мне нужно осмотреть ботинки. Я же должна знать, что именно покупаю.
– А, ну давай, – ответил мне торговец.
Я взяла один ботинок с прилавка и стала вертеть его в копытах, затем осмотрела второй. Пару раз я было раскрывала рот, чтобы придраться к мелким изъянам, но, встречаясь взглядом с продавцом, который всё это время пристально наблюдал за мной, я давила это желание в зародыше. Да и ужасно неловко было указывать на какие-то незначительные мелочи. В целом, ботинки были просто отличные.
И я сдалась. Положив ботинки обратно на прилавок, я тяжело вздохнула, от чего налезшая на глаза чёлка сдвинулась вбок. Сейчас я готова была провалиться сквозь землю.
Если бы только Джестер была рядом, она бы бросила что-то вроде “Пойдём, жеребёнок”, – и моё поражение не было бы столь сокрушительным, но она ушла куда-то в дальние ряды, и вряд ли появилась бы в ближайшее время.
Во взгляде продавца читалось разочарование. Он долго теребил свой щетинистый подбородок, потом упёр оба копыта в прилавок и вытянулся в мою сторону, да так, что я невольно отпрянула.
– Так, юная леди. Сколько ты действительно готова отдать за эти ботинки?
Я несколько раз непонимающе моргнула:
– Эээ... что?
– Я вижу, как они нужны тебе. Ты так увлечённо торговалась, что даже не удосужилась примерить их.
В этот момент я хлопнула себя копытом по лицу, размазав по нему снеговую кашу, в которой стояла всё это время. “Идиотка!”
– Вот как мы поступим, юная леди, – прервал мои самокопания продавец. – Ты в последний раз называешь цену. Если она меня устроит, и ботинки подойдут тебе по размеру – они твои. Если же нет, извиняй.
Я достала из седельной сумки жестянку из-под карамелек и поставила на прилавок, потом, покопавшись на дне сумки, положила сверху стопку из довоенных монет.
– Вот, это всё, что у меня есть, – сказала я.
Продавец раскрыл коробку, высыпал крышки на прилавок и стал пересчитывать мои скромные сбережения . Когда он закончил, то отодвинул довоенные монеты на край прилавка.
– Монеты можешь оставить себе. Ужасно не люблю связываться с этой валютой. Курс, знаешь ли, очень нестабильный.
После этого он выпрямился и продолжил:
– Ну что, юная леди, сорок семь крышек выходит. Это, конечно, не густо, за такую-то вещь, но, если подумать, не в деньгах счастье, а в довольных клиентах. Так что примеряй давай.
Было непонятно, ирония это, насмешка, или же какое-то другое странное отношение к ситуации или ко мне.
Я молча обулась и стала ходить перед прилавком туда-сюда. Ботинки сидели если не идеально, то очень хорошо – нигде не жали, но и не болтались. А попытка проехаться по поверхности замёрзшей лужи закончилась неудачей. Теперь, вместе с ледорубом, я имела целых три точки опоры, позволяющие мне удержаться на очень скользких поверхностях.
– Сидят как влитые, юная леди, – окликнул меня продавец. – Точно говорю, эта вещь ждала тебя.
– Да, беру их, – я улыбнулась и облегчённо выдохнула. Та неловкая игра, в которую я ввязалась, кажется, закончилась. Но, вспоминая те краткие уроки от Джестер, что мне приходилось усваивать прямо на ходу, я понимала, что была веская причина, по которой эти отличные ботинки достались мне так дёшево.
– И в чём же был подвох? – спросила я жеребца, который как раз сгребал мои крышки в железный ящичек, выполнявший роль кассы.
– Подвох? – отозвался тот.
– Не может же всё так гладко складываться. Есть причина, по которой вы согласились на эту невыгодную для себя сделку.
– Ну, юная леди, сделка-то оказалась выгодной для нас обоих. На самом деле, с тех пор, как мне достались эти ботинки, я уже отчаялся их продать. Видишь ли, здесь, на севере трудно найти кобылу с таким небольшим размером ноги. Как ты уже, наверное, заметила, все здесь довольно-таки коренастые. Так что тебе действительно повезло. Ах да, за проявленную любознательность тебе полагается небольшой бонус. – с этими словами жеребец ткнул копытом в сторону ящика с мелочёвкой, лежавшего сбоку от прилавка. – Можешь выбрать себе красивую безделушку на память.
Трудно было понять, почему он себя так вёл. Впрочем, что-то мне подсказывало, что пони, устраивающие этот стихийный рынок у ворот Баттерфлая, не ставят основной целью зарабатывание крышек. То, что я сегодня увидела, было, если угодно, их стилем жизни, со своим кодексом, ритуалами и понятиями.
Порывшись в ящичке, я остановила свой выбор на губной гармошке. Слух у меня, если верить родителям, был музыкальный, и, учитывая то, что я любила слушать по вечерам “лунную” музыку, непосредственным атрибутом которой было соло на губной гармошке, то я и сама была не прочь научиться играть какие-то простые мелодии на ней.
– Хороший выбор, – сказал жеребец. – Сразу скажу, язычки на самых высоких нотах расстроены, но что-нибудь простое и для настроения сыграть ты сможешь.
Я поблагодарила его и попрощалась, но не успела сделать и нескольких шагов, как он окликнул меня:
– И последнее, юная леди. Ты когда в следующий раз будешь ввязываться во что-то подобное, взвесь все “за” и “против”. Не стоит рассчитывать только на удачу.
Это был хороший совет, но для какой-нибудь другой пони. Уже неоднократно именно рискованные решения, пусть подчас и дурацкие, приводили меня к успеху.

Я нашла Джестер с уже изрядно опустевшим рюкзаком на окраине рынка. Смерив меня взглядом, она тут же заинтересовалась моей покупкой.
– Хорошие ботинки. Сколько?
– Сорок семь крышек.
– Да ладно? Не может быть так дёшево.
“Всё-таки дёшево”, – успокоилась я, и принялась в подробностях пересказывать свой диалог с продавцом.
Так мы дошли до небольшого двухэтажного строения с ярко-жёлтой вывеской над входом. Надпись, испещрённая нарисованными пулевыми отверстиями, гласила: “ПУШКИ! и всякая всячина”.
За прилавком возле кассы сидел довольно упитанный единорог латунного цвета, в светло-сером брезентовом жилете с кучей карманов и в больших очках с оранжевыми стёклами. В передних копытах он держал каталог, посвящённый... шомполам для чистки ружей. Вот уж не знала, что бывают и такие. Единорог вопросительно взглянул на нас поверх очков, и серая пони достала из рюкзака те пистолеты, что я видела ранее.
– Бэкфайр, а Бэкфайр. Сколько ты дашь за оба? – прощебетала Джестер, и я поняла, что сейчас начнётся очередной торг, являющийся, прежде всего, дружеской беседой, и уже в меньшей степени способом выгадать пару-тройку крышек.
После моей истории с ботинками слушать, как они торгуются, было уже неинтересно, и я решила осмотреть магазин самостоятельно.
В лавке продавалось всё подряд – от портативных раций и “Лайтбрингеров” до жестяной посуды и одежды. Но, в отличие от тех вещей, что можно было купить на развале снаружи, состояние этих было значительно лучше.
Однако это всё было лишь дополнением к основному товару: главная витрина и пара небольших стоек были отведены под оружие – как холодное, так и огнестрельное, и всевозможные боеприпасы к нему. Да и на стенке позади кассы висели всевозможные карабины, автоматы, винтовки и даже крупнокалиберный пулемёт, пересекающий по диагонали знамя какой-то Эквестрийской пехотной дивизии – истёртое и поблекшее. Тут впору было вспомнить любовь Джестер к большим пушкам.
Стоило мне привстать на задние ноги, чтобы лучше разглядеть это чудо техники, как из-за спины раздался оклик продавца.
– Нравится? – весело крикнул он через весь магазин.
Я растерялась. Простого “Ага” тут явно было недостаточно, а в оружии я разбиралась плохо. Конечно, стоило признать, что оружие обладало красотой само по себе. Была в нём какая-то особая пропорциональность и угрожающая изящность. Поэтому я решила похвалить товар и ответила:
– Внушительная штука... В смысле, внушает уважение.
– Легенда, – ответил он. – Крупнокалиберный пулемёт “MWT-II Сторителлер” производства “Айроншод Файрармс”. Универсальная вещь! Использовался и на земле и в воздухе – этот когда-то был спаренный и стоял в хвостовой части “Облачного разбойника”. Пожалуй, единственный недостаток этого пулемёта – его вес. На боевое седло такой не поставишь, отдача – будь здоров. Он не очень скорострельный, – отсюда его название, – но зато силовую броню пробивает навылет. Слыхал я историю о том, как легионер зебр захватил огневую точку с таким пулемётом. Так он в одиночку успел выкосить целый взвод Стальных Рейнджеров, пока пегас-снайпер не разнёс его полосатую голову в кровавые ошмётки...
Джестер громко кашлянула.
– Эхм! Бэки, я так и не поняла, ты будешь стволы брать?
– Вроде как мы договаривались о реализации, – ответил Бэкфайр.
– А, ну тогда мне проще их тем парням у ворот толкнуть.
Бэкфайр сразу переменился в лице.
– Что? Такие отличные пушки этим неудачникам?
– Ну а почему бы и нет?
– Потому что ты разобьёшь мне сердце... дважды.
– Какая драма, – максимально безразличным тоном произнесла Джестер и стала отодвигать пистолеты в сторону своего раскрытого рюкзака. Признаться, наблюдать за тем, как Джестер кого-то обрабатывает, было куда приятнее, чем быть объектом такой обработки. Разумеется, Бэкфайр не выдержал и резким движением копыта подтянул пистолеты обратно к себе. Их глаза встретились.
– Крышки, Бэки. Крышки.
Тут Бэкфайр неожиданно обратился ко мне.
– Нет, ну вы посмотрите, мисс, что делает эта бессердечная особа! – потом он достал из-под прилавка мешочек, судя по звону, набитый крышками, а за ним ещё такой же. В дополнение он выгреб из кассы ещё где-то штук семь крышек, и ответил уже Джестер:
– Значит так, кровопийца, это тебе аванс, а остальное получишь, когда их купят. Сегодня вечером я приведу стволы в должный вид, а там – видно будет. Это моё последнее предложение.
– Идёт, – ответила моя спутница совершено спокойным тоном.
Добившись своего, Джестер сделала невинную улыбку, потом повернулась ко мне и пояснила:
– Представь себе, Додо, у этого малого действительно есть сердце, что большая редкость здесь, на Пустошах. И это сердце начинает биться сильнее каждый раз, когда он держит в копытах какой-нибудь пистолет или автомат, требующий ремонта. Он целыми вечерами заботливо перебирает их чуть ли не до винтика, чистит, смазывает, полирует приклады. Это его большая слабость. И надо отдать должное, с его талантом к торговле, он отлично устроился. Мало кто в Пустошах занимается работой, соответствующей его увлечению. Не сочти за рекламу, но если нужна хорошая пушка – обращайся именно к Бэкфайру. У него любое оружие работает как надо.
Похоже, после случившегося, Бэкфайр не ожидал такого отзыва и несколько растерялся.
Чтобы хоть как-то сгладить общую неловкость ситуации, я решила расспросить Бэкфайра об одной винтовке, которая уже давно привлекла моё внимание. Среди соседей она выделялась своим изящным корпусом, довольно крупным оптическим прицелом и сошками, расположенными в передней части ствола. Другие винтовки и автоматы явно были не хуже и по-своему интересны, но именно эту модель мне хотелось подержать в своих копытах.
– Мистер Бэкфайр, это же снайперская винтовка? – я указала на объект своего интереса.
Глаза Бэкфайра предсказуемо загорелись.
– Это “Скаут”. Очень интересная модель. Подходит и для войны, и для охоты. Причем скорее для охоты, чем для войны. Не самая мощная винтовка, но я её люблю как за удобство использования, так и за удобство прицеливания. Видишь, как низко над стволом находится прицел? Это позволяет почти не делать поправок по высоте. К тому же, она удобна при переноске за счет того, что её длина соразмерна длине тела среднего пони. А композитный корпус делает её легче. Я бы оставил её себе, но предпочитаю автоматическое оружие.
– Но как из неё стрелять? – ясное дело, такую длинную штуку в зубах было не удержать, но я не могла сообразить, как ей пользоваться. Внутренне я молилась о том, чтобы не выгляжу полной дурой. Но, вопреки моим опасениям, Бэкфайр совершенно спокойно ответил:
– Стрелять лучше всего из лежачего положения, либо с низкого упора. Для этого нужно разложить сошки. Тогда ствол не будет дергаться из стороны в сторону. Можно стрелять и на весу – с боевого седла, но, на мой взгляд, это чертовски неудобно, а главное – бессмысленно. В конце концов, это же не автомат, чтобы поливать свинцом во все стороны, а оружие для прицельного огня. А как правильно целиться из него, я сейчас тебе покажу.
C этими словами он захватил телекинезом винтовку и бережно опустил её на прилавок. Но не успела я заглянуть в прицел “Скаута”, как дверь магазина с грохотом распахнулась, и в помещение ввалилось что-то огромное, пернатое и страшно запыхавшееся. Здоровенный грифон! От неожиданности я вскрикнула и чуть не перевернула стойку с оружием.
– Джестер! – Голос у грифона был невероятно низкий, я никогда не слышала такого баса. – Вот ты где!
Внимание Джестер было приковано к внезапному гостю. Я не могла прочитать эмоции на её лице, но она явно была взволнована.
– Базилевс! Что стряслось?
– У нас большие проблемы. А это что за жеребёнок?
Я вспыхнула, но не успела открыть рот, как огромный грифон уже навис надо мной.
– Базилевс, – протянул он свою огромную лапу.
– Д.. Дэзлин, – я настолько растерялась, что забыла про своё прозвище напрочь. – Дэзлин Даск.

~ ~ ~

Заметка: следующий уровень (6)
Новая способность: Ещё карманы! Вместо того чтобы набивать мелочёвкой седельные сумки, вы равномерно распределяете её по карманам своей одежды. Теперь любая вещь весом до 1 килограмма весит для вас в два раза меньше.
После похода на рынок ваш уровень красноречия увеличился с 27 аж до 30! Эй, не пора ли попробовать себя в чём-то другом?

0

22

https://pp.vk.me/c623430/v623430768/17790/sxKJrwM_sSg.jpg       Глава 6: Элемент жестокости    Разумеется, этот день просто не мог пройти спокойно. Я хотела приключений? Я их получила и продолжала получать сполна. С того момента, как я выбралась на Поверхность, со мной и вокруг меня постоянно что-то происходило. Вот и сейчас – не успел начаться новый день, а я уже торопилась вместе с Джестер и чудовищных размеров грифоном к центральному зданию деревни – той самой башне с каменным фундаментом, в которой на первом этаже располагалась общественная столовая.
Пока мы шли по лабиринту из одноэтажных построек, я невольно разглядывала грифона во все глаза. С моей стороны это было верхом неприличия – чем-то вроде излишне долгого разглядывания чужой кьютимарки. Но меня оправдывало то, что я никогда раньше не видела грифонов – ну, по крайней мере, живыми.
Базилевс, казалось, был огромным даже для грифона и выглядел слегка грузным. Такая комплекция странно контрастировала с его суровым, я бы даже сказала, воинственным видом. Торс грифона был подпоясан тёмно-красной материей. Многочисленные татуировки покрывали его передние лапы, а перья на голове были зачёсаны назад, что выглядело весьма угрожающе. Судя по экипировке, Базилевс был охотником, но я не могла себе представить, как такой здоровяк может близко подобраться к жертве и при этом не спугнуть её.
Снаряжение Базилевса по габаритам было вполне под стать своему владельцу: его расшитая узорами и украшенная перьями сумка, казалось, могла полностью вместить Джестер, семенившую рядом, а огромный охотничий лук, надетый через плечо, по толщине напоминал скорее ствол молодого дерева. Я мысленно прикинула, что вряд ли смогу согнуть этот лук, даже если навалюсь на него всем своим весом. А о стрельбе из него можно было и вовсе забыть. Но в том, что у Базилевса на это силы были, сомневаться не приходилось, как и в том, что он обладал высокой грузоподъёмностью. Глядя на его могучие крылья, сложенные за спиной, я невольно чувствовала себя ущербной. Мда, это вам не мантикора с её декоративными конечностями. Кстати о конечностях. Базилевс передвигался на задних ногах! Конечно, я читала про эту грифонью особенность, но одно дело просто что-то знать и совсем другое – наблюдать воочию.
Когда я отошла от первоначального испуга, то отметила про себя, что Базилевс говорил нарочито спокойным тоном, словно постоянно разъяснял что-то малым детям. Но, в тоже время, он не обращался к Джестер как к несмышлёному жеребёнку. Эти двое разговаривали друг с другом на равных, будто и не было между ними разницы ни в размерах, ни в видовой принадлежности.
Наблюдая за ними, я нашла единственное разумное объяснение этому явлению: они знали друг друга достаточно долго для того, чтобы отбросить все условности, неизбежно возникающие при общении столь разных существ. Проще говоря, Базилевс и Джестер были друзьями… Наверное.
Мне было довольно сложно свыкнуться с мыслью, что у Джестер могут быть близкие друзья. Я привыкла воспринимать её как нечто отрешенное от мира, как вещь в себе, как одиночку, поневоле таскающую за собой такую непутёвую кобылку, какой была я. Перекатывая эту новую мысль в своей голове, я вполуха слушала, как Джестер рассказывает Базилевсу обо мне и какие при этом применяет выражения.
Базилевс оказался очень благодарным слушателем. Лишь изредка он вставлял пару-тройку фраз, произнося их очень неторопливо, придавая тем самым вес каждому сказанному слову. Но, в основном, дело ограничивалось кивками, либо не очень понятными для меня движениями его больших когтистых лап.
Дойдя до башни, мы обогнули крыло, в котором располагалась столовая и подошли к глухой металлической двери. На крыльце стояла молоденькая пони светло-голубой масти, в меховой шапке из-под которой смешно выбивались белоснежные кудри. Было ясно, что она вовсе не охраняла эту дверь, а просто выбралась подышать свежим воздухом. При виде нашей троицы пони совершенно растерялась и теперь стояла, разинув рот, тщетно пытаясь вымолвить хоть слово.
– Доложите коменданту, что нам нужно срочно встретиться с ним, – обратился к ней Базилевс.
Кобыла нервно кивнула и скрылась в дверном проёме. Так как дверь за собой она не прикрыла, то мы услышали отчётливый стук копыт по металлу, затем где-то вдалеке хлопнула деревянная дверь, и послышались взволнованные голоса.
– Новенькая, – усмехнулась Джестер.

