Мельница
Не могу вспомнить, что именно привело меня в тот день на берег реки. Может быть хотелось пить, может быть хотелось покидать камешки в воду, может быть какой-то особой причины и не было вовсе. Кажется, будто копыто судьбы подтолкнуло меня тогда к кромке воды, но и в этом я могу только сомневаться.
Что бы ни было причиной, я пошла тогда к речному берегу. В конце концов, остальное уже не важно.
Я стояла рядом с бегущим потоком, наблюдая, как налетающая на камни вода образует шумящие пороги. Какая же красота сокрыта в этих порогах; достаточно сильные, чтобы утянуть с головой, при этом сохраняющие ту непостижимую элегантность, которой обладает вода. Неудивительно, что старая река всё так же манит к себе пони, рано или поздно сметаемых безжалостным потоком. Такая могучая и такая восхитительная. Я и по сей день, когда хожу вниз к реке, испытываю сильнейшее желание искупаться здесь. Глупое побуждение, но оно от этого не слабее.
Некоторое время я наблюдала вот так за проносящейся водой, пока не заметила отражение. Строгую линию леса нарушало нечто большое и деревянное: его нижняя половина ласкала поверхность воды, а верхняя щекотала кроны деревьев. Я подняла голову, не сомневаясь, что мне это просто пригрезилось, и увидела это огромное колесо. Сбегая по капризным порогам, вода накатывала на него, разбиваясь о мощный остов с как будто возросшей силой, толкала его, и колесо постепенно вращалось. Всё это зрелище сопровождал непрерывный, раздражающий скрип.
Я подошла ближе к колесу и заметила, что оно было частью большой каменной мельницы. Было заметно, что эта мельница заброшена уже многие годы. Камень, из которого она была построена, обветрился и порос мхом. Фасад украшало единственное косое окно — и то без стёкол — дверной проём лишился двери, да и петель тоже. Меня сложно было назвать знатоком архитектуры, но даже мой разум маленькой кобылки подсказывал, что постройка была очень старой. Разумеется, будучи мечтательной глупышкой, я также решила, что здание когда-то принадлежало храброму рыцарю в сияющих доспехах. Моё воображение тут же нарисовало богато украшенный интерьер. Черепа под потолком и шкуры на полу — трофеи, что добыл рыцарь, сражаясь с мантикорами, гоблинами и прочими чудовищами. Но реальность быстро развеяла мои фантазии. Единственными признаками жизни, прошлой и настоящей, была паутина по углам и мышиные гнёзда у стен.
И всё же, несмотря на почтенный возраст, мельница меня чем-то привлекла. Постройка всё ещё прекрасно выглядела и отлично держалась. Залатать дыры, вставить окна и двери — и тут снова можно жить. У меня уже был опыт ремонта в прошлом — чем я горжусь до сих пор, так это починкой старого дома на дереве, рядом с фермой моей семьи — и я всегда считала себя умелой в этом деле. Поэтому я решила — почему бы не попробовать? Попытка не пытка.
Вот так всё и началось. Решение, принятое по прихоти, без особых надежд или предвосхищения результатов.
Если бы только всё было так просто.
Мельнице требовался гораздо более серьёзный ремонт, чем мне сперва показалось. Всё это сооружение было не прочнее карточного домика. Несколько раз, когда я пыталась заколотить дыру, увесистая часть крыши неожиданно решала, что наконец наступило самое время прикончить меня. То, что этого так и не произошло, можно считать настоящим чудом. И я преодолела все невзгоды. Да, это была тяжёлая и опасная работа, но голос в моей голове твердил, что в конце концов эти усилия оправдают себя.
Самым сложным было держать всё в секрете. Я знала, что если сестра или брат обо всём этом узнают, мне придётся прекратить. “Это небезопасно!” — так они бы сказали. — “Кобылка не должна заниматься такими вещами”. И этим увещеваниям не было бы конца. Поэтому каждый вечер, прежде чем вернуться домой, я останавливалась у ручейка, который пробегал рядом с нашей яблоневой фермой. Я умывалась, соскребая всю грязь, краску и кровь, расчёсывала свою шёрстку так, чтобы не было видно порезов и царапин; и только уверившись, что все улики сокрыты, направлялась на ужин. Они так ничего и не заподозрили, за что я была благодарна судьбе.
