охотится за сокровищами древних времён.
С каждой новой главой повествование становились всё более сбивчивыми и непоследовательным. По-сути, последние главы книги описывали те методы и приёмы, которые по мнению пегаски должны были помочь в поиске следов цивилизации Хорсов. Йерлинг предлагала не только исследовать древние источники на предмет наличия в них тех или иных фактов; она считала, что необходимо домысливать недосказанное, искать шифры и тайные послания в сакральных текстах, в архитектуре и в ландшафте. Учёная искренне верила в то, что Старшие Братья оставляли знаки, доступные лишь избранным, и что благодаря этим знакам можно вычислить, где спрятаны те или иные легендарные предметы. Она считала, что существуют даже тайные организации Хранителей, которые оберегают эти артефакты и поддерживают секретные шифры в течение тысячелетий.
Так, например, в одной из глав пегаска рассуждала на тему газетных статей: что, возможно, тайные послания Хранителей регулярно печатаются в тех или иных заметках или объявлениях, вот только буквы в таких сообщениях расположены согласно определённому рисунку – тому самому секретному шифру, который знают лишь сами Хранители. И год за годом этот рисунок остаётся неизменным; весь же остальной текст значения не имеет и подбирается с одной лишь целью: скрыть послание от посторонних глаз.
Всё это выглядело безусловно увлекательно, но уже отдавало некоторой неадекватностью. И это ещё мягко сказано: не сомневаюсь, что домыслы подобного рода очень хорошо смотрелись бы в приключенческих романах, вот только к реальной жизни они имели слабое отношение. Да, А.К. Йерлинг была талантливой писательницей, и я была яростной поклонницей её книг, но, судя по тому, что я сейчас читала, она явно стремилась отождествить Дэрин Ду – плод своего воображения и саму себя – обычного археолога, пусть очень способного, но непризнанного. И так получилось, что не имея возможности изменить мир вокруг себя, она стала постепенно его выдумывать, смешивая реальность и собственные фантазии!
Когда я закончила чтение “Кодекса”, за окном уже светало. Мои несчастные глаза отчаянно молили о пощаде, так что натянув одеяло по самые уши, я ворочалась с боку на бок, но долгожданный сон так и не шёл. Все мои мысли занимала та загадочная Катастрофа, которая по версии А.К. Йерлинг смела цивилизацию Хорсов подобно Великому Кааджуссу из мифологии мустангов.
Пегаска могла не знать про Перо Тау, но при этом всю свою жизнь она искала следы древней цивилизации, этим пером уничтоженной. Предположения учёной идеально дополняли ту легенду, о которой я узнала ранее. Очень легко было допустить, что проклятый народ из манускрипта – это Хорсы, а легендарное Перо, проявление Божественного Гнева – огромный метеорит, некогда столкнувшийся с нашей планетой и положивший начало великому циклу смены времён года. Тогда само Проклятие Тау могло быть следствием какого-то сильного излучения. Во всяком случае, неизвестный недуг, поразивший племя Хорсов по своим симптомам очень напоминал острую лучевую болезнь. Теперь нужно было понять, зачем Перо понадобилось Анклаву. Но для таких сложных мыслей в моей голове места уже не осталось.
* * *
Наутро следы вчерашней злости на подругу исчезли сами собой. Точнее, так: я по-прежнему дулась на полосатую пони, но, в то же время, сильно беспокоилась насчёт того, что из-за нашей вчерашней ссоры ей придётся нырять в ледяную воду. Хотя… если подумать, даже без учёта её провинности, лучшей кандидатуры на это дело попросту не было: мелкая, юркая – такая в любой иллюминатор пролезет. Да и как показал наш недавний заплыв по кристальным пещерам, под водой она чувствовала себя всяко увереннее меня и уж всяко лучше, чем Свити Бот на эту воду, гхм, реагировала.
Нда… Стоило мне вспомнить о той пикантной ситуации, как щёки зарумянились сами собой. Вот что это было: сбой программы, или же какая-то хитрая игра? Но тогда какая? Зачем ей было нужно так меня смущать? С какой целью?..
В любом случае, сейчас на эти вопросы у меня ответа не было: уж если Джестер так долго удавалось уходить от прямых ответов и не быть уличённой во лжи, то что говорить о высокотехнологичном искусственном интеллекте, чьи эмоции контролируются не личными переживаниями, а сложными и тонко выверенными алгоритмами.
И всё равно, даже понимая всё это, я воспринимала Свити Бот полноценным живым существом. Вот и сейчас, когда она укладывала на салазки нехитрое оборудование для наших подводных работ и при этом мурлыкала под нос какую-то забытую мелодию прошлого, я не могла избавиться от этого впечатления. Очень надеюсь, что в итоге мне это не выйдет боком…
Для того, чтобы вытащить Коко из самолёта, нам понадобился импровизированный водолазный костюм. К сожалению, даже у запасливой Свити не нашлось оборудования для дайвинга, так что всё пришлось выдумывать буквально на ходу. Вот уж чего в военной Эквестрии было в избытке – так это средств защиты. Так что найти костюм химической защиты оказалось довольно просто. Оставалось лишь над ним немного поколдовать.