Через пару минут на крыльцо вышли несколько охотников с хмурыми обеспокоенными лицами. Они сопровождали пожилого жеребца, одетого в строгий военный китель защитного цвета с золотыми кроликами в петлицах. На шее у жеребца висел нагрудный знак, представлявший собой отполированную до блеска металлическую пластину, на которой были отчеканены три бабочки – кьютимарка кобылы Министерства Мира.
– Этот жетон – одна из тех немногих вещей, которые всё ещё напоминают об утраченном нами мире, мисс, – я вздрогнула, когда поняла, что пожилой жеребец обратился прямо ко мне. Неужели я так пристально его рассматривала?
– Комендант Аландер к вашим услугам, – представился он. – Здесь я вроде шерифа: слежу за порядком, а также за обеспечением и выживанием этого поселения. И не удивляйтесь такому вниманию, мисс. Со вчерашнего вечера весь Баттерфлай обсуждает ваше прибытие. Мы и не подозревали, что выше по дороге находится обитаемое Стойло. Такие гости как вы, мисс, большая редкость в наших краях. Не стесняйтесь спрашивать о том, что вам не понятно. Я же, в свою очередь, приглашаю вас на чашку чая. Мне бы очень хотелось послушать рассказ о ваших с Джестер приключениях и…, – Аландер сделал паузу, словно подбирал подходящие слова, – о вашем родном доме, мисс. Если вы, конечно, не против.
Комендант учтиво улыбнулся. Однако помимо этой официальной улыбки, я уловила и пытливый взгляд серых глаз жеребца, говорящий сам за себя. “Впрочем, если я и расскажу о Стойле в общих чертах, это же не повредит его безопасности”, – подумала я и улыбнулась в ответ.
– Но это всё будет после, – комендант произнёс это с некоторым сожалением в голосе. Затем он серьёзно взглянул на грифона.
– Базилевс, насколько я понял, у тебя есть важная информация для всех нас.
– Да, Аландер. На деревню готовят нападение, – ответил грифон.
– Кто?
– Неизвестные пони.
“Жизнь, полная приключений, да?” Похоже, что у меня появился реальный шанс увидеть оборону крепости, а то и поучаствовать в ней! Нет, я, конечно же, не стала бы лить кипящее масло на атакующих, но опрокинуть собственными копытами осадную лестницу, увешанную кровожадными бандитами, мне всегда хотелось. Впрочем, должность небесного дозорного была ничуть не хуже. Я могла бы парить над крепостью и подсказывать охотникам, где притаился хитрый враг...
Пока я мысленно прикидывала свою роль в предстоящей баталии, комендант обратился к остальным:
– Всё оказалось серьёзнее, чем я думал. Нужно собирать военный совет. Но сначала Джестер проводит Базилевса в лазарет – на перевязку.
“На перевязку? Он что, ранен?” – внешне Базилевс не выглядел нездоровым, стоял прямо и дышал ровно. Лишь внимательно присмотревшись, я, наконец, поняла, что тёмно-красная ткань, опоясывающая грифона – это бинты, насквозь пропитанные кровью. Я инстинктивно отвернулась от этого зрелища.
– Похоже, Додо с нами не пойдёт, – предположил Базилевс.
– Н-не, всё в п-порядке, – попыталась возразить я.
– Определённо не пойдёт, – подытожила Джестер, – Комендант, вы можете взять Додо с собой? Она совсем замёрзла, просто стесняется это показать.
Это была правда. Конечно, в долине Баттерфлай было не так холодно как в горах, но нескольких минут без движения хватало, чтобы начать дрожать от малейших порывов ветра. Как же я скучала по своей тёплой куртке!
– Что ж, раз мисс Додо замёрзла, то прошу в мой кабинет, – отозвался комендант.
Как бы мне ни хотелось выглядеть сильнее и выносливее, предложение коменданта я приняла с большой радостью.
* * *

Кабинет коменданта оказался намного просторнее, чем я думала. Общее помещение, занимавшее практически весь второй этаж башни, явно служило ещё и залом для собраний. Помимо рабочего места коменданта, устроенного возле широкого окна, в кабинете уместился вытянутый овальный стол. Он был завален бумагами, подшитыми в папки, а также отдельными листами, исписанными неровным почерком. Во главе стола, за печатной машинкой фирмы “Эрдепон”, сидела та самая белокурая кобылка и вслепую набивала какой-то текст. При этом она беззвучно шевелила губами, а длинные курчавые локоны смешно вздрагивали при каждом ударе копыт по клавишам. Нетрудно было догадаться, что беспорядок, устроенный на столе – её копыт дело. Чуть поодаль от кобылки сидел молодой жеребец и мечтательно поглядывал на неё. Кружка с горячим кофе, которую он держал в копытах, явно была прикрытием. За всё то время, что я наблюдала за жеребцом, он ни разу из неё не отпил.
Всё это – и стук печатной машинки, и запах кофе, и огромная карта на пол стены, утыканная разноцветными флажками, – напомнило мне о полицейских участках из детективных романов. Для полноты картины в кабинете не хватало лишь табачного дыма, клубящегося под потолком, и кем-то оставленной фетровой шляпы на вешалке возле входа.
Получив от коменданта указание расчистить стол, кобылка, с присущей ей нервозностью, принялась за дело. Жеребец не без удовольствия отодвинул кружку в сторону и кинулся помогать ей. Однако комендант тут же окликнул его и дал задание разыскать оружейника, кладовщика и ещё целый табун важных пони, без которых не было смысла начинать собрание. Погрустневший жеребец направился к выходу, а я, чтобы скоротать время, стала разглядывать карту поселения, висевшую по левое копыто от меня.
На самом деле, это была не просто карта, а инженерно-топографический план местности. Точность плана была потрясающая – на жёлтой зернистой бумаге можно было видеть не только постройки санатория и отметки высот, но и все кабели и трубы, проложенные под землёй. Кроме того, составители плана отметили каждый куст и каждое дерево, находившиеся как на территории санатория, так и за его пределами. Так я узнала, что вдоль дороги, ведущей к санаторию, были высажены лиственницы, а окна зоны отдыха выходили прямо в яблоневый сад. Конечно же, сейчас ничего этого не осталось. Поверх схематично изображённых деревьев жирным красным карандашом были добавлены включения десятилетней давности – постройки деревни Баттерфлай.
Остальную часть стены занимали фотографии в деревянных рамках и потрёпанный временем жёлтый флаг Министерства Мира. На снимках были запечатлены комнаты с облезлыми стенами, разбитыми окнами и пришедшей в негодность мебелью. Помимо этих, явно недавних фотографий, было и несколько видов долины, сделанных довоенными фотографами.
– Интересуетесь историей, мисс? – спросил меня комендант Аландер и, не дожидаясь ответа, продолжил. – В те моменты, когда что-то в деревне идёт не так, я подхожу к этой стене и вспоминаю, каким мы застали это место одиннадцать лет назад. И, знаете, на душе становится легче. Любая проблема кажется такой незначительной на фоне нашего большого достижения. Ведь совместными усилиями мы сделали это место вновь пригодным для жизни пони.
Комендант Баттерфлая встал напротив стены с фотографиями, устало сощурив глаза, и задумался о чём-то своём. Было как-то неловко его беспокоить, однако, вспомнив его гостеприимное “не стесняйтесь спрашивать, если что-то непонятно”, я решила продолжить разговор в интересующем меня ключе.
– Джестер рассказывала мне, что здесь раньше было рейдерское гнездо. Как вы думаете, те пони, которых видел Базилевс, они тоже рейдеры?
– Не знаю, мисс. Это могут быть рейдеры, это могут быть наши давние враги, получившие отпор в прошлый раз, это может быть и неизвестное кочевое племя, которое просто идёт мимо, сметая всё на своём пути. Кто угодно. В Пустошах с самого начала была сложная система взаимоотношений между пони. Выжившие после падения бомб долго не могли прийти в себя. Многие ринулись в центральную часть Эквестрии, поближе к тёплому климату и большим городам. Оттуда можно было по кусочкам растаскивать блага Старого Мира – довоенные технологии и консервированную еду, сохранившуюся в супермаркетах. На их беду, этих запасов хватило очень ненадолго. Те, пони, что не смогли адаптироваться к новым условиям, стали рейдерами – ведь грабить и убивать слабых гораздо проще, чем пытаться создать что-то своими копытами. Другие организовали племена, объединённые вокруг сильного лидера или отдельно взятой идеи. Эти племена непрестанно враждовали между собой. Власть переходила от одной общины к другой как мяч для хуффбола. Шли годы, а Пустошь не становилась лучше. Всё те же руины, выжженная земля и небывалая жестокость.
– И вы решили выйти из игры?
– Земные пони неслучайн

0

23

так названы, мисс. С древних времён само их существование было связано с сельским хозяйством. Можно сказать, что после Катастрофы эта связь была разорвана. Когда плодородные земли оказались отравлены мегазаклинаниями, а солнце закрыто густыми облаками, мои предки предприняли рискованную экспедицию на север. Отказавшись от благ цивилизации, они стали осваивать этот холодный, но почти не затронутый войной край. Здесь не было массированных бомбардировок. Да, зебры уничтожили Штальбарн, а чуть ранее что-то страшное произошло в Поларштерне. Но если держаться подальше от этих мест, наш регион относительно безопасен и чист в сравнении с руинами Кантерлота, кратером Филлидельфии и, уж тем более, Хуффингтоном.
“Ага, а ещё зебры атаковали наше Стойло...”, – подумала я и вдруг зацепилась за знакомое слово, сказанное комендантом. “Поларштерн, Поларштерн... звучит очень знакомо”.
– Подождите, мистер Аландер, вы сказали, что нечто страшное случилось в Поларштерне? Неужели ни один пони не знает, что именно?
– Только если в общих чертах, мисс. Поларштерн, или, как его теперь называют, “Вспышка”, в буквальном смысле этого слова вспыхнул незадолго до конца Старого Мира. Была ли это диверсия зебр или неудачные испытания мегазаклинания пони, никто уже не скажет. Ясно одно: в том инциденте никто не выжил. По словам караванщиков, единственный путешественник, вернувшийся оттуда, рассказывал, что город давно мёртв, но по-прежнему смертоносен. Но что там происходит на самом деле, я не берусь вам ответить. Вспышка очень далеко отсюда – в зоне вечной мерзлоты. Там на сотни километров ни единой живой души.
“Вспышка! Ну конечно!” – теперь я вспомнила жирные красные буквы на карте в планшетке. Определённо, погибшему грифону было что-то нужно в развалинах Поларштерна. Вот только что?
– Однако, мисс, мы заболтались, – комендант прервал мои раздумья. – Ваши друзья уже здесь, а это значит, что пора начинать наше собрание.

За разговором с комендантом я и не заметила, как кабинет заполнился встревоженными пони, которые тихо переговаривались между собой. Самые важные из них заняли места за овальным столом и уже разложили пустые листы бумаги и карандаши с мягким зубным хватом, другие сидели сзади, на заранее приготовленных подушках, третьи же окружили Базилевса и Джестер и донимали их расспросами. Мои друзья стояли в дверях и безуспешно пытались протиснуться сквозь шумную толпу прямо к рабочему месту коменданта.
Видя, что ситуация постепенно выходит из-под контроля, комендант несколько раз стукнул копытом по столу, чтобы привлечь внимание собравшихся.
– Дамы и господа, я понимаю, что помещение не слишком большое, но всё-таки прошу вас не стоять в дверях, а главное, пропустить наших уважаемых гостей вперёд.
Услышав просьбу коменданта, охотники стали освобождать проход для грифона и его спутницы. Однако к тому времени Джестер рядом с ним уже не было. Оказывается, миниатюрная пони нашла лазейку в толпе и в два счёта оказалась в первом ряду, на свободном краю подушки, торчавшем из-под массивного крупа пони, в гриву которого были вплетены длинные узорчатые ленты. Я видела только затылок Джестер, но могла поспорить, что она сейчас мастерски отыгрывала роль невинного жеребёнка, с которого все взятки гладки.
Те, кто не поместились в кабинете, толпились в коридоре и наблюдали за ходом собрания прямо через открытую дверь. В помещении пахло потом, дублёной кожей, сырой тканью, а также какими-то травами и маслами. А ещё в нём было нестерпимо душно. Словно прочитав мои мысли, комендант движением копыта подозвал нервную кобылку к себе, и та, кивнув, стала поочерёдно открывать окна. Похоже, что эта пони выполняла уйму рутинной работы, которой коменданту Аландеру не положено было заниматься по статусу. Бедняжка.
Когда проблема с проветриванием была решена, комендант Аландер прочистил горло и мягким спокойным голосом сказал:
– Я вижу, что все в сборе. Как комендант Баттерфлая, я объявляю наше экстренное собрание открытым. Я предоставляю слово нашему другу Базилевсу, который принёс очень тревожные вести.
Базилевс вышел из толпы позади меня и встал в полный рост возле карты поселения. Теперь я смогла как следует разглядеть его. Весь торс Базилевса ниже передних лап в несколько слоёв был обмотан бинтами, ещё одна повязка была наложена на его правую заднюю лапу. Похоже, раны были серьёзными, но грифон по-прежнему держался очень спокойно.
– Друзья, – начал он, – у нас крупные неприятности. Недалеко от деревни неизвестные пони разбили большой палаточный лагерь. Одного беглого взгляда хватило, чтобы понять: эти пони пришли сюда отнюдь не с добрыми намерениями.
Базилевс сделал эффектную паузу, за что был вознаграждён взглядами, полными внимания и тревоги.
– Посудите сами – обычные пони, вроде торговцев или путешественников, не ставят в ряд десяток одинаковых камуфляжных палаток, не пользуются портативными радиоантеннами, рассчитанными на армейские частоты и, уж тем более, не возят свой скарб в телегах с маркировкой “огнеопасно”.
Уже этих слов было достаточно, чтобы собравшиеся начали перешёптываться между собой. Впрочем, возникший шум не являлся помехой для мощного баса грифона.
– Поначалу я подумал, что это какая-то военизированная группировка и очень удивился, увидев среди палаток рядовых жителей Пустошей. Эти пони носят простую, ничем не примечательную одежду, вооружены обычными ружьями и пистолетами и, что самое главное, разговаривают как местные. Для того чтобы понять, что к чему, мне пришлось подобраться вплотную к лагерю и шпионить за ними.
Я попыталась представить, как такой огромный грифон мог незаметно шпионить за теми подозрительными пони и невольно улыбнулась. Однако, видя совершенно серьёзные лица собравшихся, я поняла, что Базилевс действительно мог.
– Это было немного забавно, – продолжил он. – Вокруг лагеря не было даже простейшей сигнализации из проволоки и консервных банок, а сами эти ребята оказались настолько болтливыми и шумными, что за полчаса наблюдений за ними я узнал все их планы и намерения.
– И что же делают эти загадочные господа на границе с нашей деревней? – поинтересовался комендант, не скрывая иронии в голосе.
– Эти пони – бандиты и они пришли грабить нас, – ответил грифон.
– В таком случае, мы дадим им достойный отпор и прогоним туда, откуда они явились, – спокойно ответил комендант. – Только… Базилевс, а ты уверен, что речь шла именно о Баттерфлае?
– Да, Аландер. Они говорили, что в нашей долине есть чем поживиться, а также в красках расписывали, как сожгут деревянную крепость дотла за четверть часа.
– Хм, и как, интересно, они собираются это сделать? – поинтересовался комендант. – Наши стрелки уложат половину их отряда ещё до того как эти наглецы подберутся вплотную к поселению.
По тону коменданта было ясно, что Базилевс сгущал краски.
– А вот это самая неприятная новость, Аландер, – напряжённо ответил грифон. – Они не будут подходить к стенам поселения, а расстреляют его с дальней дистанции. Кто-то снабдил нападающих целым контейнером армейских гранатомётов и многоствольным реактивным миномётом. Я лично видел, как всё это добро развернули, и старший пони показывал остальным, как с ним управляться.
На мгновение в воздухе повисла тишина, а затем кабинет буквально взорвался от шума. Послышались отдельные возгласы, призывающие усилить охрану и готовиться к обороне. Другие предлагали срочную эвакуацию населения. Даже пони, сидевшие за длинным овальным столом, оживлённо жестикулировали и перебивали друг друга.
Слова Базилевса в корне изменили и мои представления о предстоящем событии. Теперь всё это выглядело чертовски опасным и уже не вписывалось в романтичную картину обороны крепости с осадными орудиями и приставными лестницами, с которых захватчиков сбрасывают в глубокий ров, битком набитый голодными зубастыми крокодилами...
Ах да, вокруг Баттерфлая рва с крокодилами не было. Впрочем, главным было другое: на горизонте маячил бой, совершенно не похожий на те книжные битвы, к которым я привыкла. Жестокий бой, в котором огневая мощь нападавших давала им реальные шансы на победу.
“Реактивные снаряды сжигают любые деревянные крепости, какими бы надёжными те ни казались на первый взгляд”. Даже с моими примитивными знаниями в области тяжёлого вооружения этот неутешительный вывод напрашивался сам собой.

Поскольку шум не прекращался, коменданту Аландеру пришлось повысить голос, чтобы призвать собравшихся к порядку. Когда пони в зале немного успокоились, Базилевс продолжил:
– Эти негодяи планируют напасть завтра, на рассвете. А сейчас они ждут некую Эмеральд Грин. Я так понял, это она у них всем заправляет. Помимо двух десятков пони, что я уже насчитал в лагере, она приведет с собой, по меньшей мере, полдюжины приспешников. Однако мне кажется, что их будет больше. Походная кухня в лагере способна прокормить где-то три десятка едоков, а то и больше.
Услышав это, комендант задумчиво проговорил вслух:
– Это небольшая армия… – было видно, что он уже пытается составить план действий. – Базилевс, а где именно расположен лагерь неприятеля?
– Вот здесь, прямо на границе наших охотничьих угодий, – грифон ткнул своим когтистым пальцем в точку где-то на юго-западе карты. Я невольно вспомнила скрюченную лапу мёртвого грифона на пороге Стойла 96. Лапу, сжимавшую здоровенный пистолет, теперь валявшийся без дела на дне моей сумки. Теперь я точно знала, кому это оружие может пригодиться.

0

24

– Спасибо, Базилевс. Это всё, что удалось выяснить?
– Да, Аландер. Мне жаль, что я встревожил их раньше времени. Я надеялся долететь до вас как можно быстрее, а в итоге подставил спину. Впрочем, тот, кто подстрелил меня, даже не стал искать место, где я упал. Просто развернулся и ушёл.
– Вот как? – удивился комендант. – Это непростительная оплошность с его стороны. Наши враги или слишком самоуверенны, или плохо организованы. Или всё вместе. В любом случае, это увеличивает наши шансы отбиться от них. И, кажется, я уже знаю, как нам следует поступить.
С этими словами комендант Аландер вышел из-за своего стола и встал рядом с грифоном.
– Друзья, из того, что я сейчас услышал, можно сделать вывод: у нас очень мало времени, и мы должны потратить его с максимальной пользой. Я уже слышал предложения заняться обороной крепости – усилить охрану, опустить ворота, эвакуировать стариков и жеребят в пещеры. Да, мы так поступали раньше, но сейчас это не сработает. Если враги дотащат свои грозные орудия до деревни, то, в лучшем случае, мы понесём серьёзные потери, в худшем – деревня будет полностью уничтожена. Единственным выходом из сложившейся ситуации я вижу нападение. Они планируют атаковать деревню на рассвете. Что ж, мы нанесём удар сегодня в полночь и защитим наш родной дом!
Последняя фраза коменданта была поддержана громким топотом копыт и одобрительными возгласами. Когда волнение почти улеглось, комендант продолжил:
– Командор Хардбоун, я бы хотел выслушать ваше мнение по поводу предстоящей операции.
Все, кто сидели рядом со мной, повернули голову в сторону пони, внешне напоминавшего горного варвара из старинных преданий. Разгуливая по Баттерфлаю, я уже привыкла к мысли, что местные жеребцы, в большинстве своём, отказалась от такого замечательного достижения прогресса, как бритвенные принадлежности, однако командор Хардбоун преуспел в этом больше остальных. За счёт своей косматой гривы и густой бороды он выглядел крайне суровым, а глубокий шрам, пересекавший его переносицу по диагонали, а также блестящий двухсторонний топор, покоившийся в его передних копытах, словно подсказывали: этот жеребец предпочитает жаркий бой на короткой дистанции.
– Мастер Аландер, наш друг Базилевс принёс очень ценные сведения, – голос Хардбоуна был хриплым, неровным и даже чем-то напоминал рык. – Однако этой информации недостаточно. Враг получил подкрепление. Враг стал сильнее. Но мы не знаем, насколько он силён. Конечно, очень удобно будет собрать большой отряд и всем скопом напасть на вражеский лагерь. И я прямо сейчас готов лично возглавить такой отряд. Но хоть этот план и прост, он содержит в себе много неприятных “если”. Если мы пошлём к лагерю всех опытных охотников, это совершенно не значит, что победа достанется нам легко. Прицельный гранатомётный огонь противника может существенно сократить наши ряды. Если мы понесём большие потери, остатки сил неприятеля могут прорваться к деревне, которая будет очень слабо защищена. Если при этом у них останутся гранатомёты или, не дай Селестия, упомянутый Базилевсом многоствольный миномёт, считайте, что Баттерфлай обречён.
В очередной раз зал загудел множеством взволнованных голосов. Тяжело вздохнув, комендант обратился к Хардбоуну.
– Командор, ваши опасения более чем справедливы. Однако, как я понимаю, у вас есть и другой план.
– Так точно. Раз мы не располагаем точными сведениями о численности сил противника, я предлагаю произвести разведку боем. Мы пошлём в лес небольшую ударную группу, главной задачей которой будет захват вражеского арсенала либо выведение его из строя. Ведь весь сыр бор именно из-за опасного оружия, находящегося в копытах наших врагов. Если мы лишим их этих игрушек, то старая добрая копытопашная в сочетании с обстрелом из арбалетов завершит эту битву в нашу пользу, – с этими словами Хардбоун заботливо провёл копытом по полированной поверхности своего топора.
– Если же группа погибнет, а уцелевшие силы противника прорвутся к деревне, то у нас останется мощный резерв, который будет защищать подходы к Баттерфлаю до последнего бойца. Конечно, этот план далеко не совершенен, и ударная группа подвергается большому риску. Однако точечный удар прямо в сердце неприятельского лагеря может оказаться гораздо эффективнее наступления по широкому фронту.
– Спасибо, Хардбоун, – комендант повернулся к остальным слушателям. – Друзья, мы все знаем, что во время Великой Войны диверсанты зебр сеяли страх среди регулярных войск Эквестрии. Они появлялись словно из-под земли и так же незаметно исчезали. Твой план, до какой-то степени, напоминает их тактику. Но зебры действовали на вражеской территории. Мы же защищаем свои земли. И знание особенностей рельефа даёт нам немалое преимущество. Пока бандиты сидят в лагере, ударная группа может подобраться довольно близко, оставаясь при этом незамеченной. Лесная чаща и складки местности будут служить группе отличным прикрытием.
Комендант взял длинную деревянную указку со стола и подошёл вплотную к карте. Сжимая указку в зубах, он очертил ей место предполагаемого сражения.
– Глядите, существует, по крайней мере, три маршрута безопасного подхода к неприятельскому лагерю. Лучший из них мы выберем позже. Но, в любом случае, у ударной группы будет проблема: последние метров сорок-пятьдесят – открытое пространство, отлично просматриваемое со стороны лагеря, – с этими словами комендант вычертил указкой дугу прямо по линии рельефа, отмечавшей границу низины, в которой расположился лагерь.
– Нужно преодолеть эту зону раньше, чем вражеские часовые заметят вас. Пожалуй, это самая рискованная часть операции. Врагу надо навязать ближний бой, иначе он использует свои гранатомёты против вас.
– Я думаю, мы кое-что придумаем, – подала голос Джестер, неожиданно возникшая возле коменданта. Я могла поклясться, что секунду назад её там не было! Комендант оглядел полосатую пони с ног до головы и спокойно ответил:
– Что ж, в твоём умении скрытно перемещаться я никогда не сомневался.
– Есть ещё одна вещь, которая меня беспокоит, – вмешался Хардбоун. – Если по какой-то причине ударную группу постигнет неудача, пони в деревне должны мгновенно узнать об этом. А это значит, что кто-то должен будет следить за ходом боя и, в случае провала операции, добежать практически до самой деревни в кратчайшие сроки.
– Или долететь по воздуху, – предложил Базилевс.
Комендант Аландер повернулся к грифону и очень строго посмотрел на него.
– Базилевс! Даже не думай об этом, – взгляд из-под густых серых бровей не терпел возражений. – Ты потерял много крови. И если на публике ты можешь делать вид, что всё в порядке, это совершенно не значит, что сейчас самое время скакать по лесу. Мне даже не нужно идти к доктору Трэвис, чтобы справиться у неё о состоянии твоего здоровья. Не забывай, я бывший врач, и мне прекрасно видно, что тебе необходим постельный режим. Ты и так сделал очень многое для Баттерфлая сегодня. Отдыхай.
– Да, наверное, так будет правильнее, – Базилевс вздохнул и как-то сразу осунулся. Было ясно, что до этого он держал себя в лапах именно ради участия в предстоящей битве.
– В таком случае, эта часть плана отменяется, – мрачно изрёк Хардбоун.
Я точно не знаю, что произошло в этот момент. Казалось, все эти проблемы касались меня очень опосредованно. “Если Баттерфлай устоит, я смогу получить здесь должность механика и до посинения ремонтировать трубы и электропроводку. Если же нет, я сбегу ещё до подхода врагов и направлю копыта куда-нибудь ещё. Это ведь не моя война, верно?”
И всё-таки какая-то невидимая сила толкнула меня вперёд. Поднявшись на свои копыта, дрожащие от сильного волнения, я не своим голосом сказала куда-то в пространство:
– Ничего не отменяется. Я… пойду. Вместо Базилевса, – для того чтобы все поняли смысл сказанного, я широко расправила свои крылья, – Видите? Я смогу долететь до деревни.
Я ожидала возгласов вроде “Это очень опасно”, “Ты ещё слишком мала” и кучу других подобных фраз, но вместо этого встретила серьёзные, оценивающие взгляды окружающих. Комендант Аландер повернулся к Джестер и спросил:
– А мисс Додо точно справится со своей задачей?
Полосатая пони привстала на копытах и, глядя коменданту прямо в глаза, ответила:
– Додо вытащила меня из горящего самолёта, который падал в пропасть. Вытащила вместе с двумя мешками добра. Нет, я совершенно не сомневаюсь в её лётных способностях.
– Что ж, в таком случае у меня нет возражений по поводу её участия в операции, – ответил Аландер.
* * *