Скрывать моё сольное приключение от своих друзей было ещё одной трудной задачей. Мы заключили соглашение, что вместе будем пробовать получить свои метки судьбы, и в конечном итоге получим их тоже все вместе. Если бы они хоть краем уха услышали, что я занимаюсь поиском метки в одиночку, то мне бы не поздоровилось.
В отличие от родни, мои друзья начали что-то подозревать. Они застали меня выходящей из леса поздно вечером, всю покрытую грязью и царапинами. Если бы они спросили о том, где я была, то я бы сказала, что просто решила прогуляться. Если бы они спросили о царапинах, то я бы ответила, что свалилась в колючку, споткнувшись о камень. И хотя я далеко не лучший лжец в мире, это звучало бы убедительно. Но они только пожали плечами и пошли своей дорогой, а я облегчённо выдохнула и продолжила свою работу.
Добывать нужные материалы само по себе было непростой задачей, однако это было ещё и настоящим испытанием для моей совести. Ведь я жила на ферме, где можно было найти любые принадлежности для починки всего и вся, просто оглядевшись по сторонам. Гвоздодёры, молотки, отвёртки, доски, телеги, — всё, что пожелаешь, прямо у моих копыт, ждёт не дождётся, чтобы его взяли. Но всё же это были не мои инструменты, они принадлежали всей семье. Конечно, это не было бы воровством, но брать вещи без разрешения всё равно было чем-то недопустимым. Я могла бы попросить разрешения, но моя просьба совершенно точно не осталась бы без излишнего внимания. У меня бы спросили, зачем понадобились инструменты. Потом — куда это я собралась. А после запретили бы выходить из дому. Это была безвыходная ситуация. Мне пришлось выбирать между мельницей и чистой совестью.
Я выбрала мельницу.
На ремонт ушли месяцы упорного труда, но я справилась. В одиночку, без чьей бы то ни было помощи. В глубине души что-то подсказывало: никто и никогда не оценит мой труд. Мельница была слишком далеко от проторённой тропы, и чтобы заметить её, нужно было свернуть с дороги и порядком проплутать по лесу. Но это не омрачало моей радости. Я проделала всю работу для себя самой. Если бы кто-нибудь наткнулся на мельницу и приятно удивился своему открытию — что ж, я была бы счастлива за него. Возможно, мельница вдохновила бы этого путника на новую картину или песню. А может быть, незнакомец решил бы использовать мельницу по назначению, и её колесо больше не вращалось бы впустую.
А возможно, она так и останется покинутой. Меня это не заботило. Мельница была моей красой и гордостью, а это у меня уже никто и никогда не отнимет.
Я вытерла пот со лба и прихрамывая побрела к дому. Каждый шаг заставлял меня морщиться от боли. Стоило один-единственный раз оступиться на тропинке, и я уже получила вывих лодыжки. Синяки и порезы можно было легко скрыть, однако утаить подобную хромоту представлялось почти невозможным. Но я закусила губу и продолжила свой путь. Пот смешивался со слезами, надёжно скрывая их. Когда последние деревья остались позади, я шла уже почти нормально. Где-то на западе садилось солнце, выплёскивая на небо сверкающее море красного и оранжевого. Я остановилась, чтобы насладиться зрелищем. Это было ошибкой.
С громкими криками Свити Белль и Скуталу выскочили из кустов. Они проделывали подобное уже много раз — так много, что я даже не подпрыгнула от удивления. Поднятые копыта были направлены на меня, выражение искреннего удивления не покидало их лиц. И нескончаемый поток вопросов наконец обрушился на меня.
“Где ты была?”
“Что ты делала?”
“Почему ты хромаешь?”
“И что это у тебя на боку?!”
Последний вопрос поразил меня. Я широко распахнула глаза — даже шире, чем Скуталу в тот момент — и повернула голову. Я удивлённо вскрикнула, как только увидела причину вопроса, мой голос надломился даже больше, чем у Свити Белль, когда та делилась своим наблюдением.