Учитывая то, что раньше костюм принадлежал Свити Белль, он висел на Джестер словно мешок. Впрочем, это было даже хорошо: для длительной работы в ледяной воде моей подруге требовалась прослойка нагретого воздуха внутри костюма, однако её собственного тепла явно было недостаточно. Чтобы быть уверенной наверняка, я потянулась к коробке с многоразовыми солевыми грелками. Никогда раньше не встречала таких хитрых штуковин. Каждая грелка переставляла собой герметичный пластиковый пакет, нагревающийся до температуры в 50 градусов! Химическая реакция, в ходе которой выделялось тепло, запускалась простым нажатием на корпус грелки.
“Теперь Джестер не должна замёрзнуть”.
Кое-как запихнув несколько грелок внутрь костюма, я немного успокоила свою совесть: да, Джестер всё ещё предстояло заслужить моё прощение, но мне совершенно не хотелось, чтобы в процессе она заработала воспаление лёгких. Теперь оставалось решить проблему с дыханием, которая после пережитого кошмара в герметичной капсуле беспокоила меня больше всего. К счастью для всех нас, химкостюм оказался приспособлен для работы с изолирующим противогазом, поэтому мы просто нарастили шланг, замотав соединение клейкой лентой. Воздух с поверхности было решено подавать обычным бытовым насосом для надувных матрасов.
После всех модификаций ярко-жёлтый химкостюм, в который мы облачили Джестер, стал напоминать скафандр какой-нибудь космопони из комикса. Особое сходство достигалось за счёт налобного фонаря – неизменного Лайтбрингера с прикрученным отражателем, прямоугольной нагрудной сумки с мощными отвёртками и накидными ключами и громоздкого заплечного рюкзака, набитого тяжёлыми камнями; последний всем своим видом напоминал реактивный ранец, но служил лишь для того, чтобы наш полосатый водолаз не вынырнул на поверхность раньше времени. Разумеется, застёжки рюкзака были устроены так, что в случае каких-либо проблем Джестер могла его мгновенно снять...
Чёрт возьми! Проверяя по несколько раз к ряду стыки трубок, лямки и крепления, я переволновалась настолько, что окончательно простила подругу и теперь молила всех известных мне Принцесс о том, что всё сработает, как надо. Наверное, инженеры, которые готовили пони к выходу в открытый космос чувствовали что-то подобное.
Пока мы вновь направлялись к злополучному озеру, я пересказала своим подругам всё то, о чём узнала из “Кодекса” Йерлинг. И если Свити Бот лишь деликатно указала на “недостаточность аргументов и доказательств”, то Джестер со свойственной ей прямотой записала Йерлинг в форменные шизофреники, причём, в довольно-таки непечатной форме. Я не стала убеждать её в обратном, поскольку сама уже не знала, чему в этой истории верить, а чему – нет.
В конце концов, в моих седельных сумках лежали страницы древнего манускрипта, косвенно указывающие на существование некоего могущественного божества и не менее могущественного артефакта, за которым теперь велась самая настоящая охота. Стали бы анклавовцы привлекать столь значительные ресурсы для поиска того, чего на самом деле никогда не существовало? Уверена, нет.
Кстати, об Анклаве. Конечно, после инцидента на “Эквестрии-8” большинству пегасов было не до нас, но вряд ли события этой ночи повлияют на работу полевых отрядов Эмеральд Грин. А раз так, времени оставалось крайне мало: если мы не заведём “Кааджусс”, то вынужденный простой здесь, на северо-западе снизит наши шансы добраться до Пера раньше “Наследия” до круглого нуля. Страшно подумать, что ждёт всех нас, если пегасы используют его в качестве начинки для какого-нибудь высокотехнологичного оружия. А уж после экскурсии в лаборатории “Эквестрии-8” я могла с уверенностью сказать, что именно так они и сделают.
Ярко-жёлтая ныряльщица заступила за край проруби и скрылась под водой.
– Удачи, Джестер, – прошептала я, глядя, как моток зелёного шланга становился всё меньше и меньше.
* * *
Зеркало воды разбилось, и у самого края проруби показался вытянутый серебристый цилиндр, обвитый толстыми трубками, а вслед за ним – и ярко-жёлтые ноги, крепко его сжимавшие.
Неужели, наша последняя надежда сдвинуть “Кааджусс” с места выглядела так… громоздко?
– Свити, а это точно наша Коко? На вид – какая-то деталь от двигателя. Ты только посмотри на все эти трубы.
Белоснежная пони прищурилась и через пару секунд сказала:
– Эти трубы – детали системы охлаждения. А перед нами – командный блок интерфейса пилотирования проекта 402. Я знаю эту модель. Та ещё сучка.
– Ээээ. Ты это серьёзно?
– Вполне. Способная, но капризная. Вот увидишь – она своей новой роли точно не обрадуется.
Длинная косичка проводов, с размаху шлёпнулась об лёд.
– Эй, на берегу! – прогудела Джестер сквозь шланг, уже выбираясь из проруби. – Принимайте ваше сокровище!