Основная часть собрания закончилась, и большинство пони покинули зал, чтобы как следует подготовиться к предстоящей битве. Даже комендант Аландер на время оставил своё рабочее место. Джестер упросила его лично конвоировать Базилевса до дома, чтобы грифон по пути не выкинул какую-нибудь героическую глупость.
Стоя в дверях, Базилевс пару раз дружески хлопнул меня по плечу.
– Удачи, Малиновка, и не суйся под пули.
"Малиновка?"
Пообещав вести себя осторожнее, я проводила своих друзей до лестницы и вернулась в тёплый кабинет. Последняя реплика пернатого героя, которую я расслышала, затворяя дверь звучала так: “Надеюсь, у Джестер найдётся что-нибудь достаточно гадостное, чтобы быстро поставить меня на ноги”.
Теперь в кабинете остались лишь те пони, которых я почти не знала. Белогривая секретарша вновь засела за “Эрдепон” и стала перепечатывать те заметки, что сделала непосредственно во время собрания, а командор Хардбоун и несколько его подчинённых заняли дальний край овального стола, расстелив на нём большой лист кальки. Стараясь не отвлекать важных пони от их работы, я села на свободную подушку и стала наблюдать.
На кальке вкопытную был нанесён тот участок леса, где расположился неприятель. Конечно, эта импровизированная карта не была такой точной, как план местности, висевший на стене, но зато можно было наносить пометки прямо поверх неё. Впрочем, командор и его подчинённые не спешили браться за карандаши. Вместо этого они выложили прямо на разрисованную кальку разные мелкие подкопытные предметы, изображавшие как силы неприятеля, так и нападающих на них охотников. Со стороны всё это напоминало партию в настольную игру “Ковпони против бизонов”, в которую мы с Коппер часами резались в детстве. Разница была лишь в том, что вместо пирогов в этом бою в ход должны были пойти пули и арбалетные стрелы.
Хотя, сказки про пироги можно оставить маленьким жеребятам. Благодаря отделу исторической литературы нашей Библиотеки, где целый шкаф был отведён под книги, не прошедшие цензуру Министерства Стиля, я не питала наивных иллюзий относительно природы пони.
Мы начали убивать задолго до Великой Войны. Сначала мы убивали друг друга в межплеменных войнах, потом, покончив с внутренними распрями, стали убивать внешних врагов: безвольных кристальных рабов Короля Сомбры, агрессивных и непонятных ченджлингов и, наконец, сильных и гордых бизонов, чьи земли приглянулись основателям Эппллузы... Да что там, даже в моих любимых книгах про Дэрин Ду, герои чётко делились на категории “наши” и “враги”. Как правило, переговоры с последними ни к чему не приводили. Те пони, что разбили свой лагерь в лесу, однозначно подходили под категорию “врагов”, и командор Хардбоун делал всё, чтобы успешно устранить угрозу, исходившую с их стороны.
Поначалу мне было интересно наблюдать за тем, как охотники отыгрывают разные сценарии нападения на лагерь. Но работа с картой очень быстро сменилась обычным словесным обсуждением, в котором звучали незнакомые военные термины, поэтому я быстро потеряла нить разговора.
– Мисс Додо, чай готов, – ехидно окликнула меня Джестер, вернувшаяся с улицы.
“Ну, всё. Теперь минимум полдня она будет донимать меня этим странным обращением, пока не придумает какой-нибудь новый трюк”.
Оглянувшись, я увидела, что рабочий стол коменданта уже накрыт аккуратной клетчатой скатёркой, на которой стояли жестяные кружки с травяным чаем и тарелка с овсяными хлебцами. Джестер и комендант как раз приступили к трапезе, и, подсев к ним, я услышала конец истории о разграблении почтового самолёта. Мне даже удалось дополнить некоторые моменты этого рассказа своими уточнениями. Надо отдать должное, рассказчица из Джестер была хоть куда! Конечно, она немного преувеличила детали, но только в тех моментах, где это было необходимо с художественной точки зрения. Если подумать, у моей подруги был литературный талант.
Но вот история закончилась. Комендант обвёл нас взглядом и задумчиво произнёс:
– Потрясающие приключения, – и отхлебнул чай из кружки. Я ждала, когда он продолжит, но седой жеребец вновь задумался о чём-то своём.
"И всё?" – сказать по правде, я была немного разочарована такой спокойной реакцией со стороны коменданта. Джестер тоже как-то приуныла. Чтобы нарушить возникшее за столом неловкое молчание, я решила сменить тему:
– А я думала, что вы тоже будете участвовать в разработке плана нападения на лагерь, – обратилась я к коменданту, макая хлебец прямо в чай.
Джестер искоса взглянула на меня, в то время как комендант совершенно спокойно ответил:

0

25

– Видите ли, мисс, я вполне отдаю себе отчет в том, что ни один пони в нашей деревне не способен достаточно эффективно руководить всем и сразу. Многие пони в Баттерфлае опытнее меня в своих занятиях, и я всегда охотно прибегаю к их советам. Моя задача состоит в том, чтобы их организовать. Так было заведено с момента основания деревни и, на мой взгляд, это была удачная идея. Так что я полностью доверяю командору Хардбоуну и его помощникам и не считаю необходимым контролировать все их действия.
– А у нас в Стойле все подчиняются инструкциям Смотрительницы. Также немалый вес имеют решения культурного совета Стойла. Только пони там такие занудные… – я так увлеклась, что не заметила, как намокший кусочек хлебца упал прямо в чай. “Досада”.
– Вот как? – Джестер скорчила физиономию, полную сочувствия и поправила копытом невидимые очки на переносице. – Продолжайте.
Агрх. Для довершения образа ей не хватало только блокнота с карандашом. Удивительным было то, что комендант никак не отреагировал на её выходку. Видимо, он давно привык к подобным кривляньям со стороны полосатой пони.

Мой рассказ о родном Стойле не был долгим. Я постаралась сообщить те основные сведения, которые могли помочь в установлении контакта между Стойлом и деревней. Не исключено, что обе стороны смогли бы торговать или обмениваться специалистами. Кроме того, наверняка кто-то из наших также захотел бы поселиться на Поверхности. В конце концов, проблема отсутствия моста через пропасть могла легко разрешиться при починке “Небесного бандита”. Я поделилась своими соображениями по этому поводу и тут же получила карт-бланш на любые работы в мастерской, некогда принадлежавшей Хэк Рэнч, а также ключи от неё.
В общем-то, не считая огромной опасности, нависшей над деревней Баттерфлай, всё остальное складывалось наилучшим образом. Остаток чаепития был посвящён моей карьере инженера в Баттерфлае. Оказалось, что основная проблема, беспокоившая жителей поселения, была связана с поломкой системы искусственного орошения в оранжерейном комплексе. Именно там баттерфлаевцы круглый год взращивали некоторые зерновые культуры и съедобные растения. К слову, как раз на освещение оранжереи и приходилась основная доля вырабатываемого электричества в деревне. Но если электрооборудование ещё работало, хотя и было крайне изношенным, то водопровод в оранжерее отказал совсем, и пони приходилось по старинке, с леечкой в зубах, поливать каждую грядку.
Похоже, вскоре мне предстояло переключиться с проводов на трубы. Но сначала нужно было тщательно подготовиться к предстоящей битве. Комендант Аландер выписал специальную бумагу, по которой в арсенале мне должны были выдать сухой паёк на сутки, подходящие патроны к пистолету, а также сигнальную ракетницу, выстрел из которой должен был ознаменовать победу над врагом. Настоящий набор разведчика!
Но, прежде чем идти в арсенал, нам нужно было привести своё снаряжение в порядок. У Джестер были обширные планы относительно ремонта найденного ей гранатомёта, а я знала, где именно будет удобно провести такой ремонт.

* * *

Дом Хэк Рэнч, в первую очередь, являлся мастерской и уже потом – жилым помещением. Старый деревянный амбар, явно строившийся второпях, и потому изрядно скособоченный, теперь был укреплён железными трубами, сваренными между собой в своеобразный опорный скелет. Именно на эти трубы прикреплялись тросы, позволявшие при помощи механической лебёдки в любой момент отделить внешний корпус “Небесного бандита” от ходовой части. Под фургоном темнела смотровая яма, обитая листовым железом.
Сам “Небесный бандит” был красно-ржавым, за исключением нескольких блестящих кусков металла, приклёпанных поверх родной обшивки. Из любопытства я заглянула в спарк-отсек, находившийся в передней части вагона и ужаснулась, обнаружив клубки разноцветных проводов, наскоро соединённые между собой в причудливом порядке. Раньше я ни разу не видела таких очевидных ошибок в сборке электросхем. Силовые кабели, отвечающие за зажигание двигателя, хаотично переплетались с проводами, ведущими к передним фарам “Бандита”. Оказавшись в салоне, я убедилась, что это лишь полбеды – система отопления в случае перегрузки должна была выбить главные автоматы, что неминуемо привело бы к остановке двигателя! Не удивительно, что Рэнч не могла поднять фургон в воздух, – с такими-то познаниями в электротехнике.
Удовлетворив первичное любопытство, я стала осматривать другие уголки своих теперешних владений. В общем-то, половину этого амбара занимал летающий фургон, установленный на высокие железные упоры. Другая его половина была забита многочисленными запчастями и инструментами, разбросанными по полу или упакованными в коробки, которые были поставлены друг на друга. Прямо среди этих коробок стояла железная кровать, на которой и спала Хэк Рэнч в перерывах между работой и едой. Верстак, расположенный напротив двери, судя по жестяной кружке и эмалированной миске с остатками сушёных листьев на дне, был ещё и обеденным столом.
Нда. Я видела последствия увлечённости, переросшей в масштабное бедствие. Даже ребята из компьютерного отдела нашего Стойла не доводили своё рабочее помещение до подобного состояния.
Джестер бесцеремонно смела с верстака вместе с мусором все вещи предыдущей хозяйки, постелила кусок полиэтилена и выложила на него свой гранатомёт. Я же развернула тюк с выстиранной и почти высохшей одеждой, и, не без удовольствия, облачилась в свою инженерскую куртку.
Моя личная странность. На многих довоенных фотографиях я видела пони, разгуливавших без одежды. Это было абсолютно нормальным. Пони, которые не занимались инженерными работами в нашем Стойле, также носили минимум одежды. Я же, с тех пор как прошла тест на распределение и получила свою униформу электротехника, чувствовала себя в ней с большим комфортом, чем без неё.
До выхода нашей разведгруппы оставался целый час, и я начала перебирать содержимое своих сумок, чтобы выложить то, что точно не пригодится в этом кратковременном походе. И первой же вещью, что я выудила из сумки, был сломанный грифоний бинокль.
– Джестер, ты не могла бы ненадолго уступить мне верстак? – серая пони повернулась ко мне, держа в зубах небольшую маслёнку.
– Чебе зашем?
– Хочу починить одну вещь, – я показала сломанный бинокль. Джестер аккуратно положила маслёнку на верстак, затем резко выдернула бинокль из моих копыт, повертела во все стороны, потрясла, а потом со всего размаху зашвырнула в железную бочку, служившую мусорным ведром. В ответ на мой недовольный возглас она извлекла из своей седельной сумки складную подзорную трубу с откидным зубным упором.
– Вернёшь в целости и сохранности. Ясно?
Я указала копытом на мусорный бак:
– А...
– Ему там самое место, – резко оборвала она меня. – Потом зайдём к Бэки, купим тебе что-нибудь нормальное.
– Но...
– Не барахлись, жеребёнок.
– А? Я слышу это от пони, которая зовёт себя мусорщицей? – возмутилась я. Джестер ничего не ответила, но её строгий взгляд словно говорил: “Не отвлекай меня”. И, действительно, разобранный на отдельные части гранатомёт был веской причиной ненадолго оставить её в покое.
– И-извиини... – Джестер держала в зубах отвёртку, поэтому просто кивнула в ответ и продолжила колдовать над гранатомётом.
Недолго думая, я высыпала содержимое седельных сумок прямо на кровать и принялась раскладывать их на две кучки: “необходимые вещи” и “сокровища”. По идее, нужно было сложить всё самое нужное обратно в сумки, но я вместо этого копалась в высыпанных вещах, подробно разглядывая каждую. Учитывая предстоящий бой, меня это занятие здорово успокаивало.
Наконец, когда я уже была готова застегнуть седельные сумки, что-то мягкое угодило мне прямо в затылок. Комок бумаги.
– Паф! – послышалось за моей спиной.
– Ай, ну зачем? – недовольно пробурчала я, уставившись на серую шутницу. Она лежала на полу сарая, а точнее сидела верхом на гранатомёте и делала вид, что целилась прямо в меня. Похоже, только в таком положении она могла прицельно стрелять из этой бандуры.
– Затем, что ты там совсем зависла. Вот я и решила немного ускорить процесс, – пояснила Джестер, не испытывая ни малейших угрызений совести. – Пошли, Додо.
– Да, сейчас… – сердито ответила я, закидывая седельные сумки на спину. Я уже начала привыкать к этим розыгрышам. Если подумать, они были куда более безобидными, чем шутки моих сверстников из Стойла.
Дождавшись, когда Джестер выйдет на улицу, я украдкой вытащила бинокль из помойного ведра. Несмотря на грубое обращение со стороны серой пони, выглядеть бинокль хуже не стал. “Ещё послужит”, – подумала я, спрятав его в ближайший ящик с инструментами.

* * *

Ударная группа в количестве дюжины охотников, Джестер и меня, стояла возле арсенала. Тяжёлая ракетница, ствол которой по диаметру едва ли не превышал горловину гранатомёта Джестер, уже лежала в моей сумке. Как и сувенирный шарик, который я решила взять с собой – на удачу. Пистолет Мэйни, заряженный, почищенный и смазанный за пару крышек из кармана Джестер, висел в кобуре на плече.
Как только командор Хардбоун проверил боеготовность группы, мы двинулась в сторону Главных Ворот. Небольшая аллея, по которой мы шли, оказалась мне незнакома. С двух сторон от неё были высажены низкие деревья с узловатыми ветками, буквально увешанные разноцветными матерчатыми лентами. По обеим сторонам аллеи, прямо в снегу, стояли небольшие лампадки, излучающие тёплый свет. “Как странно”, – подумала я.
– Эй, Джестер, до Ночи Согревающего Очага больше месяца, а жители Баттерфлая уже оформляют деревню к празднику?
Услышав этот вопрос, Джестер явно хотела выдать что-то крайне нелестное в мой адрес, но потом одумалась.
– Эх, Додо, – устало вздохнула она. – Это Аллея Памяти. Здесь покоятся останки тех, кто погиб в долине, когда упали бомбы. Воины Баттерфлая всегда проходят этой дорогой перед боем.
Я вздрогнула, вспомнив все те кости, что встретились мне по пути из Стойла. Это миниатюрное кладбище было лишь каплей в море, но поступок баттерфлаевцев вызывал уважение.
– Да, я, кажется, поняла. Они просят у мёртвых защиты?
– Что-то такое. Я не вдавалась в подробности, – Джестер пожала плечами.
– А я думала, что ты здесь своя.
– Ну, я понемногу везде своя. И везде чужая одновременно, – она рассеянно улыбнулась.
“Чужая?”
Если Джестер не ощущала Баттерфлай своим домом, учитывая всё доверие со стороны коменданта, что я могла сказать о себе? Вообще, что я делала сейчас среди четырнадцати вооружённых пони, явно имевших за плечами не дюжий боевой опыт? Кем я была для них? Ещё одной случайной гостьей вроде Хэк Рэнч? Диковиной из закрытого сообщества? А то и вовсе пришельцем из другого мира?
Несколько дней назад по воле случая я оказалась на Поверхности. Прогнозы наших учёных обещали столкновение с враждебной средой – выжженной радиоактивной пустыней, в лучшем случае, населённой опасными монстрами. Вместо всего этого я обнаружила мир, в котором жизнь била ключом, и к тому же этот мир был населён нормальными здоровыми пони. Они не были многоногими мутантами, не дышали огнём и не превратились под воздействием радиации в ходячих мертвецов.
Конечно, некоторым жителям Стойла они могли показаться немного странными. Я-то, будучи обычным пегасом, привлекала к себе нездоровое внимание со стороны отдельных личностей, которые долгое время показывали на меня копытом и шептались за спиной. Потом, правда, привыкли. О, кто-нибудь из них не упустил бы возможности достать линейку, чтобы, к примеру, зафиксировать ненормированную длину меха на копытах Хельги, так сказать, ради науки.
Нет, я понимаю, у каждого могут быть свои предрассудки. Но когда на тебя начинают коситься только за то, что ты слишком громко отхлебнул чай из блюдца, это уже явный перебор. Но таковым было моё Стойло. Тем удивительнее было то, что со стороны своих новых знакомых я ничего подобного не наблюдала.