Мой бок теперь покрывали не одни лишь одинаковые жёлтые волоски. Компанию им составляли молоток и кисточка.
Моя метка судьбы.
Огромная волна эмоций захватила меня. Восторг, страх, печаль, сожаление, радость.
Наконец-то.
Наконец-то я получила свою метку.
Но самыми сильными оказались негативные эмоции.
Стыд.
Боязнь.
Я не смогла посмотреть Свити Белль и Скуталу в глаза. Это значило посмотреть в глаза пони, которых я подвела. У нас был договор, а я его нарушила. Цель “заработать метки судьбы вместе” должна была стать нашей нерушимой связью — тем, что объединяло бы нас всегда, несмотря на то, что мы могли отдалиться друг от друга повзрослев. Желание совместно заработать метки судьбы соединило нас троих, и должно было удерживать вместе.
А я всё испортила.
Не обращая внимания на их взволнованное дыхание и неразборчивые “что?” и “как?”, я опустила свои голову и поплелась к ферме Сладкое Яблоко. Я прекрасно понимала, что как только я доберусь туда, я буду разоблачена; разоблачена как дикарка, разоблачена как лгунья и, хуже всего, разоблачена как недостойная входить в семью Эпплов.
На моё сердце навалилось тягостное ощущение стыда, и я снова начала хромать.
Семья Эпплов гордится своими традициями.
Если ты Эппл, настоящий Эппл, то обязательно получишь яблочную метку судьбы.
Даже если судьбой тебе предначертано стать успешным актёром, на твоём боку всё равно появится метка в виде яблока.
Это метка настоящего Эппла.
А на моём боку этой метки не было.
Поначалу, я думала — я надеялась — что это всего лишь обманчивое первое впечатление. Я надеялась, что в угасающем свете дня я просто не разглядела яблоко, или же что яблоко появилось как-то так, что я не могла его разглядеть, как ни изгибала шею.
Но я просто пыталась выдать желаемое за действительное. Когда я наклонилась к ручью, чтобы смыть грязь и слёзы, я уловила отражение и моего бока.
На нём были только молоток, кисточка и больше ничего. Даже яблочного семечка.
Как бы безумно это ни звучало, я ощутила непреодолимое желание покончить со всем этим прямо на месте. Ещё не достигнув совершеннолетия, ещё не закончив школу, я действительно была готова утопиться в стремительном потоке. Но в тот момент я была растеряна и в полном смущении. Я знала, что эта метка не принесёт с собой ничего хорошего. Я знала, что не случится ничего хорошего, когда я войду в распахнутую дверь родного дома. Я знала, что не случится ничего хорошего ни завтра, ни послезавтра, ни какой-либо в другой день.
И я знала, что я была “неправильной”, по крайней мере в том смысле, что говорили о “неправильности” наши традиции.
Я не была Эпплом.
Я сомневалась, что меня и за пони-то можно было считать.
Ураган эмоций и мыслей уносил от лёгкой мрачности в непроглядную тьму. Скоро меня начнут искать, и я спорила сама с собой, стоит ли доставлять всем удовольствие найти меня. Огни всё ещё горели в нашем доме, я даже могла различить силуэт незаменимой шляпы моей сестры, маячивший в окне. Её громкий, звонкий голос можно было расслышать даже отсюда. Я прикусила губу и на моих глазах вновь навернулись слёзы.
Что же мне было делать?
Я посмотрела на луну. Она сияла ярче, чем когда-либо на моей памяти. До того момента я и представить не могла, что однажды увижу её такой яркой как этой ночью. Было что-то успокаивающее в её свете. Это сияние объяло меня и внушило, что всё ещё может быть хорошо. Пусть это и не утешило меня совсем, но этого было достаточно.
И, в последний раз сполоснув лицо в ручье, я направила копыта к дому.
Они набросились на меня, стоило мне только открыть дверь. Крики, вопросы, объятия; Большой Макинтош так обхватил меня своими передними ногами, что я едва могла дышать. Все немного успокоились спустя минуту, и вопросы стали более разборчивыми.