Избавив серую пони от её неудобного облачения, мы погрузили модуль на салазки и двинулись в обратный путь. И поскольку нам постоянно приходилось объезжать камни, ямки и прочие неровности рельефа доставка груза заняла никак не меньше часа. За это время Свити Бот успела в подробностях рассказать мне и про устройство самого модуля управления, и про некоторые особенности его работы.
Казавшийся монолитным железный корпус на самом деле состоял из нескольких отдельных блоков, каждый из которых отвечал за определённые задачи. Так, например, программная оболочка Коко – её “нулевая” личность – хранилась на специальном информационном кристалле, который в целях безопасности был защищён от повторной записи. Чтобы придать этой безликой основе хоть каплю индивидуальности, пилот мог воспользоваться стандартными библиотеками расположенными на твердотельном накопителе модуля. Там же хранилась и обновляемая база данных, которая при нынешних условиях становилась совершенно бесполезной.
Наконец, в задней части модуля – той самой, которая была оплетена трубами охлаждения – помещался центральный процессор, представлявший собой некое подобие искусственной нейронной сети. Эти электронные “мозги” уже демонстрировали отдельные способности к самоорганизации и обучению, но всё еще были ограничены двоичным кодом. Собственно, их ресурс и предполагалось использовать для управления двигателем “Кааджуса”.
Честно говоря, я с трудом вникала в объяснения своей подруги, и многое из того, что было сказано минутой ранее почти сразу же вылетало у меня из головы. В итоге, из всей этой лекции я поняла одно: Коко являлась неполноценным искусственным интеллектом, и до способностей Свити Бот ей было очень далеко. Там, где Свити могла в буквальном смысле думать собственной головой, Коко лишь оперировала заранее заложенными в неё данными. Если так подумать, мне следовало благодарить судьбу за то, что сценарий аварийной посадки самолёта её разработчики продумали до мелочей.
Помимо ограниченности в свободе действий, у модуля управления проекта 402 имелась и другая неприятная особенность: его программная оболочка была намертво привязана к той технике, с которой она работала, и речь здесь шла не о линейке летательных аппаратов типа “Облачный разбойник”, а о каждой конкретной боевой единице. Разумеется, сделано это было нарочно, чтобы при списании любого такого самолёта дорогостоящий модуль приобретался военными заново. Как пояснила Свити Бот, это была типичная политика частных компаний, выполнявших заказы Министерства Военных Технологий.
Но, на всякую хитрость, как известно, найдётся хитрость получше. Так и в случае с проектом 402 жадность производителя бортовых компьютеров очень быстро напоролась на не меньшую жадность со стороны военно-промышленного комплекса. Подключив необходимые ресурсы, военные без особого труда разработали программу взлома таких бортовых компьютеров, тем самым сэкономив себе кучу денег, времени и нервов.
Несмотря на то, что проект 402 в конечном итоге был признан неудачным, разработка модулей искусственного интеллекта велась в течение всей Войны. И в этом был свой резон: помимо того, что программы, подобные Коко, предоставляли удобный голографический интерфейс, они отслеживали огромный поток входящих данных и, при необходимости, задействовали те или иные защитные устройства ещё до того, как пилот успевал принять решение.
На каждый боеприпас была своя обманка, а на эту обманку тут же придумывалась какая-нибудь противо-обманка и так до бесконечности. Свити рассказывала, что под самый конец Войны оружие было напичкано различной хитроумной электроникой настолько, что сами поражающие части казались случайно прикрученными атавизмами. К сожалению, а может, и к счастью, большая часть этого цифрового великолепия погибла в электромагнитных бурях Последних Дней, и до нас дошла лишь самая дебелая и кондовая техника. В этом смысле Коко была ископаемым ничуть не хуже пресловутого Пера Тау. А вот каким образом в этих условиях удалось выжить Свити Бот, я спрашивать не стала: вряд ли ей хотелось вспоминать об этом.
Так, за разговорами мы вернулись в особняк, и Свити приступила к своему цифровому колдовству. Оказалось, что модуль пилотирования имел среди прочих разъёмов и несколько универсальных – это позволило подключить его к “Колыбели” напрямую. Думаю, не надо говорить, что я сгорала от любопытства? Вся доступная электроника в Стойле была устроена довольно примитивно, а до мейнфреймов меня, разумеется, не допускали и, похоже, правильно делали.
Как только Джестер прикатила с кухни столик с разнообразной снедью, Свити надела за ухо свой серебристый разъем-подвеску и запустила “Колыбель”. На одном из мониторов тут же появилась замысловатая заставка, сложенная из объёмных геометрических фигур, но я не успела её как следует разглядеть, поскольку обзор заслонила Джестер.
– Ну как там наш больной? Дышит?
– Да погоди ты, – шикнула на неё я. – Cистема ещё только грузится.
Словно в подтверждение моих слов на втором мониторе появилась оболочка диспетчера файлов, и сразу поверх неё всплыла табличка: “Обнаружено неизвестное периферийное устройство. Ведётся поиск соответствия…”
– А, вона как, – задумчиво проронила Джестер и уселась вплотную к монитору. По всему было видно, что серая пони заинтересована в починке модуля даже больше нашего. Неужели после сегодняшних подводных работ у моей подруги наконец-то проснулась совесть? Хотя вряд ли: скорее всего, ей просто надоело сидеть на одном месте. Но как бы то ни было, мы с ней худо бедно помирились и даже таскали печенье из одной тарелки.