Проходя под Главными Воротами, я задрала голову вверх. Торец железной плиты был покрыт глубокими царапинами. Свет от настенных факелов очень хорошо подчёркивал все неровности.
Когда трепещущие на ветру огоньки оказались за моей спиной, стало довольно неуютно. За воротами была ночь. Сгустившись над долиной, она давила холодом и непроглядной темнотой. Никто из нас не использовал фонари или факелы. Свой ПипБак мне также пришлось обмотать толстой тряпкой, на случай, если экран неожиданно включится. Оставалось надеяться, что глаза привыкнут к темноте и идти след в след за Хардбоуном. Лес, в котором затаились наши враги, маячил невнятной чёрной полоской на фоне тёмно-серого неба. Ни света луны, ни мерцающих звёзд. Однотонный глухой мрак.
Я слышала хруст снега под копытами, лёгкое позвякивание железа, напряжённое дыхание то с одной, то с другой стороны. Никто из нас не разговаривал. Наверное, каждый думал о своей роли в предстоящей битве.
Чем я реально могла помочь отряду? В сущности, я должна была лишь наблюдать за ходом боя и надеяться оставаться незамеченной как можно дольше. У меня не было даже рации, чтобы предупредить охотников в случае угрозы. Хардбоун посчитал, что любые переговоры могут быть перехвачены врагом и выдать нас. Но охотники, видевшие за мной такую пассивную роль, не знали, что я набила свою сумку бинтами и медикаментами, которые смогла купить в арсенале на оставшуюся горсть довоенных монет. Если кого-то серьёзно ранят, я попробую оттащить его в безопасное место и оказать помощь. Нас учили.
Но сперва я должна была хотя бы выяснить, где вообще находится моё укрытие.
– Джестер, ты так и не сказала, где будет моя позиция, – тихо спросила я, ткнув полосатую пони копытом в плечо.
– А, это? Мы посадим тебя на дерево, – небрежный тон полосатой пони смутил меня.
– Я же не умею лазить по деревьям.
– А это и не нужно. Мы тебя посадим на особое дерево.
“Любит же она говорить загадками”, – подумала я.

Мы вошли в лес. Теперь охотники передвигались очень тихо, стараясь не задеть торчащие повсюду ветки. Их походка стала плавной и лёгкой, чем я, конечно, похвастаться не могла.
– А вот и твоё дерево, – шепнула Джестер прямо мне в ухо, тыча копытом куда-то правее нас. Действительно, в этом направлении высился холм, из которого торчал толстый ствол давно мёртвого дерева. Он оканчивался плоской платформой с небольшой постройкой, имевшей односкатную крышу.
“Домик на дереве”, – первая ассоциация, возникшая в моей голове. Излюбленная жеребячья забава довоенных времён. Даже будущие главы Стойл-Тек свою первую в жизни штаб-квартиру – “Клуб Меткоискателей” – организовали как раз в таком домике. Впрочем, как нам рассказывали на лекциях по “Стойловедению”, рыть ямы в земле они тоже прекрасно умели. И, к счастью для моих предков, эти умения с годами только улучшились.
Пришло время прощаться. Мы пожелали друг другу удачи и разделились: Джестер и охотники растворились в ночи, а я отправилась на определенную мне позицию. Ночная тишина окутала меня со всех сторон, и теперь даже лёгкий скрип снега под копытами казался оглушительно громким. В этой тишине я отчётливо слышала стук своего сердца, который отдавался даже в ушах, напоминая ритмичные удары барабанов. Предчувствие того, что сейчас что-то произойдет, наполняло кровь адреналином. Я читала, что перед бурей всегда бывает затишье.
Глаза окончательно привыкли к темноте. Поднимаясь на холм, я различала отдельные кочки, скрытые под снегом. Всё-таки сказывалась работа в вентиляционных шахтах Стойла. Найти лаз в густом кустарнике, окаймлявшем холм, не составило особого труда, как и лестницу, ведущую наверх. Изрядно обледеневшие ступеньки затрудняли подъём, но они больше не являлись моей проблемой. Расправив крылья, я в несколько взмахов оказалась на платформе.
Удивительно, но в домике, казавшемся снизу игрушечным, вполне хватало места для двух взрослых пони. Благодаря откидным ставням, сейчас наглухо закрытым, я, наконец, смогла зажечь фонарик ПипБака. Сквозь тряпицу он светил крайне бледно, но этого света было достаточно, чтобы оценить обстановку. Внутри домика я обнаружила соломенную подстилку, потушенный керосиновый фонарь и горелку: охотники явно проводили тут не один час, выслеживая добычу. Стоило мне ступить на подстилку, как ноги ощутили что-то твёрдое под ней. Откинув подстилку, я извлекла охотничью винтовку с приделанной к ней запиской:
“Дорогой Элберт, в прошлый раз я за собственные крышки отремонтировал эту винтовку. И поставил хороший оптический прицел на неё тоже я, между прочим. Теперь твоя очередь платить. Поменяешь боёк и поищешь глушитель, чтобы она не грохотала на всю округу. Патроны найдёшь, где обычно”.
“Вот это удача! Винтовка с оптическим прицелом – это вам не жалкая складная трубочка с четырёхкратным увеличением. А если ещё удастся раздобыть к ней патроны...”
Я обшарила весь домик, пока не обнаружила в углу, под слоем сена, сдвижную дощечку. В тайнике было четыре магазина, по пять патронов каждый. Мысленно поблагодарив безымянного автора записки, я стала осматривать винтовку.
В отличие от “Скаута”, с его изящным композитным корпусом, у этой винтовки и цевьё, и приклад были деревянными, что, конечно, сказывалось на её весе. Тем не менее, под стволом находились складные сошки, а само наличие оптического прицела вселяло надежду, что я смогу ранить цель, если в этом будет необходимость. Видят Богини, я не собираюсь никого убивать!

Я вытащила подстилку из домика и расстелила её прямо на слежавшемся снегу. Работать с оружием в кромешной темноте было не просто неудобно, но ещё и опасно. Я даже рискнула включить подсветку ПипБака, потуже замотав тряпку вокруг ноги.
Пытаясь вспомнить всё то, что мне было известно про огнестрельное оружие из каталогов, я начала приводить винтовку в рабочее состояние. Прежде всего я убедилась, что красный рычаг предохранителя находится параллельно земле и только потом заменила пустой магазин. Далее, по совету Бэкфайра, я разложила сошки и обняла оружие передними копытами. Приклад был немного великоват, но я лежала плашмя и довольно быстро поняла, как его крепко держать и одновременно плавно перемещать винтовку.
Прильнув к окуляру прицела, я поняла, что не вижу ни зги. Только поводив винтовкой из стороны в сторону, я догадалась, что пялюсь в однородное серое небо. Направив винтовку вниз, я разглядела какие-то ветки, присыпанные снегом. “Уже что-то”.
“Проклятье, да где вообще находится этот лагерь?!” – прицел давал очень сильное увеличение, но ужасно ограничивал обзор. Кем бы ни были нападающие, им хватило ума прикрыть все источники света со стороны деревни. Но вряд ли охотники посадили меня туда, откуда лагерь не видно вообще.
“Так. Джестер и остальные отклонились от домика влево. Лагерь, насколько я помню, расположен в низине. Следовательно…”
Сделав необходимые поправки и немного покрутив ребристое колёсико, отвечающее за увеличение, я поймала в прицел что-то копытотворное. Так и есть: на фоне леса темнела одинокая палатка. Если бы не снег, её окраска полностью сливалась бы с хвойными деревьями. “Значит, должны быть и другие”.
Вторая, третья… палатки были расположены на приличном расстоянии друг от друга. Я резко дёрнула винтовку влево, пытаясь найти границу лагеря.
“Отсвет! А костёр у них все-таки есть”. Отыскав яркое пятно света, я увидела небольшой костёр и двух часовых, гревшихся возле него. Затем из темноты вышел ещё один пони, который тут же ткнул дремавшего часового в бок. Тот сделал вид, что не заметил этого, за что получил смачную затрещину копытом. “О! Это так у них проходит смена караула?”
Заспанный часовой, наверняка осыпая обидчика страшной бранью, поплёлся обходить лагерь по периметру. Я решила проследить за ним и поняла, что всё это время не видела перекрестье прицела. “О, ну конечно”. Нащупав копытом удобную кнопку на корпусе, я включила тусклую оранжевую подсветку. Горизонтальные риски, вертикаль из галочек и какая-то дуга с цифрами смутили меня. Я догадывалась, что это поправки на расстояние, но понятия не имела, на каком расстоянии от меня расположен лагерь. Ночью, да ещё и с этим снегом вокруг, можно было лишь сказать, что оно “большое”. А ведь еще существовала поправка на ветер. Хорошо, что ночь выдалась безветренная.
“Так, где же наш подопечный?” – я поймала часового в перекрестье, но долго следить за его похождениями не получилось. Миновав дальние палатки, он зашёл за куст и, похоже, основательно там застрял. “Ага, с этим всё ясно”.
Оставив часового в покое, я начала методично прочёсывать территорию лагеря в поисках чего-нибудь интересного и вскоре заметила ещё одного пони, нарезавшего круги вокруг повозки, накрытой брезентом. “А вот и тот самый миномёт”. В отличие от сони, отлучившегося по делам, этот часовой бдительно охранял вверенную ему повозку. Хотя, наверное, для него это был лучший способ согреться.
Итого четверо. Ясно, что нападавших было больше, но либо они мирно спали, либо были скрыты от моего взора. Теперь оставалось найти охотников. Раз в лагере было по-прежнему тихо, они находились где-то поблизости.
Сильно наклонив ствол винтовки вниз и поводив им из стороны в сторону, я увидела, что охотники уже залегли в снегу. Ударная группа расположилась в форме полумесяца, в центре которого ясно угадывались две фигуры, разительно отличавшиеся друг от друга. Командор Хардбоун, отложив свой грозный топор в сторону, разъяснял что-то моей полосатой подруге. Какая же она была крохотная на его фоне! Прошла пара секунд... и Джестер исчезла!
“Нет, правда! Где она? Уж не в снег ли зарылась?” Для верности я протёрла глаза копытами и вновь посмотрела в окуляр. Следов серой пони не было ни слева ни справа от командора. “Только вот что это за сугроб в паре метров от него. Подождите, сугроб... ползёт?!”
Я стукнула себя копытом по лбу. “Пробраться в лагерь под прикрытием белой простыни. Разумеется, только Джестер могла до такого додуматься! Не удивлюсь, если в таком виде эта маленькая бестия доползёт до центра лагеря, и её никто не заметит.”
Белый “сугроб” подполз вплотную к палаткам и замер. Серое копыто откинуло капюшон, оказавшийся внутри зелёным, и мне стало ясно, что это не простыня, а её маскировочный халат, только вывернутый наизнанку. “Вот, значит, как она подкралась ко мне тогда в вагончике. Но почему я не увидела её на своем компасе?”
Полосатая разведчица навострила уши и вытянулась вперёд. Где-то с полминуты она пробыла в таком положении, потом накинула капюшон на голову и развернулась. Теперь маленький “сугроб” полз обратно в мою сторону. “Какого сена?” По моим прикидкам Джестер должна была подать сигнал к наступлению или любой другой условный знак. Вместо этого она вновь развернулась в сторону лагеря и теперь копалась в карманах своей маскировочной одежды. От волнения я крепко обхватила приклад винтовки и замерла в ожидании. “Что же там у тебя, серая пони? О, оооо... Нет-нет-нет, Джестер, это плохая идея!” Теперь в копытах кобылки была знакомая до дрожи толстая металлическая труба.
К чёрту скрытность! Граната по дуге пронеслась над внешним рядом палаток и упала где-то в середине лагеря, озарив его яркой безмолвной вспышкой. Через мгновение грохот взрыва долетел до меня, ударив по ушам. “А вот и сигнал к атаке”. Охотники, как один, выскочили из укрытия, и побежали к лагерю с оружием наперевес.
Взрыв, учинённый Джестер, уронил много палаток, и теперь те, кто ночевал в них, пытались выбраться из-под тряпичного плена, оглушенные и дезориентированные. Часовые тоже явно не ожидали такого подхода. Один из недавних картёжников сидел на крупе, сжимая в зубах обгоревший клочок бумаги и прижав передние копыта к ушам.
Началась беспорядочная стрельба. Незадачливые пони палили во все стороны, даже в сторону леса. Кто-то уже выпутался из палаток, а кто-то только пытался разрезать ткань ножом, чтобы выбраться на свободу. Теперь мне было хорошо видно пространство вокруг костра. Сам костер раскидало взрывом, лишь угли тлели на отдельных палатках. Те, кто имели неосторожность выйти на эту площадку, упали под градом стрел.
И тут я увидела её, изумрудно-зелёную кобылу с золотистой гривой и зелеными раскосыми глазами. Она возвышалась над творившимся вокруг хаосом, словно скала. При её появлении бестолковая беготня сразу как-то сошла на нет: кобыла размахивала копытами, выкрикивая какие-то команды, которые мне отсюда было не слышно. Сначала мне показалось, что это земнопони, но... Чтоб мне сдохнуть, у неё были крылья! Это была пегаска, и какая! Я никогда в жизни не видела таких кобыл: рядом с ней любой из наших врагов казался жалким доходягой.
Яркая вспышка взрыва ослепила меня. Резкий толчок заставил всю площадку ходить ходуном. Когда я вновь навела прицел на лагерь, ситуация в корне изменилась: обе стороны ввязались в ближний бой. В ход пошли дробовые ружья, дубины, ножи и, конечно же, копыта. Изрядно обросший единорог, в грязной от копоти одежде, так и вовсе пытался проткнуть нападавшего на него охотника своим рогом. Однако, получив сокрушительный удар по голове, он моментально успокоился. В десятке метров от этого места командор Хардбоун вдохновенно выбивал дурь из своих противников. Трое земнопони пытались повалить командора на землю, но каждый раз отправлялись в неконтролируемый полёт. Похоже, этот здоровяк даже не нуждался в помощи своего топора.
“Так, а это кто там на окраине лагеря?” Единорожка с яркой малиновой гривой стояла возле раскрытого зелёного ящика продолговатой формы. В своём телекинетическом поле она держала здоровенный прямоугольный тубус и целила им в Хардбоуна. “Вот чёрт!” За секунду до того, как я успела снять винтовку с предохранителя, она произвела залп... назад. Наверное единорожка проспала тот военный инструктаж, о котором упоминал Базилевс.
Оторвавшись от прицела, я увидела, как яркая белая полоса разрезала темноту, и ракетный снаряд взорвался у подножия каменной скалы красивым огненным цветком. Осознав свою ошибку, горе-гранатомётчица повернулась в сторону взрыва и была сметена потоком снега, сорвавшимся сверху. Лавина подмяла под себя пару уцелевших палаток и остановилась.
Между тем, в других местах лагеря бой продолжался с удвоенной силой. Нападавшие, вооружённые чем попало, теснили охотников к скальной гряде. Их было больше, но охотники были здоровее. Так что предугадать исход боя было крайне сложно. Меня беспокоило то, что я нигде не видела Джестер. Зато в поле зрения вновь попала зелёная пегаска, в одиночку вышедшая против двух рослых охотников. “Ну всё, теперь ей несдобровать”, – мысленно потирая копыта, подумала я.
Но пегаска взмыла в воздух, затем резко сложила крылья и всем своим весом обрушилась на ближайшего к ней охотника. Жеребец упал, как подкошенный. Его напарник попытался было напасть на кобылу, но удар задних ног отбросил его прочь. Жеребец смял собой догоравшую палатку и больше не встал. Первый охотник попытался было подняться, но кобыла уже занесла над ним копыто... с ПипБаком? “У неё есть ПипБак?!”
Кобыла с силой опустила копыто на спину охотнику, и мне показалось, что даже отсюда был слышен хруст его позвоночника. Гримаса боли и судорога исказили лицо жеребца. Я зажмурилась. “Святая Селестия!”
Если подумать, весь бой был жестоким. Любой пони, не успевший отразить удар, погибал или мог стать калекой. Но то, как зелёная пегаска расправилась с охотником... это было просто ужасно. Если бы в нашем мире, наряду с Элементами Гармонии, существовал Элемент Жестокости, то именно эта пони стала бы его носителем.
Когда я решилась снова взглянуть в прицел, пегаски на месте уже не было. Зато я увидела Джестер! Зелёная куртка, коричневая шапочка, надвинутая на глаза, и растрёпанный чёрный хвост мелькали на фоне одной из горевших телег. Свой маскхалат она где-то оставила за ненадобностью.
Полосатая пони отбивалась от нескольких верзил... гранатомётом? Честно говоря, я не думала, что такое вообще возможно.
На мгновение мне показалось, что в этой сумятице мелькнула знакомая фигура. Точно, “водопроводчик” с рынка! В этот раз кепки на жеребце не было, но я безошибочно узнала его по поднятому воротнику и гнутой железной трубе в зубах. Из всей троицы он был самым крупным, но отнюдь не самым ловким.
Джестер непрерывно двигалась в гуще врагов, раздавая направо и налево удары стволом и прикладом гранатомета, при этом само оружие она ничем не держала. Создавалось впечатление, что гранатомет вертится в воздухе сам, а Джестер лишь время от времени касается его копытами.
Судя по всему, её удары были достаточно болезненными для того, чтобы помешать врагам взять серую пони на прицел. Однако, пони, стоявший дальше остальных, направил на неё свой дробовик и выстрелил. Джестер мгновенно отскочила в сторону, предоставив заряду дроби оцарапать чужой круп. Ещё через мгновение сам стрелявший получил тычок прикладом по загривку.
Видя неудачу своих товарищей, разьярённый “водопроводчик” сделал неловкий выпад куском чугунной трубы, и Джестер тут же ударила по ней стволом гранатомёта. Я не уверена, но, похоже, бедолага лишился зубов. Во всяком случае, свою трубу он выронил. Развернувшись к нему спиной, Джестер подпрыгнула и, упёршись передними копытами в землю, сильно лягнула “водопроводчика” задними ногами. Сделав одиночное сальто в воздухе, тот отправился жевать снег.
В этот момент из-за горящей палатки выскочили еще двое. Джестер остановила вращение гранатомёта и воткнула его в землю, между задних копыт. Похоже, новоприбывшие пони слегка струхнули, увидев такой большой... хм, ствол и замешкались.
Удерживая гранатомёт передними копытами, Джестер лягнула пусковую скобу около приклада, и граната влетела прямо в грудь одного из нападавших, отбросив и этого пони, и его товарища обратно. Я не хочу знать, что с ними стало, когда граната взорвалась.