“Где ты была?”
“Что ты делала?”
“Откуда на тебе кровь?”
“И что это у тебя там на боку?!”
Я не стала опускать голову на этот раз. Нет, я вздёрнула свой подбородок так высоко, как только могла, и повернулась так, чтобы мой бок был виден всем. Пусть они возненавидят меня за то, кем я стала, но я не доставлю им удовольствия сломить меня. Пускай они отрекутся от меня, пускай бросают в меня оскорбления и камни, но им не одержать победы. Я была уверена, что не позволю этому случиться.
Эпплджек наклонилась, морща лоб и прищурив глаза. Она посмотрела на метку, потом на меня, потом опять на метку, потом опять на меня.
Да давай же уже, спускай курок! Так думала я. Не томи ожиданием и просто добей меня!
Она пристально посмотрела мне прямо в глаза, и в этом взгляде я различила волну захлестнувших и её саму чувств.
И вот, решающий момент наступил. Момент, который разнёс в щепки все мои ожидания.
Она рассмеялась самым искренним образом и заключила меня в объятия. Она буквально вышибла из меня дух — как своим крепким сестринским объятием, так и своей неожиданной реакцией.
Это был не злой смех издёвки. Это был смех настоящего друга.
Смех той пони, которая любила меня.
“Ты получила её, Эпл Блум!” — выдохнула она приглушённо, её голова всё ещё покоилась на моём плече. — “Ты наконец-то получила её!”
Я посмотрела на неё в растерянности. “Ты не злишься?” — спросила я.
Теперь уже она озадаченно смотрела на меня: “С чего ж это мне злиться на тебя?”
Я вздохнула и отстранилась от неё, покачала головой и грустно повернула голову к своей метке. “Посмотри на неё, Эпплджек. Ничего не замечаешь? Не замечаешь, что чего-то не хватает?”
Эпплджек наклонила голову и подпёрла копытом подбородок. Она долго смотрела на метку — так долго, что я не смогла уже терпеть.
“На ней нет яблока, Эпплджек! Только этот молоток и кисточка.” — я рухнула на колени вся дрожа. Я обещала себе самой, что не доставлю им удовольствия сломить меня, но похоже на то, что в тот день только нарушать обещания у меня и получалось.
“Я не Эппл,” — произнесла я всхлипывая. — “Я... Я не Эппл.” Я уронила голову на пол с громким тук, не сдерживая рыданий. Мои слёзы капали на трещины в полу и просачивались сквозь них.
Почти как река.
Эпплджек вновь обняла меня, нашёптывая ласковые слова. Затем я почувствовала, как к нашему объятию присоединились и мощные передние ноги брата. И последним я ощутила на своей спине слабое прикосновение копыта Бабули Смит, оно дрожало от возраста и эмоций.
“Ты Эппл,” — прошептала Эпплджек мне в ухо. — “И ты моя сестра. Мы все любим тебя. Не смей даже думать иначе.”
Я снова начала плакать, но в этот раз слезами облегчения. Не страха, не гнева, только облегчения. Всё обернулось не так плохо, по крайней мере не так плохо, как я ожидала. Мне всё ещё нужно было встретиться со Свити Белль и Скуталу. Извиниться перед ними за то, что я нарушила наш договор, и за то, что сбежала от них ничего не сказав. Простят ли меня они или нет было загадкой, но этой ночью мне было всё равно.
Я была голодной и уставшей.
Слова могли подождать до завтра.
И по сей день эта мельница не обрела своего владельца. Время от времени я сама подумываю переехать туда, но быстро отметаю этот соблазн. И хотя чувствую, что проделала отличную работу, восстанавливая это место, ведь жить на мельнице в сущности не так уж удобно... К тому же, ничто уже не отнимет того, что я обрела благодаря этому месту. И в то время как я благодарна, что наткнулась на него, я чувствую, что самой почтительной вещью, которую я могу сделать для него, будет просто оставить всё как есть.
Неплохо и просто оставить всё таким, какое оно есть.