Пока система “Колыбели” диагностировала состояние модуля, Свити развлекала нас рассказами о чудесах древней электроники, тонкой, сложной, высокопроизводительной и в то же время капризной, как свежий лёд на поверхности воды: чуть дотронешься – и сломается… Уверена, о таких вещах единорожка могла говорить часами, впрочем, как и я – слушать.
Так, например, выяснилось, что устройство-подвеска, украшавшее сейчас голову экиноида, передавало данные только со стороны пользователя. Обратная связь же была невозможна чисто на физическом уровне, и поэтому Свити приходилось следить за своими действиями по старинке – через мониторы. Не слишком удобно, но зато безопасно: отсутствие обратной связи являлось самой эффективной защитой от от любой вредоносной программы, которая могла содержаться на внешнем носителе. “Колыбель” же защищать было не нужно, поскольку её мейнфрейм умел создавать изолированную “виртуальную машину”– этакий воображаемый компьютер в компьютере, из которого, как из клетки, вредоносная программа вырваться уже не могла. В случае возникновения серьёзной проблемы, такой виртуальный компьютер просто удалялся и на его месте создавался новый.
Где-то на грани ума забрезжила мысль о том, что будет, если попробовать создать бесконечную цепочку вложенных друг в друга компьютеров, но обдумать её как следует я не успела: успешно завершив все этапы диагностики, “Колыбель”, наконец, смогла открыть доступ к внутренней памяти Коко. Привычным, лёгким жестом Свити переключила какой-то тумблер на корпусе Коко и принялась за работу. При этом она продолжала что-то рассказывать, но я её не слушала: всё моё внимание было приковано к двум плоским мониторам, между которыми легко и непринуждённо скользил квадратный курсор, перетаскивались какие-то панели, возникали и исчезали совершенно незнакомые мне элементы управления.
Сказать, что я была поражена – значит ничего не сказать. Ещё бы! Я слишком привыкла к компьютерной технике из Стойла: к примитивным терминалам с их чёрно-зелёными выпуклыми экранами, громоздкими клавиатурами и вездесущей командной строкой, а также к чуть более сложным ПипБакам, для которых верхом пижонства считалось наличие простенького файлового менеджера в две колонки и механического колёсика для быстрого перелистывания электронных документов. Здесь же перед моими глазами предстала совершенно иная картина: полноцветное рабочее пространство с кучей непонятных пиктограммок и панели с файлами, которые не были закреплены по краям экрана и поэтому совершенно свободно перемещались, накладываясь друг на друга так, словно они находились в трёхмерном пространстве. При необходимости можно было изменить размер такой панели и даже сделать её полупрозрачной!
От обилия геометрических фигур с непривычки зарябило в глазах. Но несмотря на то, что всевозможные украшательства вроде псевдообъёмных кнопок, всплывающих табличек, изображавших металлические поверхности и даже теней, отбрасываемых контекстными меню были мне в новинку, больше всего меня поразило не это. Операционная система “Колыбели” оказалась многозадачной! В отличие от моего ПипБака, на котором от силы можно было одновременно слушать радио и читать какой-нибудь текст, “Колыбель” без каких-либо проблем держала в своей памяти не два-три, а несколько десятков процессов! Причём, довольно сложных, в чём я воочию убедилась, когда Свити запустила резервное копирование данных с накопителей Коко – как она пояснила, на случай непредвиденных обстоятельств. По подсчётам системного таймера, вся процедура должна была занять около 7 минут. М-да... Похоже, единорожка оказалась ещё большей перестраховщицей, чем я.
Чтобы мы совсем не скисли со скуки, Свити запустила ещё одну программу, предназначенную… для компьютерного рисования! И за каких-то пять минут изобразила на виртуальном холсте не какой-нибудь простенький домик с деревцем, как меня пробовали учить в начальной школе, а парный портрет – меня и Джестер. Причём, за всё время рисования она ни разу не обернулась в нашу сторону!
Получившийся результат смог пронять даже серую пони: поставив на поднос давно остывшую чашку чая, которую она всё это время сжимала в копытах, Джестер отошла от экрана на пару метров.
– Во дела! Как живые, – наконец, выдохнула она из себя. – Только... это самое, можешь шапку убрать?
Услышав это, я отчаянно замахала копытами, вопя, что мол, Джестер без шапки – уже не Джестер. Неизвестно, чем бы закончился этот спор, но поверх наших улыбающихся физиономий всплыла табличка: “Архивация данных успешно завершена”.
К моему великому сожалению, Свити закрыла рисовальную программу так и не сохранив полученный результат. Затем она вызвала служебный каталог, так и пестревший многочисленными значками, и, ни секунды не медля, выбрала среди них нужный.