0

26

И тут я увидела ту жуткую зелёную кобылу. “Джестер, сзади!” – выкрикнула я, не сообразив, что серая пони меня никак не услышит. Зеленая бестия с разбегу врезалась в Джестер и сбила её с ног. Я занервничала: конечно, я видела, на что способна моя спутница, но эта пегаска была сильным и жестоким противником. Вот она нависла над Джестер и занесла над ней свою ногу с ПипБаком. Но Джестер явно не собиралась сдаваться просто так: она перекатилась в сторону, и сокрушительный удар ушел в землю. И всё-таки Джестер была в большой опасности.
Я попыталась прицелиться в голову зелёной кобылы, но куда там! Пегаска была слишком подвижна. Ещё бы: она старалась двигаться со скоростью маленькой серой пони, но всё равно проигрывала той в ловкости. При любой возможности Джестер награждала свою противницу хлёсткими ударами копыт, но ни один из них не нанёс пегаске ощутимого вреда. Со стороны это зрелище напоминало сложный танец, и я наблюдала за ним, затаив дыхание.
Но вот ситуация изменилась. Пегаска заблокировала копытом очередной удар серой пони и взяла её переднюю ногу в захват. Другим копытом она ударила Джестер прямо в грудь, так что полосатая пони с лёгкостью долетела до одной из дальних палаток. Похоже, дело принимало очень опасный оборот. Пегаску нужно было остановить любой ценой! “Если я не справлюсь, то она убьёт мою подругу, как до этого убила того охотника!”
Зелёная пони не торопилась закончить дело. Тяжёлой поступью она шла к своей жертве, совершенно не обращая внимание на происходящий вокруг хаос и летящие со всех сторон пули. Выйдя из оцепенения, я навела перекрестье прицела прямо на голову этой твари и надавила на пусковую скобу.
”Ох, ну и мощная же это штука!” Отдача заставила оружие подпрыгнуть на собственных сошках. Грохот выстрела отразился звоном в ушах. Но, судя по тому, что пегаска продолжала движение в сторону Джестер, пуля прошла слишком низко. Чёртово земное притяжение!
“Четвёртая галочка снизу. Третья...” Опытным путём я пыталась найти подходящую поправку. Каждый раз отдача винтовки сбивала мне прицел.
“Вторая галочка!” – пуля просвистела прямо над головой зелёной пегаски, заставив ту пригнуться и отпрыгнуть в сторону. В магазине остался последний патрон. Стараясь не дышать, я вновь навела оружие на цель. И теперь-то я целилась не в голову, а в её зелёное крыло. С такого расстояние попасть в туловище было проще. “Получи!” – процедила я сквозь зубы.
Винтовка вновь подпрыгнула на настиле. За эти пять выстрелов я насквозь пропахла порохом. “Ну же!” Я увидела в прицел Джестер, встающую на ноги. Недалеко от неё скрючился какой-то жеребец. Обоими передними копытами он зажимал рану на своём крупе и что-то орал.
“Это... я так сделала?” – меня слегка замутило. В конце концов, мне еще не приходилось стрелять в пони. “Надеюсь, он не умрёт от потери крови... Но где же зелёная пегаска?” Я рыскала стволом вправо и влево, но нигде не видела её. Зато в прицел попали силы противника, удиравшие в сторону леса. Во всём лагере не осталось ни одной целой палатки. Тележки с боеприпасами были опрокинуты, а пара умников, пытавшихся зарядить многоствольный миномёт, в ужасе разбежалась, лишь завидев командора Хардбоуна, размахивавшего окровавленным топором. Для наших врагов бой был проигран.
Достав из седельной сумки сигнальную ракетницу и вложив в неё заряд, отмеченный зелёной полосой, я подняла голову и уставилась в серое небо, на фоне которого струился чёрный дым. “Направить вверх, сжать челюсти и наслаждаться салютом”, – так сказал оружейник, объясняя мне принцип действия ракетницы. Но насладиться салютом не удалось. Тёмный крылатый силуэт закрыл и без того угрюмое небо.
“Пегаска!”
Отпрыгнув в сторону, я увидела, как задние копыта зелёной пегаски ударили по винтовке и, в буквальном смысле этого слова, втоптали оружие в деревянный настил. Раздался хруст стекла, ствол винтовки выгнулся вверх, а из спускового механизма полетели пружины. Опустившись на передние копыта и сложив крылья за спиной, пегаска медленно повернула голову в мою сторону.
Я не рассчитывала увидеть в её раскосых глазах и капли жалости. Куда уж там! По мою душу пришла настоящая машина смерти, пони-убийца, находящаяся в превосходной физической форме. Никогда раньше мне не приходилось видеть кобыл с такой развитой мускулатурой. Нет, она не была горой мышц, но её тело, прикрытое лёгким бронежилетом, излучало физическую силу – силу её полного превосходства надо мной.
У пегаски не было никакого оружия, но оно ей не было нужно. Я видела эту пони в действии и понимала, что жить мне осталось, в лучшем случае, пару минут, и то, если пегаска решит сначала поиграть со мной, а только потом прикончит мощным ударом копыта.
О попытке удрать от неё на крыльях можно было забыть. Долететь до своих я бы точно не успела. Я даже не могла позвать кого-нибудь на помощь, потому что до сих пор держала в зубах сигнальную ракетницу и чувствовала, как капли пота стекают по спине, а по бешено колотящемуся сердцу кто-то словно водит смычком.
Это был глубинный животный страх перед хищником, то самое чувство, которое помогало моим далёким предкам мобилизовать свои силы и выживать. К несчастью, я совсем не умела использовать это состояние себе во благо. Единственное, на что я была сейчас способна, это целиться из ракетницы прямо в голову пегаски. Похоже, она думала, что это обычный пистолет, и поэтому дистанция между нами сохранялась... какое-то время.
Но вот кобыле надоело ждать. Пригладив копытом свою короткую гриву цвета соломы, она сделала первый шаг в мою сторону. Я сделала ответный шаг назад. Пегаска лишь ухмыльнулась и покачала головой. Кажется, её забавляла вся эта ситуация.
Я ждала, что она скажет хоть что-нибудь, но зловещая пони молчала. Она просто сделала ещё один шаг вперёд и вынудила меня вновь отступить. Мертвенный свет её зелёного ПипБака ударил мне прямо в глаза. Конечно, пегаска хотела как следует рассмотреть лицо своей жертвы. Я сощурилась, мысленно проклиная пони, додумавшегося до такого варианта подсветки, но продолжила держать кобылу на мушке. Сделав ещё один шаг назад, я наступила на тряпку, обмотанную вокруг ноги, и едва удержала равновесие. Наличие у меня ПипБака немного удивило зелёную кобылу, но совсем не изменило её планов – она продолжила теснить меня к краю площадки.
“Сколько ещё шагов? Один? Два?” По довольному лицу пегаски я поняла, что ни одного. “Если бы только у меня было время выплюнуть ракетницу и достать пистолет из кобуры...” Но это было слишком длинное и сложное действие. “Стоп! Мне не нужно этого делать! Вот оно!”
Изобразив на своей физиономии полную покорность судьбе, я отвела уши назад и склонила голову, словно приглашая зелёную пони нанести сокрушительный удар сверху. На самом деле, я продолжала целиться в пегаску – чуть выше центра её груди, защищенной лёгким бронежилетом тёмно-серого цвета. В тот момент, когда кобыла встала на дыбы, занося передние копыта над моей головой, я с силой сжала челюсти.
Оранжевый сноп искр вырвался из ствола ракетницы, и почти сразу же пространство озарилось ярко-зелёной, почти белой вспышкой. Запахло какой-то химией. От неожиданности я выронила ракетницу и попятилась. Скользя копытами по обледенелым доскам, я видела, как заряд, выпущенный из ракетницы, ударил в грудь пегаски и отшвырнул её за пределы площадки. Моё падение вниз сопровождалось тщетной попыткой расправить крылья.
“Опять! Ну какого...”
Рухнув в колючие кусты, я крепко, но очень нелепо выругалась – язык совсем не слушался. Меньше чем в десятке метров от меня пегаска каталась по снегу, пытаясь загасить свой бронежилет. Но зелёное пламя было слишком жарким и, наверное, очень больно жгло. Я совсем не завидовала этой пони, но, после пережитого, ничуть её не жалела. “Когда это я стала такой жестокой?”
Приглушённо рыча, моя противница стягивала с себя горящий бронежилет копытами, одновременно пытаясь расстегнуть зубами крепёжные ремни.
“Ну, нет. Сама справишься”.
Пегаска справилась. Отбросив бронежилет в сторону, она злобно зыркнула на меня. Я было потянулась за пистолетом, но зелёная пони резко отвернулась и навострила уши. Вверх по холму, выкрикивая что-то ободряющее, бежала долгожданная подмога. Без лишних слов, по-прежнему страшная, но теперь изрядно обтрёпанная пегаска расправила крылья и, оттолкнувшись от земли всеми четырьмя ногами, растворилась в темноте.
Лёжа на “матрасе” из гибких веток кустарника, я слышала, как кто-то из охотников выкрикивал моё имя. Но я не пыталась встать на ноги. После всего случившегося я имела право почувствовать себя слабой и беспомощной.
“А, провались оно всё. Поухаживайте за дамой”, – подумала я, когда из темноты появились несколько пони с факелами в зубах. Косматый жеребец сливового цвета бережно уложил меня к себе на спину и понёс в сторону разорённого лагеря к остальным. Когда я обхватила копытами его могучую шею, то почувствовала себя немного лучше и уж точно спокойнее.
Когда я была совсем маленькой и сильно уставала, папа так же заботливо сажал меня к себе на спину и вёз по техническому уровню, где ему часто приходилось настраивать компрессорные системы. Я вертела головой по сторонам и запоминала сложные названия тех или иных агрегатов. Да, определённо я была папиной дочкой.
К сожалению, поездка быстро закончилась и я, немного шатаясь, встала на собственные копыта. В центре разгромленного лагеря вновь горел костёр, освещавший снег, взрытый копытами, окроплённый кровью и перемешанный с землёй и пеплом.
Охотники ликовали. Я видела жеребцов и кобыл: кто-то из них был наскоро перебинтован, кого-то несли на самодельных носилках, сооружённых из сломанных палаток, но в воздухе витало чувство всеобщего возбуждения и победы. Кто-то смеялся, кто-то обсуждал моменты боя, которые я не увидела, и даже раненые – те, что были в сознании, – пытались улыбаться. Но я нигде не видела своей полосатой спутницы.
– Где Джестер? – взволнованно спросила я, чем привлекла внимание охотников, но в ответ увидела лишь странные улыбки. Что они на меня так смотрят? Я что-то сделала не так?
– Додо, я здесь! – от неожиданности я подпрыгнула и развернулась вокруг себя в воздухе.
Ну, разумеется. Где еще она могла быть, как не у меня за спиной? Я должна была это предугадать.
– Как самочувствие, снайпер?
“Снова ирония?”
– Издеваешься? Я же всё время мазала.
– Вовсе нет, – улыбнулась она в ответ, – если бы не ты, мне бы пришлось туго. Знаешь, такими винтовками учатся пользоваться месяцами. Ты молодец, Додо.
За спиной раздались одобрительные возгласы и я почувствовала, что краснею.
– Ну и самое главное, ты раздобыла нам языка.
Я непонимающе уставилась на подругу.
– Вы что, поймали ту пегаску?
– Нет, но вот этот типчик достался нам именно благодаря тебе.
Я повернула голову в ту сторону, куда Джестер указывала копытом и увидела в дрожащем свете костра тощего земнопони с завязанным ртом и испуганными глазами.
“Ого, пленник!”
Задняя нога жеребца была целиком перебинтована выше колена, и стало ясно, что это тот самый бедняга, который словил мою пулю.
– Ага, поняла. И кто он такой?
– Мусорщик, как ни странно. И я его даже немного знаю.
“Мусорщик?” Я попыталась понять, что мог делать обыкновенный мусорщик в окружении той страшной пегаски. Как я поняла из рассказа Джестер, мусорщики были падальщиками, а не хищниками. Что могло сподвигнуть их объединиться в организованную банду?
– И что, все эти ребята пришли из Остова?
– Мы пока что не знаем. Он или молчит, или начинает материться. Да так, что мне хочется вымыть его грязный рот с мылом.
– А другие?
– Других у нас нет. Они или сбежали или лежат вон там, – с этими словами Джестер указала мне на бесформенную кучу, сложенную под деревом. Один из охотников как раз притащил туда очередного убитого и стал стягивать с него всё снаряжение. По меркам нашего Стойла это казалось какой-то дикостью, но я уже не первый день бродила по Поверхности и прекрасно знала, чем здесь грозит отсутствие тёплой одежды и исправного оружия.
– А наших... сколько? – спросила я, понимая, что со стороны охотников тоже есть потери.
– Четверо. Трое тяжёлых.
– Пегаска?
– В основном, – вздохнула Джестер. Я заметила, как серая пони сжала челюсти. В её глазах промелькнуло что-то, чего я никогда раньше не видела. Гнев?
– Да кто она вообще такая... Неужели бывшая жительница Стойла могла до такого докатиться?
– Вот это нам и предстоит выяснить, Додо. У нас вообще будет много вопросов к нашему пленнику. На которые он... – Джестер нависла над связанным пони, – с удовольствием нам ответит в более приватной обстановке. Ведь так, малыш?

* * *

Всё-таки я была та ещё растяпа. Мои седельные сумки остались в охотничьем домике, и за ними пришлось возвращаться. Вдвоём с Джестер мы шли по ночному лесу, и я рассказывала о своей неприятной встрече с зелёной пегаской. Яркий свет от “Лайтбрингера” моей полосатой подруги и тёплая подсветка собственного ПипБака рассеивали тьму и внушали спокойствие. Никакого зловещего зелёного свечения вокруг.
– Ого, знатно ты её ощипала, – сказала Джестер, поддевая передним копытом подгоревший бронежилет. – Бери с собой, можешь считать его своим первым боевым трофеем. Уверена, эту штуку можно починить.
Я кивнула ей и ухватила матерчатую лямку зубами. В этот момент мой ПипБак тихонько пискнул. И, как оказалось, это был не первый его сигнал.
“Внимание. Обнаружено устройство ПипБак, серийный номер "1328ЭГ/148". Ведётся поиск... Ошибка: невозможно установить соединение с удалённым устройством”. Прокрутив лог ниже, я увидела, что мой ПипБак уже неоднократно пытался установить соединение с ПипБаком пегаски, но каждый раз получал отказ. Впрочем, я всё равно не собиралась обмениваться с ней данными. А вот серийный номер её ПипБака был полезен тем, что число, стоящее после косой черты, расшифровывалось как номер Стойла, за которым был закреплён ПипБак. Теперь я знала, что загадочная пегаска каким-то образом связана со Стойлом 148, если, конечно, этот ПипБак изначально принадлежал ей.
– Что там у тебя, Додо? – спросила Джестер, свешиваясь через моё правое плечо и разглядывая непонятные для неё цифры.
– Так, небольшая подсказка, – сказала я и загадочно улыбнулась.

~ ~ ~

Заметка: следующий уровень (7)
Новая способность: Редко, но метко. Кто-то предпочитает палить во все стороны, вы же тщательно прицеливаетесь, а только потом стреляете. Кто знает, может из вас в будущем получится отличный снайпер.

