Глава единственная
Человек умирал. Он умирал медленно, испытывая ужасную боль, и этого было уже не отвратить.

“Словно расплата... Словно расплата за всё зло, которое я принёс в этот мир.”

Лихач, сбивший одинокого путника на трассе, уже давно скрылся за поворотом, а других водителей — и слышно не было. Лишь изредка доносилось грохотание поезда, проносящегося ниже по склону. Да и кому бы пришло в голову куда-то ехать в новогоднюю ночь?

— Я безумец... — Тихо прошептали немеющие губы.

Кому ещё, кроме как безумцу, пришла бы в голову идея отправиться пешком в соседний город по узкой горной дороге, извивающейся песчаной змеёй? И вот она, расплата за столь необдуманный шаг.

Где-то вдали, вселяя крохи надежды, раздался тихий гул мотора, нарастающий с каждой секундой. Словно пламя свечи разгорались слабые надежды человека, лежащего на обочине в луже собственной крови, частично запёкшейся, частично оледеневшей. Вместе с надеждой пришло и немного жизненных сил: совсем чуть-чуть, едва хватило на то чтобы поднять руку...

Поворот осветился электрическим светом, пропуская вперёд газельку жёлтого цвета. Автомобиль, весело шурша колёсами, подъехал к бедняге и... И неспешо скрылся за следующим поворотом, сбросив скорость ровно настолько, чтобы не вылететь с трассы.

Рука человека, облачённого в куртку и перчатки стандартного чёрного цвета, бессильно упала вниз, сопровождаемая вздохом отчаяния.

— Да будь ты проклят! Да чтоб тебя на рог Молестии насадили! Да чтоб... — Из последних сил кричал во тьму человек, обуреваемый яростью. Яростью слепой, безудержной, бесконтрольной. Но вот и она начала отступать, как прежде отступили холод и боль сломанных костей.

— Это судьба. Это просто такая жестокая судьба, — Со слезами прошептал путник. Путник, оставляемый последними каплями жизни.

Через какое-то время из-за поворота показалась неспешная копейка, освещая фарами безжизненное тело, лежащее на обочине дороги.

***

Картинка перед глазами медленно приходила в норму. Странно, я жив? В больнице? Нет, не похоже: в больницах нет неба. Равно как нет и солнца, травы, ветра, пони...

Видимо, я всё-таки скопытился или до сих пор, умирая, испытываю предсмертные галлюцинации. Так или иначе, я в раю. В настоящем раю , о котором когда-то мечтал при жизни.

Немного странно осознавать что жизни, как таковой, больше нет. Она вся в прошлом. Весь этот человеческий мир, полный злобы, жестокости и обмана... Нет, конечно, было в нём и добро, и счастье, и радость, но в сравнении с этим миром — небо и земля.

О боги, я в раю! И это прекрасно! Но... Но достоин ли я его? В голове предательски всплывают сцены с поняшами, жестоко убивающими друг-друга. Вот голова Пинки, отсечённая бронированным крылом, летит в сторону, оставляя за собой шлейф крови.

Я невольно содрогнулся от этой сцены. Ну и пусть она возникла под моим пером — всё равно вызывает в душе ужас и отвращение. А сколько подобных рассказов я написал? Не перечесть.

Медленно оглядев себя я вздохнул: всё то же окровавленное тело. Да и пони, похоже, меня увидеть не могут. Видимо, это и есть ответ. Я несу слишком много зла, чтобы стать чем-то большим, чем призрак. А может быть, это лишь перевалочный пункт, так сказать, демонстрация того что я потерял, встав на тёмную сторону.

С такими мыслями я медленно направился прочь. Куда угодно, лишь бы подальше от мира радости и дружбы. Надеюсь, что больше не смогу навредить им — ведь мысли тоже материальны.

— Тебе не понравилось, мой друг? — Мягко спросил царственный голос. Ну да, я уже и так знаю кто стоит за моей спиной. И, видимо, это моё наказание. Чистосердечное признание.

— Я недостоин, Принцесса Селестия, — Произнёс я, оборачиваясь на месте.
— Я принёс, принесу, слишком много зла и страданий всем тем, кто меня окружает. Я... — Слова застыли у меня в горле, таким добрым, всепонимающим, всепрощающим взглядом смотрела на меня Селестия. А ведь совсем недавно я во всех подробностях описывал её искалеченный труп, лежащий на полу дворца...

Словно о чём-то догадавшись, а быть может просто прочитав мои мысли, аликорн произнесла тоном, не терпящим возражений:

— Пойдём.

И вы знаете? Я пошёл. Медленно, но не отставая. Шаг в шаг, следуя за царственной особой. При этом я как-то не особо приглядывался к дороге, больше изучая следы под своим носом.

Быть может мы шли минуту, быть может час — не знаю. Но из мрачных размышлений меня вывел голос Принцессы:

— Скажи мне, светло ли тут?

— Да, ваше высочество, — Ответил я, оглядывая небольшую комнатку, залитую светом восковой свечи.

Тогда Селестия прошла к двери напротив, распахивая её. За дверью была комната без каких-либо источников света. Маленькой свечки за моей спиной едва-едва хватало на то, чтобы высветить тусклые контуры предметов. И всё же что-то ещё можно было разобрать.

— Скажи мне, темно ли тут? — Поинтересовалась Принцесса.

— Да, Принцесса.

— Значит, там свет, а здесь тьма, так?

— Всё верно, ваше высочество, — Ответил я, не понимая чего от меня хотят.

— Но что тогда тут? — Вновь спросила солнечная пони, распахивая следующую дверь.

Темно — хоть глаз выколи, ничего не разобрать. Я уже собирался что-то ответить, как вновь услышал мягкий голос:

— Я думаю, ты понял суть. А теперь скажи, в первой комнате, где ты стоишь, светло?

— Да...

В ту же секунду третья комната озарилась ослепительно-ярким дневным светом. Всё верно, теперь темнее всего здесь.

— Так что же было в первой комнате изначально? — Спросила Селестия.

— М-м... — Замявшись, словно студент на экзамене, протянул я.
— Наверное, полутень.

— А во второй?

Этот вопрос поставил меня в тупик.

— Полутень? — Неуверенно предположил я.

— А теперь давай уберём все полутона.

В ту же секунду мир вокруг изменился: больше не было ни красок, ни цветов, лишь чёрный и белый, вырисовывающие контуры предметов.

— А теперь давай уберём и чёрный, иначе говоря тьму, — Продолжила Принцесса.

— Но это же... Это же подобно слепоте! Как я тогда узнаю, что это и есть свет?

Все цвета и оттенки вернулись на места, но я не мог остановиться:

— Свет без тьмы не имеет смысла. Равно как и тьма без света. Одно заметно лишь до тех пор, пока есть второе...

— Добро пожаловать, мой маленький пони, — Улыбнулась аликорн единорогу, смотрящему на меня из зеркала.