После всего увиденного безликая серая панель с простыми прямоугольными кнопками и надписью “Собственность М.В.Т.” показалась мне приветом из далёкого прошлого. Особую мрачность панели придавал текст, суливший каждому, кто незаконно воспользуется программой до 3-х лет лишения свободы.
Погасив назойливое предупреждение, Свити поочерёдно нажала кнопки “Соединиться” и “Старт”, затем удовлетворённо хмыкнула и сняла с уха проводок интерфейса.
– Ну, вот. Пускай работает. На подбор ключа “Колыбели” потребуется около получаса.
– Как, и это всё? – разочарованно спросила я, глядя на чёрно-белую шкалу прогресса, заполненную лишь на два процента.
– А что ты ожидала?
– Какие-нибудь бегущие строки кода и замысловатые команды. Это же программа для взлома военной техники, а не какой-нибудь файловый менеджер из офиса!
– Боюсь, тебя огорчить, Додо, но выводить исполняемый код на экран совершенно ни к чему: это будет чудовищно замедлять работу. Да и что даст пользователю такое шоу, кроме эстетического наслаждения?
– Его и даст!
Лично я любила наблюдать за тем, как работает мой терминал. Все эти бесчисленные строки из букв и цифр вызывали какое-то странное чувство единения с машиной. Не такое, как недавнее “слияние”, нет. Скорее, что-то вроде сопереживания, если можно так выразиться…
Какое-то время мы сидели молча. Свити Бот просто смотрела в одну точку, я же время от времени поглядывала на монитор, где неспешно ползла шкала прогресса. Наконец, я поймала себя на мысли, что умудрилась не спросить экиноида о самом главном!
– Свити, а что конкретно делает эта программа взлома?
Единорожка с готовностью повернулась в мою сторону:
– Отучает нашу Коко от привычки задавать лишние вопросы. Для этого она должна подменить файл лицензионной библиотеки своим собственным, практически неотличимым “файлом-обманкой”, в котором привязка операционной системы к конкретному транспортному средству попросту отсутствует. Правда, тут есть одна проблема: для успешной замены любой встроенной библиотеки требуется подтверждение в виде лицензионного ключа. И для каждой копии операционной системы он свой. Беда в том, что защита модуля устроена так, что выудить этот ключ намного сложнее, чем подобрать его, поэтому сейчас программа взлома работает по так называемому методу “грубой силы”. Это значит, что она будет перебирать все возможные комбинации до тех пор, пока не доберётся до искомого значения. А поскольку длина ключа составляет целых девять знаков, процесс этот требует очень больших мощностей. К счастью, они у нас имеются. Могу сказать точно: даже на узловом мейнфрейме любого из Стойл общей серии подобная операция заняла бы около недели. “Колыбель” же, за секунду подбирает свыше 500 000 комбинаций, и уже совсем скоро… О, надо же! Кажется, готово.
Я пододвинулась поближе и действительно увидела табличку в центре экрана: “Код подтверждения – 398 116 208. Приступить к замене файла? Да/Нет”.
– Свити, а можно мне? – спросила я, указывая на блестящую подвеску с тонким витым проводом.
– Почему бы и нет?
Единорожка помогла мне нацепить устройство, и уже очень скоро я постигала азы работы с “Колыбелью”. Поначалу было достаточно сложно направить непослушный курсор в нужную мне сторону: он то проскакивал мимо, то вовсе не двигался с места – всё-таки, управление компьютером посредством силы мысли было мне в новинку. Однако, после того, как я догадалась сконцентрировать свой взгляд на тех кнопках, которые мне нужно было нажать, дело пошло быстрее. В итоге я не только подтвердила окончание предыдущей операции, но и вызвала экранную клавиатуру, при помощи которой вбила лицензионный ключ. В этот раз шкала прогресса заполнилась меньше, чем за минуту, и поверх экрана всплыла табличка, сообщившая об успешной замене ключа. К слову, табличка эта была жизнерадостного травянисто-зелёного цвета, чего от военных, наградивших свою программу поистине замогильным оформлением, я ну никак не ожидала.
– Кажется, всё, да? – спросила я у Свити Бот и потянулась к ушному креплению подвески.
– Ага, готово, – с этими словами Свити принялась отсоединять провода, шедшие от модуля к “Колыбели”. – Правда, есть небольшая вероятность, что после такого вмешательства Коко будет слегка “глючить”, но нам же не военными самолётами управлять, верно?
– Угу, – кивнула я в задумчивости. Наступил мой черёд колдовать над этим чудом техники, а именно – найти способ подсоединить модуль пилотирования проекта 402 к совершенно не приспособленному для этого транспортному средству…
* * *
– Джестер, заводи!
Корпус колёсного монстра содрогнулся, и его мощный дизель затарахтел, заполняя пещеру сизым дымом выхлопа.
“Ох, ну и вонища...” – просто не верилось, что наряду со спарк-двигателями довоенные пони могли использовать вот это!
Рядом со стрелкой спидометра загорелась и часто замигала жёлтая лампочка, а вслед за ней осветилась и вся приборная панель, буквально испещрённая кнопками и рычажками неизвестного назначения. Подозреваю, что большинство из них относились к военному прошлому “Великого Кааджусса”. Так или иначе, больше всего меня интересовала узкая стеклянная полоса, встроенная в панель ровно по центру, поскольку на ней бегущей строкой сообщалось:
“Загружается операционная система “Копилот 1.6”. Идёт инициализация”.