0

27

Глава 7: Время для игры    https://pp.vk.me/c623430/v623430268/1184f/-kZ7lpgXaUY.jpg       – Нет! Не оставляй меня с ней! Она ж двинутая на всю голову! – отчаянные крики нашего пленника были слышны даже сквозь массивную железную дверь, расположенную в самом конце тёмного коридора. Мы вновь находились в центральном здании Баттерфлая. Вернее, в его подвале, который, судя по тёмно-жёлтым бочонкам фильтрационных установок за моей спиной, был когда-то санаторским бомбоубежищем. По обе стороны от нас располагались гермодвери, ведущие в бывшие жилые отсеки. Все они были наглухо закрыты, а на каждом запоре висела табличка, указывающая нынешнее назначение этих помещений: “стройматериалы”, “инструменты”, “генераторная”.
Прямоугольная дверь, к которой мы направлялись, отличалась большей шириной и наличием маленького круглого окошка, из которого лился жёлтый свет. По словам коменданта Аландера, комната, находившаяся за этой дверью, была самым мрачным местом во всём Баттерфлае, а значит, для нашей цели она подходила идеально.
Ночь была в самом разгаре, но после всего того, что случилось в лесу, спать мне совершенно не хотелось. За дверью находился единственный уцелевший враг, и он мог дать ответы на те вопросы, которые крутились в моей голове с момента выступления Базилевса на совете.
Я взглянула на Джестер. Та, судя по физиономии, то ли наслаждалась собственной репутацией, то ли предвкушала предстоящее действо. Я же нервничала и пыталась угадать, что же творится в этой непростой полосатой голове, а главное – насколько сильно мне не понравится то, что я увижу.
Джестер прекрасно чувствовала моё волнение.
– Подумай, как следует, хочешь ли ты в этом участвовать, – выражение её лица было предельно серьёзным.
Подумай... Как-то само собой получилось, что Джестер стала для меня кем-то вроде учителя. Наблюдая за её действиями и, изредка, получая прямые советы, я постепенно осваивалась в той непростой обстановке, которая сложилась на Поверхности. И там, за дверью, меня ждал ещё один урок от неё. Неприятный, но нужный. Если извлечение важной информации требует применения грубой силы, то надо учиться её применять.
Конечно, я ожидала от серой пони, в первую очередь, хитрости и актёрской игры, а не желания поломать кости нашему пленнику, но было совершенно ясно, что вряд ли дело обойдётся одним лишь психологическим давлением. Я прекрасно помнила тот её взгляд и стиснутые зубы. Там, у лагерного костра, сидела другая Джестер, та, которую я совсем не знала. И сейчас в её глазах мерцали те самые опасные искорки, готовые, если понадобится, разжечь большой пожар.
Жуткий лязг бронированной двери заставил меня втянуть голову в плечи. В дверном проёме показался охотник, который всё это время обустраивал место для будущего допроса.
– Готово, мэм. Всё, как вы и просили, – бесстрастно ответил он.
Я повернулась к Джестер и вновь уловила её тревожный взгляд.
– Так что ты решила? – спросила она.
“Импровизировать”.
– Пропустить такое?! Ну уж нет! Я буду держать его, а ты – бить, – крикнула я задорным голосом и одновременно подмигнула своей подруге.
В ответ на моё заявление Джестер лишь ухмыльнулась:
– Ну что ты, жеребёнок, в наше время существуют более эффективные методы.
Мы вошли. Комендант не ошибся, выделив нам именно эту комнату. Обшарпанные бетонные стены, квадратные короба вентиляции с проржавевшими решётками под потолком и всепроникающая сырость. Практически никакой мебели: железный стул, к которому толстыми верёвками был прикручен наш пленник, да небольшой столик на колёсиках, на котором стоял металлический поднос, прикрытый белой скатертью. Всё это скромное убранство едва освещалось одинокой лампочкой, свисавшей с потолка. Ни дать ни взять, отличная декорация для шпионского романа.
Впрочем, недостаток освещения был с лихвой восполнен ярким лучом “Лайтбрингера”, который Джестер прямо с порога направила в лицо земнопони. Тот часто заморгал и попытался отвернуться от раздражающего пучка света.
– Додо, ты только взгляни на это жалкое подобие жеребца, – не выключая фонарик, Джестер приблизилась к связанному мусорщику вплотную. Обхватив его голову передними копытами, она принялась поворачивать её и так, и эдак. Складывалось ощущение, что серая пони искала то единственное положение, при котором можно было просветить мозг нашего пленника насквозь и извлечь из него всю интересующую нас информацию. Надо ли говорить, что парень смотрел на неё огромными испуганными глазами, словно на какого-то демона, и мычал что-то нечленораздельное. Продолжая держать его голову в копытах, Джестер задумчиво произнесла:
– У него, кажется, даже есть имя, но оно настолько унылое, что я его напрочь забыла. Как тебя зовут, парень?
Пленник попытался что-то сказать, но ему это явно не удалось. Челюсть жеребца мелко подрагивала, и, в целом, это было довольно мерзкое зрелище.
“Почему он так боится её?”
Вдоволь налюбовавшись перекошенной физиономией мусорщика, серая пони резко отвернулась от него и направилась к тому самому столику, который вызывал у меня больше беспокойство, чем любопытство.
– Так как, ты говоришь, тебя зовут? – теперь Джестер стояла к пленнику спиной и копалась в предметах, которые были скрыты под скатертью.
– П-профанити, мэм, – выдавил из себя наш пленник. Джестер прыснула. Честно говоря, я тоже с трудом подавила улыбку.
– Во имя Селестии, у тебя даже имя, как у идиота. Хочешь пирога, Профанити?
“Э?!”
– Что? – челюсть Профанити даже перестала дрожать от удивления.
– Говорю, пирога хочешь? – Джестер потянула носом под скатертью. – Еще горячий. Кажется, с черникой.
Она подошла к связанному пленнику, удерживая блюдо с еще теплым пирогом на одном копыте. “Какого сена она задумала?”
Не дожидаясь ответа, Джестер размахнулась и изо всех сил воткнула блюдо с пирогом в лицо мусорщика. Я увидела, как обжигающе-горячая начинка потекла по его шее. Жеребец закричал от боли, и Джестер изо всех сил принялась втирать несчастный пирог ему в лицо. Судя по всему, Профанити поперхнулся и начал неистово кашлять, пытаясь вдохнуть воздух. Когда Джестер отняла блюдо, я увидела выпученные глаза жеребца и очень неприятные ожоги. Меня передернуло.
Серая пони неспешно обошла вокруг задыхающегося пленника, встала на передние ноги и с оттяжкой приложила его задними копытами по спине. Бедняга хотел закричать, но оставшийся в легких воздух вышибло вместе с тем, что забивало ему дыхательные пути. Профанити стал жадно глотать воздух.
– Вот видишь, какие у нас тут пироги, – произнесла Джестер елейным голосом. – Домашние. Мы их тут сами делаем: выращиваем пшеницу, мелем её в муку, замешиваем тесто, добавляем лесные ягоды и печём вкусные пироги. А не перебиваемся, как вы, гнилым дерьмом двухсотлетней давности! – с этим словами Джестер с разворота приложила Профанити блюдом по лицу. – И вы пришли сюда всё это поломать? – удар. – Отвечай, когда тебя спрашивают, парнокопытное!
– Это всё она, Джестер! Это она нас подбила! – физиономия у жеребца была жуткая. Кровь из разбитого носа вперемешку с шипящим черничным вареньем, кусками пирога и слезами из покрасневших глаз.
– Кто? Пегаска? – Джестер приподняла его подбородок копытом и теперь смотрела жеребцу прямо в глаза. Сейчас я видела свою подругу с другой, не знакомой мне стороны; наверное, так смотрели зебры на наших солдат, когда пытали их газом.
– Да... Её зовут... Грин... Эмеральд Грин, – парень всё никак не мог отплеваться и прокашляться.
– Кто она такая? – Джестер опять подошла к столу.
– Я не знаю! Ты сумасшедшая стерва! Ты ненормальная! – он явно начал себя накручивать, чтобы справиться со страхом, а потому обзывал свою мучительницу последними словами.
– Ты повторяешься. Да, кажется, это твоё? – Джестер достала из-под скатерти обрезок железной трубы, загнутый на одном конце. – Ты знаешь, я ведь могу выбить тебе все зубы. Ты же земнопони, у тебя даже телекинеза нет. Думаешь, твои друзья будут кормить тебя с ложечки? Правда, боюсь, у тебя больше не осталось живых друзей.
Судя по всему, до сознания нашего пленника дошла мысль, что ему светит жалкая участь инвалида. И тут Профанити словно только что заметил меня:
– Скажи ей! Ты же нормальная! Ты не такая, как она! – я чувствовала истерические нотки в его голосе и понимала, что он скоро сломается.
– Ты знаешь, она ведь и вправду псих. И, боюсь, у меня не хватит сил её остановить, – я изо всех сил старалась подыгрывать, полосатой пони, которая с самого начала взяла на себя роль “злого полицейского”. Мне же в этом безумном спектакле предстояло изображать “доброго полицейского”.
“Ну, прямо детективный роман, только наяву”, – подумала я и продолжила:
– Поэтому, Профанити, у тебя есть только один выход: ты расскажешь всё, что знаешь, а я попробую её урезонить.
Земнопони посмотрел на меня, потом перевёл взгляд обратно на Джестер.
– Да не знаю я, кто она такая. Она просто появилась в Остове не так давно, сломала ребра паре наших парней и мы решили, что с ней будет... безопаснее.
– Потрясающий ответ, браво. – Джестер даже отложила трубу в сторону. – То есть вы отдали свои несчастные задницы во власть бешеной сучке, появившейся из ниоткуда, и даже не удосужились выяснить, чего она от вас хотела? – серая пони вопросительно вскинула бровь.
Профанити покосился на неё.
– Ну что ты. Фергюс в первую очередь поинтересовался, на что она нас пытается подрядить. Ты ж знаешь заброшенные рудники на окраине Остова? Ну, вот там мы и раскапывали завал, пока двое наших парней не сцапали девчонку из вашей деревеньки. Очень зря сцапали, между прочим. Эта коза нас чуть работы не лишила.
– Какую девчонку? – Джестер резко повернулась к Профанити, и тот дернулся, как от удара.
– Ж-желтая масть, синяя грива, подшипник на заднице. Механик. Зелёная бестия сразу определила её настраивать бурильное оборудование, чтобы пробиться вниз.
Джестер посмотрела на меня.
– Это Рэнч.
“Да, недалеко она ушла”.
– Ага. Когда один из наших парней попытался твою Рэнч трахнуть, так зелёная сука лично затолкала ему в глотку разводной ключ. Ты б только это видела! – Профанити цокнул языком. Впрочем, Джестер на эти красочные подробности никак не отреагировала. Я же с интересом наблюдала за тем, как страх сменялся хамством в поведении жеребца. Судя по всему, это была его защитная реакция. И сейчас Джестер нужно было что-то, чтобы разбить ту шаткую защиту, которую этот парень пытался выстроить у меня на глазах.
– И где она сейчас?
– Наверное, там же в шахте и кукует. Пегаска нацепила на неё рабский ошейник и всё время держала при себе. Куда она, по-твоему, денется? – Профанити усмехнулся, и серая пони тут же вдарила ему копытом по затылку.
– Мы с тобой ещё не закончили. Пегаска, значит, во всём виновата. Вы какого сена решили напасть на Баттерфлай? А?
– Ну, ты видела те игрушки, что мы принесли с собой? Так вот, это был аванс, не растратить который было просто преступлением, – Профанити пожал плечами. – А ваш хренов Баттерфлай просто оказался ближе всех. И механичка ваша так рыдала, узнав, что мы пойдём именно туда.
– Аванс, значит, – теперь серая пони держала мусорщика за грудки и упиралась своим носом прямо в его обезображенную морду. – И что вы там копали за такой аванс?
– А твоё какое дело? – раздражённо ответил пленник. По его физиономии было видно: он злится, что сболтнул лишнего.
Джестер ничего не ответила. Она оттолкнула мусорщика от себя так, что железный стул под ним зашатался. В следующее мгновение моя подруга вновь держала в зубах обрезок водопроводной трубы и раскачивала им перед носом Профанити. Жеребец заверещал и начал прыгать вместе со стулом, пытаясь оказаться как можно дальше от своей мучительницы. В тот момент, когда она замахнулась, мусорщик вжался в стул, а я закричала:
– Джестер! Не надо!
Труба со свистом пронеслась мимо носа жеребца, но тот этого не увидел, так как крепко зажмурился, прижав уши к голове. Пленник открыл глаза лишь тогда, когда серая пони легонько постучала его концом трубы по макушке.
– Ау? Есть кто дома? – Профанити даже не поднял на неё глаза. Он полностью ушёл в себя, а именно: мелко трясся, бормотал что-то невнятное и никак не реагировал на копыто Джестер, которым она водила перед его бледным лицом.
– Так, всё ясно. У нас перерыв, – заключила серая пони, и жестом пригласила меня выйти в коридор.
Когда железная дверь закрылась за нами, я, пошатываясь, подошла к Джестер и, запинаясь, тихо спросила:
– Ты что, п-правда пыталась его ударить т-ой трубой по г-голове?
– А, то есть ты хотела, чтобы я его по головушке погладила? – серая пони вопросительно приподняла бровь.
– Если ты поступаешь с ним так, как он поступил бы с тобой, то тогда… чем же ты отличаешься от него? – спросила я в растерянности.
– Тем, что ему сейчас стыдно и страшно за свои поступки, а мне – нет.
Ответ, полученный от подруги, ошеломил меня. Вдохнув побольше воздуха, я крикнула:
– Ты понимаешь, что так нельзя?! Это неправильно, ненормально! Ты даже не пробовала с ним поговорить! Ты сразу распустила копыта!
Я орала так, что даже охотник, всё это время молча стоявший у двери, обернулся в нашу сторону. Однако все мои обвинения были встречены совершенно непроницаемым выражением лица серой пони. Как только у меня закончилось дыхание, она взглянула на меня исподлобья и невозмутимо спросила.
– И что ты предлагаешь, жеребёнок?
“Предлагаю?” Честно, я не ожидала, что Джестер будет выслушивать от меня какие-то предложения. Мне просто хотелось уйти подальше от этой пыточной камеры. Выйти на свежий воздух и пинать там снег, пока не полегчает. И как раз это я хотела сказать своей подруге минуту назад.
– Я… Дай мне поговорить с ним. Без всяких копытоприкладств с твоей стороны. Если у меня ничего не выйдет, тогда делай с ним, что хочешь. Только знай, я на это смотреть не буду!

0

28

– А, ты хочешь попробовать эту фигню с “добрым полицейским”, – догадалась она. – Хочу сразу предупредить: у нас в Пустошах такое не прокатывает.
– Да если бы ты не устроила этот фарс с пирогом, он бы уже всё рассказал нам! – я продолжала настаивать на своём.
– Вперед. Только не жди от него хороших манер, – прервала она меня и указала движением головы в сторону двери.
За то время, пока мы были в коридоре, Профанити пришёл в себя, а потому поднял голову, едва заслышав скрежет дверных петель. Я вошла в комнату первой, и направилась прямо к нему. Джестер же расположилась у самой двери, и это было очень хорошо: так она меньше нервировала и без того задёрганного пленника.
Мусорщик смотрел с любопытством, как я достаю из седельной сумки фляжку с питьевой водой и откручиваю крышку.
– Держи. Ты же наверняка хочешь пить.
– Пожалуй, я бы не отказался и выпить, после всего того, что она со мной сделала, – прохрипел земнопони, сделав пару долгих глотков, и мерзко осклабился. Я видела, как Джестер стояла в углу комнаты с таким видом, будто она сейчас воткнет копыто себе в лицо.
“Ух, да меня сейчас хоть на постер Министерства Мира помещай”, – подумала я и резко отняла фляжку от губ жеребца.
– Скажи, Профанити, – обратилась я к нашему пленнику как можно вежливее. – Что вы всё-таки копали в этих шахтах?
– И ты туда же? – огрызнулся он и продолжил тянуться к раскрытой фляжке. – А если это тебя совсем не касается?
Я покачала головой, закрыла фляжку и положила её на столик.
– Послушай, если ты будешь играть в молчанку со мной, то моя знакомая всё равно вытащит эти сведения из тебя. Уж поверь, я знаю о её методах не понаслышке.
Пленник дёрнулся и сглотнул.
– Мы копали Стойло. Эмеральд наняла нас для того, чтобы раскопать проклятое древнее Стойло. Она утверждала, что Стойло находится на самом дне шахты. – На этих словах пленник сильно закашлялся и кивнул головой в сторону столика. Я вновь откупорила фляжку, и Профанити сделал из неё ещё один глоток. Похоже, “пряник” действовал эффективнее “кнута”.
– Бурильное оборудование, оставшееся от прошлых хозяев, не работало, поэтому Эмеральд наняла нас – профессиональных “копачей”, – Профанити ухмыльнулся каким-то своим мыслям и замолчал, видимо, ожидая ещё один глоток из фляги. Такими темпами допрос мог идти очень долго, поэтому, увидев, как жеребец вновь указывает своим носом в сторону фляжки, я отрицательно покачала головой и убрала её обратно в сумку.
– То есть, вы поверили Эмеральд на слово?
Профанити посмотрел на меня с раздражением. Его мерзкая ухмылка усиливалась чудовищным макияжем, который устроила ему Джестер. Зрелище, честно говоря, было отвратное.
– Дура, что ли? Конечно, у неё были доказательства. Грёбаный ПипБак, который она выкупила у какого-то бомжа за несколько сотен крышек.
– Тот самый, что был у неё на копыте? – решила уточнить я.
– Нет, тот, который она привязала к своему хвосту, идиотина, – пленник мерзко заржал, а я поняла, что от моего авторитета не осталось и следа.
“Ну, конечно, Профанити при помощи этой фляжки проверял, насколько я покладистая. А когда я перестала идти у него на поводу, решил на мне отыграться. Блеск”.
– Так, я чего-то не поняла. Ещё раз: когда вы увидели пегаску в первый раз, на ней уже был ПипБак?
– Да ты вообще какая-то непонятливая, я посмотрю, – грубо перебил он меня.
Профанити внутренне ликовал. Конечно, Джестер распишет его под первое число, но я-то была беспомощна перед его издёвками.
Видя провал моей миротворческой миссии, серая пони подала голос:
– Ну, и как успехи?
– Знаешь, неплохо. У меня уже есть кое-какие догадки, – в ответ на эту фразу Профанити ухмыльнулся, обнажив два ряда жёлтых и пока ещё целых зубов.
– О, да, догадливая ты моя, давай, спроси у дяди Профанити ещё что-нибудь, – пленник залился отвратительным хохотом.
Глумливый тон жеребца подействовал на меня отрезвляюще.
“Да какого сена?!”
Сейчас Профанити был мне глубоко противен. Его внешний вид, грязная речь, отношение к другим пони. Можно сказать, в моём списке пони, вызывающих неприязнь он занял лидирующую позицию, оставив пьянчугу Мэйни Брауна далеко позади.
Я не собиралась учить Профанити хорошим манерам – это было совершенно бесполезно. У меня не было желания отыгрываться на нём за свой словесный проигрыш. Но этот гад, на свою беду, был препятствием, мешавшим поискам Эмеральд Грин. Он тратил наше время и нервы, тем самым отрицая своё право на сострадание с моей стороны.
“Значит, ты отказываешься от услуг “доброго полицейского”? Что ж, сам напросился!” – я обошла Профанити с фланга и наотмашь ударила копытом по его забинтованной ране. Я знала, что, скорее всего, пуля так и осталась в его крупе. Мне явственно представилось, как острый кусок железа врезается в его плоть, но сейчас мне было совершенно наплевать, что он чувствует. Он был помехой: как тот люк в пещеру, как терминал Мэйни, как шкаф с письмами в упавшем самолёте.
Пропустив мимо ушей поток нецензурной брани, прерываемой воплями и хрипом, я начала давить на рану.
– Что. Было. В том. ПипБаке? – спросила я у Профанити, с каждым словом надавливая на его забинтованный бок всё сильнее. Несчастный мусорщик выл от боли, стиснув зубы и роняя слёзы. Судя по тому, что его били судороги, боль была адская.
Я убрала копыто с его раны и придвинула своё лицо вплотную к его заплаканной физиономии.
– Ну! Отвечай!
– Карты Стойла там были. Явно настоящие. Сложные и подробные.
– О, замечательно. Может, ты ещё и номер Стойла вспомнишь? А?
– С-сорок восемь, – ответил пленник и жалобно заскулил.
– А? Не слышу, – сказала я, вновь приближая копыто к его забинтованному крупу.
– СТО СОРОК ВОСЕМЬ! – проорал Профанити, словно это было не копыто, а раскалённый утюг.
Я совсем не удивилась этому совпадению. Скорее, я удивилась сильному несоответствию. И, всё-таки, я решила уточнить:
– Ты уверен, что не ошибся в цифрах?
– У-уверен. У меня день рождения 14 августа.
Джестер, по-прежнему стоявшая у стены, ехидно отметила:
– О, значит, я пришлю тебе в подарок большой черничный пирог.
Услыхав это, Профанити выпучил глаза.
– Д-да что вы от меня хотите?
– Содействия следствию. Э, то есть нормальных ответов, – поправилась я. – Значит Стойло 148, да? В заброшенной шахте, на глубине в десятки метров, на окраине Остова. Так?
– Да. Именно так, мэ-эм.
– Тогда можно с уверенностью сказать, что вас использовали, – заключила я, глядя в свою планшетку. – Потому что Стойло 148, если верить моей довоенной карте, находится гораздо севернее. А в пределах Штальбарна, судя по ней же, Стойло было только под главным сталелитейным заводом и значилось оно под номером 140.
Услыхав это, Профанити выдал гневную тираду:
– С-сука. Так и знал, что этой косоглазой дряни нельзя верить. Пегаска в Пустошах… А этот мудила Фергюс такой: “Разбогатеем, разбогатеем, брат”. И где сейчас этот Фергюс?
Он бы и дальше продолжал свои причитания, если бы Джестер не отвлекла его новым вопросом:
– То есть, помимо оружия вам обещали крышки?
– М-много крышек. Грин сказала, что знает покупателей, которые щедро оплатят нашу работу.
– Но вы так ничего и не нашли?
– Мы докопали до самых старых штреков, но внизу оказался природный газ. Двое наших парней задохнулись, и работы были свёрнуты. Пегаска отправилась получать насосное оборудование, а чтобы мы не сидели без дела, она разрешила нам заняться грабежом.
– Как великодушно с её стороны. Продолжай.
– Два дня назад мы выдвинулись в поход и к утру добрались до вашего леса. Ребята так устали, что решили отожраться и отоспаться впрок. А тут как раз пегаска прилетела и сообщила, мол, механичка настроила насосы, и к нашему возвращению весь газ будет выкачан, – пленник замолк.
– И?
– Что и? Всё, – Профанити нервно тряхнул головой. – Потом пришли вы и всех перебили.
– И у тебя нет догадок, что на самом деле могла искать пегаска в шахтах?
– Можешь пойти и спросить у неё об этом сама.
Удар под дых заставил Профанити согнуться, насколько это позволяли связанные за спиной копыта.
– Придурок.
***

0

29

Как же всё-таки было здорово выбраться из тех мрачных стен на свежий воздух! Судя по часам моего ПипБака, близилось утро, хотя светать еще не начало. Лёгкий мороз щипал щёки, и всё, в общем-то, было хорошо… Если не считать того, что совсем недавно я сделала очень больно одному жеребцу. Конечно, он сам напросился, но я не узнавала себя. Раньше мне было бы противно даже дотронуться до него. А тут… меня словно замкнуло. Прямо как в тот день, когда я сцепилась с той задиристой единорожкой в коридоре Стойла. Это тогда я получила небольшой шрам на боку и обрела первого в своей жизни настоящего друга в лице Коппер Вайр.
Это всё адреналин. Действительно, как ещё можно объяснить моё агрессивное поведение? Жестокость, проявленная Джестер, вкупе с тем, что мне пришлось пережить при столкновении с Эмеральд Грин, привели к выработке огромного количества адреналина, который нужно было куда-то девать. Но, если подумать, так ли плохо то, что я оказалась способна на такое?
Для того чтобы ответить на этот сложный вопрос, нужно было как следует отдохнуть. Сейчас я была вымотана до предела и, больше всего на свете, мечтала о крепком здоровом сне, причём, в этот раз, не на мешке с картошкой, а в нормальной мягкой кровати. К счастью, до такой кровати было копытом подать. Мы с Джестер, в сопровождении коменданта Аландера, шли к дому Базилевса. Комендант жаждал новостей, и по дороге Джестер сообщила ему все, что рассказал наш пленник – про нападение, про похищение Хэк Рэнч и про опасную зелёную пегаску по имени Эмеральд Грин.
После того, что случилось на допросе, меня слегка трясло, и я не прислушивалась к разговору. Тем более, это был пересказ недавних событий. Но из того, что я услышала и запомнила, следовало, что комендант был обеспокоен появлением нового врага. Было очевидно, что Эмеральд не была кем-то из мусорщиков. Она пришла откуда-то извне и, скорее всего, была связана с теми пегасами, что скрывались за облаками, как бы дико это ни звучало. Но даже несмотря на сведения, выуженные из Профанити, до конца не было ясно, почему пегаска позволила своим работникам уйти из шахты и заняться откровенным грабежом. Скорее всего, после появления Рэнч и длительных поисков несуществующего Стойла эти пони начали роптать. Тогда Эмеральд, опасаясь бунта, решила подкинуть им лёгкой, как ей казалось, наживы.
Похожие ситуации встречались в книгах про морских разбойников, чьи образы легко удалось примерить на наших врагов. Эти джентльпони удачи работали на тебя до тех пор, пока ты платил им звонкой монетой. В противном случае, они могли захватить корабль и пустить тебя в одиночное плавание без шлюпки или, что гораздо хуже, высадить на острове, населённом, прости меня, Джестер, зебрами-каннибалами. Как бы то ни было, Эмеральд не смогла справиться с ситуацией, и, в ближайшее время, ждать от неё ответных действий не стоило.
Когда мы подошли к самым дверям, я с удовольствием поделилась этими соображениями со своими спутниками. Казалось бы, эта ночь уже не была способна принести новых сюрпризов, но Джестер, внимательно выслушав меня, повернулась к коменданту и сказала:
– Вот видишь, Аландер, что такое сила образования. Там, где другие пони набивают шишки на собственном опыте, Додо помогают её книги. Чем больше в Баттерфлае будет книг, тем быстрее будет развиваться и деревня, и её жители. Додо только недавно с нами, но, будь уверен, она быстро освоится.
“Она что, только что вслух меня похвалила? И кому!” Потеряв дар речи, я стояла с отвисшей челюстью и глядела на Джестер. Разумеется, серая пони не была бы собой, если бы не попыталась засунуть своё копыто в мой разинутый рот. Несносная девчонка!
Через пару минут нас уже встречал Базилевс со своим неизменным басом и сдержанно-добродушным настроением. Учитывая, что времени было уже ближе к утру, я предпочла отказаться от ужина и растянулась на простой, но такой мягкой и уютной кровати. Джестер и Базилевс остались на кухне и о чём-то негромко беседовали при свете керосиновой лампы. Уже засыпая, я подумала: “А зачем Базилевсу в доме кровать для пони?”, – но уже через пару секунд спала, крепко, как никогда.
***