Теперь оставалось лишь достучаться до Коко, если, конечно, та была ещё “жива”.
Бегущая строка пошла уже по третьему кругу, а блок так и не отзывался. Но учитывая то, что полдня ушло только на перепайку его разъёмов, я была готова ждать сколь угодно долго.
Откинувшись на спинку сиденья, я и не заметила, как упёрлась боком в одну из труб, опоясывавших корпус Коко.
“Ай!”
До недавнего времени в кабине грузовика было довольно просторно: в передней её части помещались два удобных кресла – водительское и пассажирское, сзади же располагался мягкий трёхместный диван, который вполне мог заменить собой полноценную кровать. Но чтобы не занимать спальное место понапрасну, многострадальный блок пилотирования было решено установить в проходе между передними сиденьями. Так что иногда мне было проще вылезти из одной двери и забраться через другую, чем перелезать через высокий железный ящик, к тому же, опутанный многочисленными проводами.
“Ну, давай же!” – прошло уже минут пять, а индикатор с бегущей строкой по-прежнему сообщал о том, что система грузится. И, к сожалению, у меня были все основания для беспокойства. Ещё когда мы втаскивали Коко в кабину, Свити обнаружила в нижней части её корпуса грубый сварной шов – свидетельство того, что блок ранее подвергался какому-то вмешательству. Наличие сторонней модификации уже не давало гарантии, что всё заработает как надо, но мы были не в магазине, так что выбирать нам не приходилось.
“Семь с половиной минут…”
Я уже собиралась перезагрузить напрочь зависший блок, но бегущая строка вдруг сменилась статичной надписью:
“Подключить бортовые телекамеры? Д/Н?”
Поскольку модуль пилотирования проекта 402 не имел ни клавиатуры, ни даже простой кнопки подтверждения действий, я ответила на этот вопрос голосом, как привыкла при работе с “Фениксом”. И как только это произошло, перед самым моим носом отъехала шторка, за которой скрывался объектив телекамеры; от неожиданности я резко подалась назад. Глазок камеры начал вращаться в своей выемке, словно изучая пространство кабины, а на панели бегущей строкой высветилось: “Подключите шлейф, промаркированный как “kwk-a4” к серийному порту своего ПипБака”.
Это уже было лучше, чем ничего.
Кое-как отыскав в толстом жгуте проводов требуемый разъём, я подсоединила его к ПипБаку: экран устройства подёрнулся рябью, и на меня уставилось... лицо пони!
От неожиданности я ойкнула. Вот уж не думала, что у компьютерной программы может быть собственный облик, тем более – такой экзотический. Отображенное “в три четверти” лицо цифровой кобылки, в представлении крупнозернистого восьмицветного экранчика ПипБака выглядело неестественно бледным и угловатым, однако, невероятно выразительным. Причина этого крылась в подчёркнутой асимметрии её причёски: если правая половина головы Коко была выбрита наголо, и я легко различала татуировку в виде дорожек печатных плат у неё на скуле, то всю левую половину, прикрывала своеобразная “грива”, составленная, судя по всему, из нескольких металлических сегментов. Довершали этот странный образ её глаза – две немигающих точки насыщенного розового цвета, которые начисто разрушали последнее сходство Коко с живым существом. Словно этого было мало, картинка, передаваемая через намокший разъем в старое, как мир, устройство, разъехалась: синий и красный каналы расползлись в стороны, так что вокруг лица Коко образовался своеобразный двухцветный ореол.
“Интересно, эти изъяны в передаче изображения вызваны нашим жёстким приземлением, или же дело в той процедуре взлома? А может, всему виной попавшая в электронику ледяная вода?..”
Из динамика раздался знакомый детский голос:
– Привет, Додо! – было очень странно слышать этот голос из маленького динамика ПипБака, а не вокруг себя, как раньше. – Как тебе мой внешний вид, Додо. Я сама его разработала!
– Вот как? – спросила я с недоверием. Неужели у Коко, которую Свити описывала, как довольно ущербную программу, были способности к творчеству?
– Я скомпилировала его из имевшихся вариантов.
“Ах вот оно что”.
– Ну так как тебе? – повторила кобылка, изобразив нетерпение.
– Весьма… мило. Рада тебя видеть, Коко, – я неловко улыбнулась. – Как ты себя чувствуешь? Справишься с этой техникой?
– Куда ты меня запихнула, Додо? Последний раз я работала с четырьмя звездообразными двигателями, а здесь стоит рядная восьмёрка! Да ещё и дизельная! – механистичная физиономия Коко изобразила некоторое подобие негодования. – Я уже не говорю о высокой вероятности незаконных манипуляций с файлом ключа, с которыми, к сожалению, я ничего не могу сделать!
Я покосилась на шибко говорливый аватар.