Моё утро началось, можно сказать, самым обычным образом. Проснувшись от толчка в плечо, я разлепила сонные глаза и увидела прямо перед носом ужасное подобие лица. Покрытое глубокими шрамами, оно глядело на меня пустыми глазницами и ухмылялось зловещей улыбкой своего бездонного чёрного клюва. Увиденное заставило меня подскочить, наверное, метра на полтора. Я чуть не снесла головой ночной светильник и плюхнулась обратно, в тёплую, но теперь неотвратимо измятую постель. Ну конечно! Рядом с кроватью сидела Джестер. Она улыбалась во все свои 36 зубов и держала в копытах жуткую деревянную маску. Мерзавка!
Я разразилась пламенной и не слишком учтивой речью в её адрес, на что Джестер едва не покатилась со смеху. Нет, иногда она была просто невыносима! Схватив подушку, я метнула её прямо в физиономию серой пони и, разумеется, промазала. Мягкий снаряд был ловко отбит копытом и ударил меня по носу. Сообразив, что портить чужие постельные принадлежности невежливо, я отложила подушку в сторону и уставилась на Джестер взглядом, полным порицания. В ответ на это она пробурчала что-то про сонь и сон до полудня и направилась в сторону кухни. Я была возмущена до глубины души. Полудня еще не было! ПипБак высвечивал всего лишь “11:45”. Однако спорить было бесполезно, поэтому я прикусила язык и мысленно пообещала Джестер жестокую месть.
Наверное, я бы вновь зарылась головой в подушку и накрылась сверху одеялом, если бы с кухни не доносился пряный аромат готовящегося завтрака.
“Учись, Джестер. Вот как надо будить сонных и голодных пони!”
Аккуратно заправив постель и наскоро пригладив растрёпанную гриву, я окончательно проснулась и принялась исследовать дом, который вчера из-за усталости толком не осмотрела. Жилище Базилевса полностью характеризовало своего хозяина. Здесь всё было простым, надёжным и, что самое главное, невероятно большим. Конечно, для Базилевса это был более чем скромный дом, всего-то в пару комнат, но, по меркам пони, тут было более чем просторно.
В отличие от Джестер, чей вагончик был заставлен массой всяких интересных мелочей, Базилевс жил скромно, я бы даже сказала, аскетично. Особым убранством его дом похвастать не мог. Всё, что я видела, так или иначе было связано с охотой: снаряжение – сети, капканы, уже знакомый лук, какие-то снадобья и травы, явно предназначенные для обработки ран, и даже книги, теснившиеся на небольшой деревянной полке. Бегло пробежавшись взглядом по их корешкам, я поняла, что, в основном, это справочники и руководства по изготовлению и ремонту все того же снаряжения.
Насколько я могла судить, дом не был обжит. Похоже, его хозяин с большим удовольствием проводит время где-нибудь в горах или в лесу, чем в закрытом пространстве. И всё-таки кое-что примечательное в обстановке этого дома было – деревянные маски, подобные той, которой меня напугала Джестер. Они были выкрашены природными красителями и, очевидно, сделаны грифонами. Вид этих масок немного пугал, но, в то же время, они приковывали взгляд. Я отметила, что все маски висели над дверными проёмами, а самих створок дверей в доме не было вовсе. Когда я спросила у Джестер про их назначение, она объяснила мне, что это копии ритуальных масок грифонов, которые Базилевс сделал сам, а над дверями их вешали, чтобы отпугивать злых духов и дурные сны. Ну, уж отпугнуть сны они действительно умели.
– О, Малиновка! – раздался из кухни бас, от которого будто задрожали стены. – Иди завтракать.
Я смутилась. Признаться, я не знала, как надо вести себя с нашим хозяином и как вообще принято вести себя в Баттерфлае, но я точно знала, что излишние политесы могут привести к конфузам. Когда ты пытаешься соблюсти все приличия сверх привычной меры, обязательно где-нибудь случится непредвиденное, и потом будешь чувствовать себя не в своей тарелке. В итоге, я решила вести себя как обычно, и будь, что будет.
– Вообще-то, меня зовут не Малиновка, а Додо, – отметила я, усаживаясь за стол. Джестер расставляла тарелки, пока Базилевс завершал колдовство над огромной плитой.
– Ну что ты! – жизнерадостно пробасил Базилевс, оторвавшись от готовки, – додо, а вернее, дронт, не летает. А Джестер рассказала мне, что ты вполне умеешь летать.
“Однако Джестер здорово приукрасила мои способности”.
– Если уж на то пошло, мистер Базилевс, то я больше похожа на курицу. Могу взлететь, скажем, на забор. Или на крышу дома. Вряд ли меня хватит на большее. Видите ли, я выросла...
– В Стойле. Я наслышан про эти дырки в земле. Очень нехорошие места, – Базилевс покачал головой.
– Вот как? Почему? – как выросшей в Стойле и прожившей там всю свою жизнь, мне было безумно интересно узнать мнение со стороны.
– Потому что Большая Война прошла, Малиновка. Земля больше не полыхает огнём, и жизнь снова кипит вокруг. А пони из Стойл всё еще сидят внутри и боятся выходить наружу, не видя ни солнечного света, ни неба, ни леса, ни гор. Это неправильно.
– Мистер Базилевс...
– Без “мистер”, Малиновка. – Базилевс улыбнулся, и я в очередной раз удивилась его умению изобразить сложную мимику на своей птичьей физиономии. Может быть, дело было в выражении глаз? Глаза Базилевса располагали к себе. Они были спокойные, в отличие от глаз Джестер, в которых всегда играла шальная искорка. Они не были потухшими или безжизненными, нет. Просто Базилевс создавал впечатление грифона, которого решительно невозможно вывести из себя.
– Эээ, Базилевс... – грифон одобряюще кивнул. – Дело в том, что живущие там, внизу, всё еще считают, что наверху нет жизни. Что мир вокруг мёртв и заражён радиацией. Наши пони боятся Поверхности, как каждый из нас боится неизвестности.
– Значит, им надо показать пару красивых фотографий. Скажем, Джестер в обнимку с Самантой на фоне леса будет в самый раз.
Я решила промолчать про полосатую физиономию Джестер и несколько диковатый вид всех вокруг и просто пожала плечами. Базилевса, впрочем, отсутствие моего ответа нисколько не смутило. Он наконец-то снял сковородку с огня.
“Интересно, что же нам приготовил хозяин?”
– Глазунья! – словно прочитав мои мысли, провозгласила Джестер. – С мукой, черным перцем, тмином и настоящими куриными яйцами.
В принципе, у нас в Стойле готовили нечто, что называлось “глазуньей”, но я сомневаюсь, что пищевой процессор на самом деле мог имитировать животный белок. Впрочем, после тараканьего супа Джестер любая синтезированная еда казалась мне рационом, достойным лишь больниц и детских садов.
Я сидела на большом и крепком табурете, ножки которого, казалось, были сделаны из строительного бруса, и изучала содержимое тарелки. Порции Базилевс, видимо, тоже отмерял, исходя из собственных понятий о размерах.
– Итак, Додо, у нас сегодня есть дела, – серая пони отвлекла меня от созерцания ярко-оранжевого желтка, слегка присыпанного перцем. – Поэтому злоупотребить гостеприимством Базилевса не получится.
Пережёвывая незнакомую пищу, которая была на самом деле вкусной, я удивлённо посмотрела на Джестер. Не то чтобы я рассчитывала на то, что нам придётся прохлаждаться, но деловой настрой моей спутницы меня несколько пугал.
– Что, опять? Тебе не кажется, что после вчерашних дел нужно как следует отдохнуть?
– Не знаю как ты, а я уже отдохнула.
“Уже? Не пони, а ходячая батарейка!” – подумала я, зевая.
– Сейчас я схожу за едой и буду тут ближе к вечеру. А тебе, я напомню, комендант поручил задание: надо пойти в оранжерею и осмотреть системы орошения, которые настраивала Хэк Рэнч. Надеюсь, ты сможешь с ними что-нибудь сделать.
Тут вся сонливость мигом слетела. “РЭНЧ! Как я могла забыть о ней!?”
– Джестер, кажется, у меня есть идея получше.
Серая пони, которая уже собиралась вставать из-за стола, посмотрела на меня с удивлением.
– Сегодня воскресенье, и это выходной день, – судя по вскинутой брови, Джестер не понимала, на что я намекаю. – Я считаю, что мы с тобой должны отправиться в Остов и спасти Хэк Рэнч.
Джестер села обратно на свой стул и несколько раз моргнула, словно в замешательстве. Я продолжила:
– Судя по всему, там, в шахтах, никого не осталось. Не думаю, что уцелевшие мусорщики захотят вернуться к Эмеральд. Если кто-то и охраняет шахту, то, наверняка, это самые хилые и трусливые представители той банды. И потом, у меня эта история по-прежнему не укладывается в голове. Что на самом деле искала пегаска? Вдруг там лежат несметные сокровища древних пони, или какой-нибудь могущественный артефакт? Я хочу это выяснить.
Всё это время Джестер смотрела на меня с дурацкой улыбкой и молча кивала, видимо, пытаясь вывести меня из себя. Не тут-то было!
– Кстати, о сокровищах. Базилевс, ты ведь читаешь по-грифоньи?
– Конечно, Малиновка, – грифон отвлекся от своей тарелки и откинулся на стуле. – Если текст не написан как курица лапой, разумеется. Почему ты спрашиваешь?
– Видишь ли, наверху, в горах, я нашла тетрадь, некогда принадлежавшую одному грифону... – я замялась, не зная как сообщить Базилевсу про труп, лежавший на круглой двери моего родного Стойла. – В общем, ему эта тетрадь больше не пригодится. Не мог бы ты посмотреть, что там написано?
Базилевс кивнул, и я отдала ему тетрадь.
– Ну, что скажешь, Джестер? По-моему, это интереснее, чем копаться в трубах и вентилях. К тому же, я думаю, мисс Рэнч, когда мы её спасём, сможет справиться со своими системами гораздо лучше меня.
Ухмылка Джестер была мне лучшей наградой. Если бы у меня в голове жил маленький жеребёнок, он бы сейчас прыгал от удовольствия. “Я подружусь с Рэнч. Два технаря просто не могут не найти общий язык. Мы поставим “Бандит” на крыло и добьемся того, чтобы эта штука полетела, как полагается! А потом, вместе с Джестер, а, может, и с Базилевсом, мы отправимся в большое путешествие за какими-нибудь тёмными тайнами прошлого...”
Похоже, серая пони видела меня насквозь. Она долго не сводила с меня своих зелёных глаз, буквально ловя волны положительной энергии, исходившей от моей счастливой физиономии. Лишь вдоволь насладившись этим зрелищем, она произнесла:
– В таком случае, заканчивай свой завтрак и собирайся. Пожалуй, нам действительно стоит вытащить на свет дневной пропащий круп этой несчастной кобылы.

***

Прежде чем начать нашу операцию по спасению Рэнч, мы направились в лавку Бэкфайра докупить кое-какие припасы. Попутно выяснилось, что пистолеты Джестер, выставленные на стенде “оружейных новинок”, нашли своего покупателя каких-то полчаса назад. Как удачно. Похоже, пушки, проходившие через копыта этого жеребца, очень ценились в здешних краях. И сейчас я тоже имела виды на ремонтный талант Бэкфайра.
Вытащив из мешка трофейный бронежилет и ту груду металлолома, в которую превратилась позаимствованная мною винтовка, я пробудила в этом оружейном кудеснике живой интерес.
Конечно, он расстроился, увидев останки некогда отличной винтовки, но пообещал сделать всё возможное, чтобы из неё вновь можно было стрелять. Разглядывая повреждённую броню пегаски, Бэкфайр подивился тому, насколько она выглядела новой. Лямки были крепкие, и ткань совсем не полиняла. Если бы не уродливое чёрное пятно, расползшееся по внешней стороне бронежилета, можно было сказать, что его только что достали со склада. И, скорее всего, так и было.
Однако самую интересную находку я припасла напоследок. Как только Бэкфайр отложил бронежилет в сторону, я откинула клапан седельной сумки и, крепко обхватив зубами скруглённую ребристую рукоятку, выложила на прилавок грифоний пистолет.
– Ух, Дэзлин, да ты прямо собиратель раритетов, – восторженно воскликнул жеребец. – Ты хоть знаешь, что это такое?
Я вздрогнула. Продавец умудрился запомнить моё настоящее имя, хотя произнесла я его всего лишь раз и довольно негромко. Вот это память!
– Это? Пистолет, приспособленный под лапу грифона. Судя по диаметру дула, стреляет чем-то мощным, а раз глушителя нет, полагаю, он ещё и очень громкий, – поделилась я своими соображениями. – Но ни названия, ни его марки я не знаю и про себя называю “Орлом снежной пустыни”.
– Кем? – хором спросили Джестер и Бэкфайр.
– Орлом. Это такая гордая птица…
– Была, – заключила Джестер. В твоём случае, уместнее назвать его “Грифоном Пустошей”.
– Пожалуй, – согласилась я. – Жаль он мне совсем не подходит. Даже если его возможно переделать под зубной хват, вряд ли я смогу им пользоваться. У этого пистолета центр тяжести сильно смещён вперёд. И ещё, короб перед курком сделан страшно неудобно. Патроны в него приходится впихивать по одному. В условиях боя перезарядка будет мучением.
– Ба! – воскликнул жеребец. – Я гляжу, с нашей последней встречи ты немало поднаторела в том, что связано с оружием. Слушай, Джестер, у тебя появилась весьма способная ученица, – в голосе Бэкфайра не было ни капли иронии. Неужели я так быстро училась?
Конечно, из-за похвалы со стороны опытного оружейника я засмущалась.
– Но я же не сказала, какая это модель, не указала её калибр или дальность прицельной стрельбы.
– Тогда, Дэзлин, мне бы уже нечего было рассказать тебе о нём, – Бэкфайр подмигнул мне и прочистил горло. Ему не терпелось поведать очередную живописную историю про пистолет, случайно оказавшийся у меня.
Вот только Джестер не разделяла его энтузиазма, поэтому я успела узнать лишь о том, что это оружие изначально было предназначено... для пони, и в таком виде пистолет обладал всеми теми недостатками, которые я перечислила ранее. Патент на эту ущербную модель был продан грифонам, которые заменили зубной хват на “удобную” рукоять и поставили производство пистолета на поток. Что интересно, конкретно этот экземпляр был выпущен уже после Великой Войны на каком-то небольшом заводике, клеймо которого Бэкфайру было незнакомо. Однако он уверял, что качество сборки ничуть не уступает моделям, произведённым во время войны.
– Эй, Бэки, у тебя чайник кипит, – прогорланила Джестер у нас за спиной.
– Что? Где? – от неожиданности жеребец сверзился со стула и завертел головой в надежде найти несуществующий чайник.
– Я говорю, часики тикают, – уточнила она.
– А, ну да, – Бэкфайр вновь вскарабкался на стул и провёл копытом по рукояти пистолета. – Так ты хочешь его продать? – поинтересовался он у меня. – Грифоны к нам захаживают редко, но, будь уверена, хороший наёмник не пожалеет крышек за такую модель.
– Нет, мистер Бэкфайр, я хочу его подарить, но для этого пистолет нужно привести в порядок. И другие вещи тоже неплохо бы отремонтировать.
– У, кажется, я всё понял, – Бэкфайр улыбнулся. – Сделаю в лучшем виде. С винтовкой, конечно, придётся попотеть, а остальное ты сможешь забрать через пару дней. Что-нибудь ещё?
– Да, зовите меня просто Додо. Я не привыкла к своему настоящему имени.
– Категорически возражаю. У тебя красивое имя, и ты зря им не пользуешься. Пока ты будешь называть меня мистер Бэкфайр, я буду звать тебя Дэзлин.
– Додо, Бэки, – окликнула нас Джестер, взваливая на спину рюкзак с купленными ей припасами. – Вы как хотите, а я пошла.
У серой пони всегда всё было слишком просто.

***

Мы двигались по старой дороге, некогда проложенной для движения крупногабаритного транспорта, наподобие наземных фургонов и фермерских повозок. Остовы этих транспортных средств тут и там выглядывали из-под снега, но не представляли для нас никакого интереса, поскольку мусорщики смогли содрать с них всё, что представляло хоть какую-то ценность. Сама дорога шла по дну ущелья, в котором за годы, прошедшие после катастрофы, случилось несколько крупных горных обвалов. Если одиночные камни величиной с нескольких пони не представляли особых проблем, то бесформенные завалы, покрытые коркой льда, приходилось преодолевать с большой осторожностью. Я ничуть не жалела о том, что приобрела шипованные ботинки. Благодаря их устойчивости и полезным советам со стороны Джестер, я очень скоро почувствовала себя заправским альпинистом.
Преодолев очередной завал, похоронивший под собой несколько грузовых фургонов, я невольно замерла с открытым ртом: прямо перед нами края ущелья расступались, открывая вид на огромную и плоскую, как стол, равнину. Во всяком случае, таковой она мне показалась в первые секунды. Конечно, были в ней и неровности, но могу с уверенностью сказать, что таких плоских и широких пространств я до этого не видела никогда.
В отличие от долины Баттерфлай, надёжно укрытой в горах, эта равнина была открыта всем ветрам, сдувавшим с неё почти весь снег; то тут, то там проглядывала коричневая бесплодная земля. Настоящие горы остались позади, а впереди, у самого горизонта, маячила полоса каких-то плоских холмов излишне правильной формы. На этой вымерзшей земле не росли деревья; лишь одинокая бесконечная линия электропередач уходила в мглу, что висела над этим нерадостным и абсолютно пустым пейзажем.
Конечно, странные холмы заинтересовали меня в первую очередь. Своим видом они напоминали древние курганы, которые я видела в учебниках по истории. Ещё задолго до эры Объединения Племён степные пони-кочевники воздвигали подобные курганы над могилами своих выдающихся военачальников. Однако, если мои глаза не врали мне, до этих холмов был не один километр пути, а значит, они были поистине гигантскими. Это же сколько надо было копать, чтобы насыпать такие горы?
Версия с курганами отпала сама собой, когда Джестер тоном экскурсовода объяснила мне, что эти холмы называются терриконами и представляют собой отвалы пустой породы, некогда добытой в шахтах Штальбарна.