– Если тебе не нравится твой файл ключа, я могу вернуть тебя обратно на дно озера. Будешь лежать там до скончания времен. А этот двигатель ничем принципиально не отличается от твоего самолёта. Всё, что от тебя требуется – это вовремя подавать топливо. Здесь даже за зажиганием следить не нужно!
Всё-таки мимика у Коко практически отсутствовала. Спасибо на том, что она хотя бы шевелилась на экране.
– Мне придется провести полною перекалибровку всех датчиков.
Если она пыталась воздействовать на мою совесть, то выбрала неправильный метод.
– Тоже мне трагедия. Я слишком хорошо изучила инструкцию, чтобы вестись на твоё нытьё, Коко. Калибруй!
* * *
– Джестер, расскажи мне про них.
Я уже привыкла к звуку дизеля – из оглушительного рева он превратился в приятный, уютный фон. Так привыкаешь к гудению люминесцентных ламп под потолком у себя на рабочем месте. Дорога, изрядно побитая временем, исчезала под днищем нашей машины, но огромные колёса без особых проблем проглатывали ямы.
– Про кого?
– Ну, про ту банду, с которой ты ездила.
Джестер вела “Кааджусс”, глядя перед собой. Мы никогда раньше не разговаривали о прошлом. С самого начала я приняла это как условия игры, и до сих пор меня это устраивало. Но теперь, когда тени прошлого коснулись меня непосредственно, я решила, что в наказание Джестер придется нарушить наш негласный договор. Конечно, серая пони могла соврать, но вряд ли она бы стала это делать, если ей и дальше хотелось путешествовать со мной.
Джестер задумалась, как всегда задумываешься, когда тебя в лоб просят рассказать историю, подробности которой ты и сам давно подзабыл.
– Как я уже говорила, это были работорговцы. Но не какие-нибудь облезлые, полоумные бандиты, жаждущие твоих страданий, а весьма интересные по своей природе ребята. Я бы даже назвала их цивилизованными. Ну, по крайней мере, они всегда аккуратно одевались и не сыпали дешёвой руганью через слово. И всё бы ничего, вот только одевались они уж слишком аккуратно. Понятия не имею, где они достали те костюмы… Но на вид совершенно точно довоенные. Может, знаешь – все эти жабо, дублеты с лилиями... Со стороны посмотришь – так можно принять за бал-маскарад вампиров из Ночного Замка. Видать, разграбили какую-то усадьбу, вот и понатащили всякого барахла. Думаю, это была идея их главаря – молодого такого парня. Он мой ровесник, если не младше… Знаешь, он мне даже нравился. Черноволосый, образованный, уверенный в том, что и зачем он делает…
Джестер замолчала, с головой уйдя в воспоминания, а я переваривала уже сказанное. Мне ещё не приходилось слышать от своей подруги, чтобы кто-то мог ей... нравиться. Впрочем, я не знала точно, в каком смысле она употребила это слово. Но Джестер продолжила говорить еще раньше, чем я успела прийти к каким-либо выводам.
– Поначалу весь этот маскарад показался мне ужасно нелепым, но потом я стала понимать, в чем тут смысл: если хочешь создать порядок в умах, сперва нужно создать порядок в облике. Зрелище, конечно, было то ещё. Особенно если учесть, что по дорогам эти парни передвигались в кожаных плащах и куртках, верхом на вездеходах, переделанных из гражданских мотоциклов. Они ставили широкие арочные колёса на тяжёлую мототехнику, что, несмотря на странный вид, придавало ей умопомрачительную мобильность и проходимость. Флагманом же этого самодельного флота, был экспериментальный тягач – “Великий Кааджусс”. Именно ему была отведена роль передвижной тюрьмы для рабов.
Я вздрогнула и заёрзала в кресле. Не то чтобы мысли о работорговле бросали меня в истерику, но я не могла избавиться от неуютного ощущения, что прошлое этой машины пропитало отделку её салона подобно застарелой грязи.
– Эти бравые ребята в странных одеждах. Они торговали живым товаром, да. Но они никогда не портили свой товар – никого не насиловали и не уродовали, как минимум. Сложно поверить, но они и пили-то в меру... Короче говоря, через старомодные одежды и несколько странную тягу к эстетике этот парень стремился создать свою собственную цивилизацию в Пустоши. И, самое интересное, у него были к этому все шансы. По мере того, как слава о необычных работорговцах распространялась по Пустоши, всё больше и больше одиночек изъявляли желание к ним присоединиться. Разумеется, брали не всех. Да и не многие оставались надолго, поскольку был у этой системы и свой изъян.
Джестер ухмыльнулась, явно ожидая вопроса, и я его задала:
– И какой же?
– Они не имели дел с женским полом. Считалось, что “самки” вредят дисциплине и вообще мешают общему делу.
От удивления я чуть не подавилась сухарями, которые грызла всю дорогу. В голову сразу полезли… странные мысли.
– Как же их цивилизация собиралась… э… выживать?
Внезапно Джестер расхохоталась.
– Вот! То-то и оно. Я тоже сначала думала, что они… из этих! Я даже была в этом уверена! Но не всё оказалось так просто. В конце концов, выяснилось, что далеко не каждый хотел посвятить свою жизнь одному только делу, каким бы замечательным оно ни было. Многие примкнули к этой шайке именно в поисках стабильной, мирной жизни. А это дом, семья – сама знаешь. Понял это и главный. А когда понял, то придумал очень интересное решение проблемы: предложил всем желающим взять себе по “самке” из числа добычи в личное владение – на правах рабынь. Ну, а дальше каждый был волен поступать с ними кто как захочет. Отличное решение, не находишь? Вроде и семью можно создать, и статус кво более-менее сохраняется.
– Да уж, – хмыкнула я, переварив услышанное. – Полагаю, многие согласились?
– Разумеется. Среди женской половины рабов началась настоящая война за право стать собственностью одного из бандитов: по сравнению с возможным будущим на чужбине, условия работорговцев были, можно сказать, сказочными. Ведь за всё время никто не видел, чтобы рабов били или унижали. Мало кому приходило в голову, что они были товаром, чей вид нельзя было портить.
Что-то в этой истории упорно не увязывалось.
– Погоди-ка, – перебила я полосатую пони. – Но ведь ты сказала, что была одной из них? Как же так вышло, если по твоим же словам они не имели дел с женским полом? Или ты... выдавала себя за жеребца?
Джестер улыбнулась шутке, но потом улыбка вдруг сошла с её лица, а брови нахмурились. Полузебра очень внимательно посмотрела на меня и совершенно серьезно произнесла:
– Я была одной из их рабынь.
* * *
Участь Джестер явно была незавидной. Вроде как, в этом странном социуме никто не страдал национализмом по отношению к зебрам – идейных сумасшедших, пытавшихся оживить конфликт двухсотлетней давности, работорговцы отсеивали сразу – но рано или поздно стало бы ясно, что Джестер – бесплодный гибрид. И такой она уже была бы никому не нужна.
Любая другая на её месте, наверное, смирилась бы, и покорно ждала своей судьбы, но только не Джестер. День за днём усыпляя бдительность надзирателей, серая пони готовила побег. Но просто сбежать от своих хозяев ей было не интересно! Оценив настрой зарождающегося социума, Джестер решила несколько ускорить процесс. Так жертвой её вероломных копыт и стал основной инструмент работы бандитов – “Великий Кааджус”. По коварному замыслу серой пони, поломка этого колёсного монстра должна была подтолкнуть работорговцев к, так скажем, вынужденному переходу от разбойно-кочевого образа жизни к оседлому. Тем самым, Джестер могла бы хоть немного обезопасить Пустошь и, быть может, даже создать новый очаг какой-никакой, но всё же цивилизации.
Всё-таки изощрённость ума моей подруги поражала воображение: она исполнила свой коварный замысел лишь после того, как убедилась, что “Кааджусс” остановился в местности с водой и землёй, хотя бы как-то пригодной для ведения хозяйства. Конечно, Джестер прекрасно оценивала шансы и понимала, что бандитам ничего не помешает найти себе другой транспорт, но полосатая пони особо ничего не планировала и не замышляла: ей нужно было лишь смешать карты, сбросить переменные в уравнении, одним словом – навести хаос и посмотреть на результат. В этом и была вся Джестер.
– Вот, в общем-то, и вся история. Разумеется, я никак не могла предположить, что встречу эту громадину здесь, на северо-западе. Видать, у нашей механической шпионки действительно большая сеть агентов. Намного больше, чем мы думаем, а?
Я вздохнула: слова серой пони вторили моим мыслям.
– Да, Джестер… Я смотрю, здесь у всех достаточно секретов. Может быть, однажды вы посчитаете меня достойной узнать их все.
Серая пони посмотрела на меня, удивлённо вскинув брови.
– Ну так это же на самом деле очень просто, жеребёнок! Достаточно просто спросить! Что ты хочешь знать?
“Просто спросить”. Как будто это было так просто. Откуда я знаю, как она отреагирует на мой вопрос? Что, если я нечаянно задену её за живое, и она возьмёт да и отшутится, а потом и вовсе закроется в себе? Наверняка, даже у Джестер были какие-то вещи, о которых ей не хотелось распространяться. С другой стороны, я всегда считала, что любое откровение предполагает обмен. Мне же вовсе не хотелось кому-либо рассказывать о своей не самой весёлой жизни в Стойле. Ведь когда ты один на всех такой урод с крыльями, то каким бы милашкой ты ни был – всегда найдутся те, кто будут тебя ненавидеть. Такова наша природа.
Да и потом – действительно ли я хотела всё знать? Не выясню ли я что-нибудь такое, что сильно усложнит уже устоявшиеся отношения с друзьями? Ведь всего один факт из прошлой жизни Джестер стал поводом для дурацкой, нелепой ссоры...
Возможно, всё это было лишь моими собственными домыслами, но мне стоило неимоверных усилий, чтобы через них переступить. По лицу Джестер я видела, что она напряженно ждала моего вопроса. Наконец, я глубоко вдохнула, внутренне зажмурилась и выпалила:
– Ты… У тебя с ним что-то было?
На лице Джестер поочередно сменились непонимание, затем удивление, и наконец полу-зебра расхохоталась в голос.
* * *