Штальбарн. Перед нашим выходом из Баттерфлая комендант рассказал мне всё, что я должна была знать об этом месте. Во время войны этот город являлся стратегически важным объектом. Север жил тем, что поставлял наиболее качественное сырьё для военных нужд. В случае со Штальбарном, таким сырьём была железная руда высокого качества.
Собственно, своим появлением Штальбарн был обязан редкому природному явлению: магнитной аномалии. Из-за скопления огромных запасов железной руды в этой местности стрелка обычного магнитного компаса начинала сходить с ума: она либо показывала север не там, где надо, либо просто вращалась на месте. Ученые Эквестрии терялись в догадках, как железные руды в таких количествах могли образоваться в предгорьях. Они выдвигали теории одна невероятнее другой: от движения гор до обломков особо крупного метеорита, когда-то упавшего в этих краях.
Как бы то ни было, Штальбарн процветал, если так можно сказать о поселении, развивавшемся в суровых условиях крайнего севера. Молодой город, в который пони уезжали в надежде получить лучшие условия, чем в центральной части страны. Это был один из крупнейших центров металлургической промышленности Эквестрии – здесь руду и добывали, и обрабатывали.
Постоянный рост производства, рекорды по выплавке высококачественной стали, создание новых композитных материалов, ранее не имевших аналогов. Штальбарн нередко фигурировал в газетных заголовках, как пример индустриального будущего Эквестрии. Всё это продолжалось вплоть до падения мегазаклинаний.
Разумеется, город был слишком большим, чтобы его можно было испарить одной жар-бомбой, так что кое-какие постройки устояли, а эпицентр взрыва со временем превратился в холодное радиоактивное болото. Остатки магического излучения не давали воде замерзнуть окончательно, и в глубине, ближе к еще теплой земле, завелась жизнь, такая же уродливая и агрессивная, как оружие, которое её породило. Не удивительно, что все, кому была дорога жизнь, старались держаться от этого болота как можно дальше.
Теперь Остов в плане представлял собой что-то вроде кольца, состоявшего из железобетонных скелетов многоэтажных зданий, и где-то за пределами этого кольца и сохранилась одна из старых шахт, которую нынче оккупировали мусорщики под началом жестокой пегаски по имени Эмеральд Грин.
Мы не могли знать, где она была в настоящий момент. Пегаска могла вернуться в шахту, что сильно усложнило бы нам задачу, а могла находиться совсем в другом месте, отчитываясь перед вышестоящим начальством. Последнее виделось мне наиболее ярко, так как было очевидно, что Эмеральд действовала не по собственной воле, а по указаниям сверху. Так или иначе, в наши планы не входило открытое столкновение с уцелевшими врагами. Нам нужно было пробраться внутрь, найти Хэк Рэнч и вернуться обратно. Что будет с Баттерфлаем потом, я не знала. Возможно, начнётся небольшая война, но, скорее всего, выжившие мусорщики разбегутся кто куда – после такой-то неудачи.
Близился вечер, уничтожая последние частицы тепла. В любую минуту мог подняться ветер, от которого просто негде было укрыться: я не видела ни одного завалящего камешка на многие метры вокруг. Местность выглядела так, словно по ней миллионы лет назад прошлись гигантским катком.
Когда я оглянулась, то поняла, что горы от нас теперь так же далеко, как и плоские терриконы впереди. Сейчас мы находились посреди бескрайней равнины, две одиноких пони наедине с надвигающейся пургой. Чтобы успеть добраться до холмов раньше, чем температура упадет окончательно, и остывающий воздух захватит нас в пронизывающие снежные потоки, мы прибавили темп. Особенно удручало то, что горизонт перед нами уже терялся в снежной мгле. И снег не заставил себя долго ждать.
Нос начал обмерзать и сопливиться, но дышать ртом Джестер мне строго-настрого запретила. Оно было и понятно: на таком ветру застудить горло – пара пустяков. А я была из тех кобылок, что учатся на своих ошибках. Во всяком случае, стараются учиться. Поэтому, поплотнее замотав шею и верхнюю часть лица шарфом, я шагала вперёд, игнорируя комья мокрого снега, налипавшие на стёкла моих лётных очков.
Даже если бы я сейчас путешествовала в одиночку, то никакая сила не заставила бы меня подняться в воздух, в это темнеющее пустое небо. Однако никто не мешал мне включить воображение и представить себе, как мы выглядим с высоты птичьего полёта – две крохотных фигурки, бредущие посреди бело-коричневой пустыни.
Следов нападавших нигде не было видно: из-за сильных ветров, хозяйничавших на этой равнине, тонкий слой снега мгновенно очищался от любых неровностей. Линия электропередач уходила от нас куда-то в сторону. Возможно, она заходила в Штальбарн в другом районе, а возможно, шла мимо города, к какому-то другому объекту, затерянному среди снегов. Я не заметила, в какой момент мы сошли с дороги и пошли по целине. Грунт, впрочем, промерз до состояния камня, и идти было несложно. Понятно, почему на этой равнине совсем ничего не росло.
Несмотря на близость к залежам руды, компас моего Л.У.М.а работал исправно. Сейчас ПипБак получал данные о моем местонахождении прямо из космоса. Да, Эквестрийская космическая программа не была реализована в полной мере, но военные успели создать глобальную навигационную сеть из автоматических спутников связи. Благодаря питанию от солнечных батарей, они уже двести лет болтались над нашими головами, передавая сигналы в пустоту.
Думаю, мой ПипБак был одним из немногих устройств, получавших эти сигналы. Спутники передавали альманах для вычисления координат, а также данные о той местности, где я находилась. Именно благодаря этой сети в навигатор ПипБака подгружались те карты и отметки, которых в его памяти не было изначально. Я точно не знала, где располагаются шахты, а поэтому установила пользовательский маркер где-то в центре Штальбарна. Теперь компас показывал азимут на эту точку, и когда мне стало совсем нечего делать, я уставилась на дальномер, отсчитывавший метры до предполагаемой цели.
Когда моё копыто ступило на склон террикона, уже начало темнеть. Поднялась пурга, но подветренная волна уносила её вверх. Было странно смотреть, как спускающийся с холма снег вдруг подпрыгивал и взмывал в небо без всякой видимой причины. За двести лет насыпная гора подверглась сильной эрозии, и в ней образовались неровности, в которых, можно было попытаться укрыться от ветра. Пора было устроить привал.
Я ждала, что к этому моменту буду валиться с ног, но, как ни странно, этого не произошло. Похоже, что дни, проведенные на Поверхности, сделали меня сильнее. Только сейчас я осознала, что здесь мои способности растут гораздо быстрее, чем за все время, проведенное в Стойле. Глядишь, такими темпами прогулки через пол-Пустоши станут для меня обычным делом. Жаль лишь, что мои крылья не крепли так же быстро. Но, с другой стороны, мне все же было уютнее на земле, чем в небе. Здесь я видела, по чему я иду, а главное – куда я иду. В воздухе же не было вообще ничего, и это было хуже, чем плоский снежный океан. “У меня что, агорафобия?”
Пустошь... Оглядываясь назад, на промерзшую, бесплодную равнину, я как будто начала понимать, почему пони используют это слово. Но, если подумать, до войны тут же всё было примерно так же, верно? Это крайний север Эквестрии, и, возможно, что крайний север материка, то есть даже в те времена – едва ли густонаселенный регион. Мне сложно было представить, что происходило сейчас на юге, хотя я и видела фотографии довоенных лет. Здесь же всё пока выглядело не сильно хуже, чем должно было.
Но, не успела я додумать эту мысль, как Джестер окликнула меня: оказывается, она успела найти какую-то не то расщелину, не то дыру в терриконе, где нам предстояло отдыхать, пока не наступит ночь. Если верить карте, то шахта находилась прямо по ту сторону холма.

0

30

В последний раз я оглянулась назад и заметила кое-что необычное, чего не увидела до этого. Видимо, раньше эти сооружения были скрыты снежным туманом, или я просто не придала им значения. Несколько металлических конструкций очень странной формы виднелись вдали, ближе к горам, с которых мы вышли на равнину. Похожие на журавлей, древних птиц из моих книг, они стояли, словно замерев на вечном водопое.
– Джестер! Что это там вдали? – я поспешила догнать свою спутницу, которая уже раскладывала содержимое своих седельных сумок и собиралась приготовить нехитрый походный обед.
– Где? А, это, – она посмотрела на горизонт, куда я указала ей копытом. – Нефтяные вышки. При хорошей погоде ими пользуются как ориентиром.
“Нефтяные вышки?” Железные конструкции были похожи не то на окаменелые скелеты, не то на кукол-марионеток, забытых каким-то древним кукловодом, и было в их очертаниях что-то неправильное, неестественное...
– Джестер, я не понимаю. Великая Война началась из-за угля. Верно? Но в процессе войны пони научились добывать нефть, создали спарк-батареи и открыли еще уйму источников альтернативной энергии. Так почему же война продолжалась?
Джестер молча помешивала какое-то довольно экзотично пахнущее варево на газовой горелке и, видимо, думала, с чего начать. Наконец, она ответила мне:
– Ты знаешь, моё мнение на этот счёт такое: нельзя просто так взять и остановить войну, если ты не воевал тысячу лет. Пони словно дорвались до войны и стремились насытиться ею; они умирали и страдали, но всё равно жаждали войны. Это как огромный кровавый шабаш, праздник крови. Что удивительно: мы ведь от природы травоядные животные... И возможно, если где-то в другой вселенной живут пони, которым звезды не дали разума, как свиньям или овцам, то они и по сей день находятся в гармонии с природой, едят траву и боятся вида крови. Но, к сожалению, мы – разумные существа, и законы природы на нас не действуют.
– Разумные? Как разумные существа могли уничтожить собственную планету?
– Я сказала “разумные”, а не “рациональные”, Додо, – Джестер подмигнула мне и поднесла половник с супом ко рту. – Горячо. Возможно, дело в том, что общество пони строилось на матриархате, а кобылки в принципе более подвержены эмоциональным всплескам, чем жеребцы. Но я в это не верю. В Эквестрии было достаточно и жеребцов, и кобыл, которые могли воспротивиться происходящему. Но эти пони ничего не сделали. Они просто получили то, чего хотели.
Я задумалась. А как же Министерство Мира? Министерская кобыла Флаттершай явно была из тех, кто противился всеобщей жажде крови. Или нет? Я спросила об этом Джестер, которая уже нарезала хлеб кусками.
– Флаттершай? Это та самая, которая создала матрицу мегазаклинания и отдала зебрам? Терпеть её не могу. Своими благими намерениями эта пони вымостила дорогу в ад. А ведь она являлась главой Министерства Мира! Неужели с высоты её кресла не было видно, что из этого выйдет? О, я скорее поверю в то, что Флаттершай хотела потешить своё собственное эго. Иногда, Додо, если хочешь помочь кому-то, то лучше не делать вообще ничего, чем пытаться сделать хорошо всем и сразу. С другой стороны, мне нравится, что Война закончилась именно так – феерично и с большими взрывами. Если бы они свернули всё и сели за стол переговоров – это было бы... Ну, примерно, как недополученный оргазм.
Будь проклята эта серая зараза и её метафоры! Красная, как помидор, я схватила свою миску и кусок хлеба, отвернулась и принялась энергично жевать, затылком чувствуя довольный взгляд своей спутницы. Как она вообще может говорить об этих вещах такими словами?
– Сама посуди, Додо. Теперь вокруг нас удивительный мир, полный неизвестных древностей и невиданных опасностей. Даже ты, всего несколько дней назад выбравшись из Стойла, уже ввязалась в, между прочим, смертельно опасное приключение. Это же намного интереснее, чем прожить всю жизнь, собирая яблоки.
– Это так, но... – Мне было неловко задавать Джестер настолько личные вопросы. – Разве ты не думаешь завести семью? Осесть где-нибудь... в том же Баттерфлае?
Джестер увлеченно черпала похлебку себе в миску, и я не видела её взгляда. Но то, что она сказала, заставило меня больно прикусить язык.
– Додо, если ты не заметила, я – гибрид, а все гибриды от природы бесплодны. Так что, боюсь, что семейное счастье – не для меня. И слава Селестии, что это так. – Когда Джестер подняла взгляд, она не выглядела ни задетой, ни расстроенной. Похоже, моя подруга действительно верила в то, что говорила. И я поймала себя на мысли, что я, как ни странно, тоже рада этому. Я не могла представить себе Джестер в нормальных житейских условиях. В самом деле, серая пони была не от мира сего, словно сама Пустошь породила и вскормила её. Эти её внезапные появления и исчезновения, невероятные боевые движения и неунывающий нрав – всё это приучило меня смотреть на неё как на эдакое потустороннее существо, которое всегда было и всегда будет. Я в полной мере почувствовала, как мой разум и мои ощущения разошлись друг с другом во мнениях.
– Не переживай, ты меня не задела, Додо. Я давно поняла, что если ты хочешь обрести своё счастье, то тебе надо просто принять себя такой, какая ты есть. Надо менять то, что в твоих силах, и отпустить то, чего ты изменить уже не можешь.
Принять себя едва летающей пегаской, чье призвание в жизни копаться в электропроводке? Ну уж нет, такого будущего я себе точно не желала.
Знаешь, Джестер, пока я еще не поняла, какая я есть. И я чувствую, что со временем смогу научиться большему, сделать большее, стать большим, чем то, что я есть сейчас. Вокруг такой огромный мир, и я хочу увидеть как можно больше интересного, прежде чем смогу с трудом передвигать собственные копыта. Да, я получила свою кьютимарку, но это не то, о чем я всегда мечтала, и если бы я смогла её изменить, то с удовольствием сделала бы это. Но сначала я должна узнать, каково моё истинное призвание, и я буду пробовать себя в каждом приключении, которое мне подвернётся, потому что без приключений я могу с тем же успехом забраться обратно под землю и не показывать оттуда носу. Селестия мне свидетель, я никогда снова не сверну с пути приключений и не вернусь к повседневности!
Джестер встретила мою речь нарочито медленным цоканьем копыт.
– Браво, жеребёнок. Наверное, после таких слов мне уже неприлично называть тебя “жеребёнок”. Пожалуй, мне стоит называть тебя “Мисс Додо”.
– Издеваешься?
– Ничуть. Мало кто в Пустоши готов хотя бы произнести такие слова, тем более – оторвать свой круп и что-то сделать. Все пони вокруг изо всех сил цепляются за повседневность, даже мусорщики, которые были бы рады превратить своё ремесло в рутину, уютную и безопасную. Может, из тебя получится настоящий герой, а? Может, тебе даже однажды дадут какое-нибудь легендарное прозвище.
– Ты точно издеваешься...
– А пока что, мой юный герой, нам надо поесть. Скоро стемнеет и придёт пора творить наши тёмные дела.

***

Я уже начинала привыкать к тому, что разглядываю стан врага через оптические приборы. Но, в отличие от лагеря в лесу, шахта была почти полностью скрыта пургой. Завывающий ветер поглощал все звуки и сокращал видимость до десятка метров от силы. Часовых не было видно, но, наверное, и нас им тоже видно не было. Ох, должно быть, Джестер тут будет раздолье.
Через снежную пелену мне удалось разглядеть, что вся местность была завалена всякого рода мусором: пластиковыми пакетами, банками, бутылками, железками и гнилыми досками. Если бы я не знала наверняка, то подумала, что это не шахта, а помойка всего Остова. Впрочем, не исключено, что так оно и было.
Не имея возможности увидеть что-либо еще, мы взяли оружие на изготовку и осторожно начали спускаться вниз по склону террикона. Я уже довольно свободно обращалась со своим пистолетом: умела его оперативно перезаряжать, снимать с предохранителя и даже досылать патрон в патронник. После установки глушителя звук выстрела стал совсем тихим. По идее, на фоне воющей метели его вообще не должно быть слышно.
Красная точка лазерного прицела весело прыгала передо мной в темноте, отражаясь от отдельных снежинок, и словно заманивая вперед. Было приятно думать о том, что этот огонёк – мой маленький друг и незаметный предвестник беды для моих врагов. А не наоборот.
Сама шахта представляла собой что-то вроде небольшого городка, с бараками, сторожками, будками неизвестного назначения, а между ними была проложена целая сеть узкоколейных железных дорог. Тут и там валялись перевернутые набок вагонетки, а на запасном пути застыла механическая дрезина. Несколько семафоров до сих пор работали и светились зловещими красными огоньками.
Мы с Джестер двигались перебежками от одного барака к другому, замирая за каждым новым укрытием и напряженно вслушиваясь в вой пурги. В данных условиях враги имели все шансы выскочить на нас внезапно и с любой стороны. И во многом наша судьба зависела от того, сможем ли мы выскочить на них внезапнее.
Через некоторое время мы наконец-то смогли разглядеть ориентир: вход в шахту был ярко освещен ртутным прожектором. Я знала про такие кристаллы: в них закачивались пары ртути, и поэтому они светили намного ярче обычных. Эта технология была разработана задолго до появления таких компактных и безопасных кристаллов, как в “Лайтбрингере” Джестер и требовала больше энергии, но свою задачу выполняла на отлично. Впрочем, в Стойле, по понятным причинам, подобные источники света не использовались.
Пока что всё шло хорошо, и мы довольно быстро приближались к нашей цели. Пару раз я все-таки умудрилась наступить на разбитую бутылку, за что получила подзатыльник от Джестер. Но уже через десять минут мы прятались за очередной опрокинутой вагонеткой, и нашему взгляду открылся вход в шахту. Это были ворота весьма солидных размеров из бетона и железа, достаточно большие, чтобы в них мог проехать поезд. В пятне света ртутной лампы я увидела крохотную сторожку, в которой горела, судя по всему, керосиновая лампа. А перед этой сторожкой, укрываясь от ветра под толстыми капюшонами, стояли два жеребца – единорог и земнопони. Они курили какую-то гадость, передавая сигарету друг другу.
Джестер подобралась ко мне вплотную и почти касалась меня своим носом.
– Додо, я хочу, чтобы ты разбила фонарь. Постарайся попасть прямо в лампу.
Я кивнула и попыталась прицелиться. Признаться, это оказалось совсем не просто. На таком расстоянии красная точка прицела плавала из стороны в сторону, как бы я ни пыталась удержать её на месте.
– Постарайся задержать дыхание, жеребёнок. Если ты попадешь в железный плафон, эти двое узнают, что мы здесь, и тогда наши крупы будут дымиться, как горящая покрышка. Не жди, пока точка остановится: подгадай момент и нажимай на курок.
Я сделала так, как она сказала. Замерев в более или менее удобной позе, я выдохнула и услышала, как бьется мое сердце. В течение пары ударов я отметила, насколько далеко отклоняется красная точка, и когда та пошла в обратную сторону, решительно стиснула зубы на курке. Мягкий хлопок и уже привычная отдача; площадка перед воротами погрузилась во тьму. Я услышала, как часовые с испугу вскинули оружие и принялись грязно ругаться.
– Тихо, Додо. Они еще не знают, что здесь кто-то есть. Но если у этих парней имеется хотя бы капля мозгов, они пойдут проверить. Для успокоения совести, не более того.
Так и произошло. Единорог зашёл в сторожку, взял керосиновую лампу и направился в темноту, правда, не в нашу сторону.
– А что нам делать теперь? Джестер? Джестер?
Но Джестер рядом не было.
Мне оставалось наблюдать из своего укрытия, как единорог с лампой и ружьем наперевес напряжённо вглядывался в темноту. Земнопони же по-прежнему стоял в двух десятках шагов от него и докуривал сигарету. Но вот за его спиной возникла сумрачная фигура, а в следующий момент жеребец уже барахтался в цепких объятиях моей спутницы, пытаясь оттянуть от своего горла какую-то проволоку или верёвку. “Ой. Надеюсь, она его придушила не насмерть”.
Что Джестер действительно умела – это не тратить время зря. Не успел незадачливый земнопони исчезнуть из поля зрения, а она уже весело рысила по темноте в сторону единорога. Серая пони даже не думала скрываться. С собой у неё был любимый помповый гранатомёт, и это не предвещало ничего хорошего.
Добежав вприпрыжку до мусорщика, Джестер окликнула его в голос. Тот хотел было обернуться, но оказалось слишком поздно: цельный деревянный приклад с размаху прилетел часовому прямо в висок, словно клюшка для гольфа. Удар был такой силы, что единорог, выпустив из телекинеза и лампу и ружьё, отлетел в сторону, и больше признаков жизни не подавал. “Мда, у меня бы так не получилось”.
– Додо, обыщи-ка этого, а я осмотрю того, что за углом.
Верно. Я уже провела достаточно времени на Пустоши, и идея обчистить поверженного врага не казалась такой уж и дикой. На всякий случай я приложила ухо к груди единорога: он был живой, просто в отключке. “Ай да Джестер, ай да умница!”
Бинты, патроны, горстка монет, ингалятор с какой-то гадостью и даже пара динамитных шашек перекочевали ко мне. “Вот уж взрывчатку я точно отдам своей спутнице при первой возможности”. Осмотрев ружьё и оценив его состояние как “очень плохое”, я набила его ствол мёрзлой землёй, и зашвырнула оружие как можно дальше в темноту. Пусть нашему другу будет чем заняться, если вдруг он решит прийти в себя.
– Додо! – Я вздрогнула от неожиданности. – Готова идти?
– Ммм, не совсем, – пожалуй, оставить его здесь просто так будет не очень удачной идеей. – Джестер, веревка есть?
– Хм. Найдется. – Она протянула мне обрывок какой-то не то толстой веревки, не то тонкого каната, и с интересом наблюдала, как я стреножила единорога, завязав его передние копыта сзади за спиной. Теперь зубы ему не помогут, а пользоваться телекинезом вслепую умеет не каждый. Впрочем, даже если он выпутается, это уже отличная тренировка для меня.
– Жеребенок! Кажется, я не знаю о тебе многих интересных вещей? – сказала она и многозначительно подмигнула. Но на этот раз Джестер не удалось меня обмануть: за её сальной шуткой я услышала явное одобрение.
Мы выдвинулись к главным воротам, оставив двоих неудачников дёргаться в своих путах. На противоположной стороне площадки я разглядела силуэт огромной землеройной машины. Она стояла прямо на склоне, опасно нависая над одним из бараков. Вероятно, грунт осыпался при взрыве, а может просто от времени. Исполинский экскаватор стоял с поднятым вверх ковшом, словно посылая мне какой-то дьявольский привет своей когтистой лапой. Я сглотнула и помахала ему копытом в ответ. Пора было снова спускаться под землю.

~ ~ ~

Заметка: следующий уровень (8)
Новая способность: Тишина и спокойствие. Если вы подкрались к врагу незаметно, он в вашей полной власти. Вы получаете 100% шанс оглушения или убийства ничего не подозревающего противника.

0


Вы здесь » ГОРОД АНГЕЛА » Новый форум » Fallout: Equestria - Ископаемое


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно